Глава 5

Оливер

Рука Маршалла — нет — рука Папочки лежала на дверной ручке, и мое сердце колотилось со скоростью миллион километров в час. Раньше я никому не позволял заглядывать в мою спальню. Даже тетя Милли и тетя Холли никогда не осмеливались заходить внутрь. Это не было прописанным правилом, но, хотя они знали некоторые вещи о моем лайфстайле, всегда предпочитали уважать мое личное пространство. Я всегда знал, что рано или поздно кто-нибудь увидит, но никогда не думал, что это произойдет сейчас и при таких обстоятельствах.

Я слегка пошевелился, чувствуя, как сперма холодеет на моей коже.

Я потянулся и коснулся его руки, не давая ему повернуть ручку. Я мог это сделать. Мог позволить ему увидеть. Мог впустить его. До сих пор все складывалось идеально, не было причин думать, что это станет для него переломным моментом, но я ничего не мог поделать с той крошечной частью себя, которая сомневалась в нем. Маршалл хорошо говорил, но был ли он на самом деле готов к этому.

Мы простояли так несколько минут, и я понял, что веду себя просто нелепо. Я не мог оставить его вечно торчать возле моей спальни. Умом понимал, что мог бы сказать ему, что передумал, стоп-слово, чтобы все прекратить, но не хотел этого делать. Мне хотелось, чтобы он увидел, прикоснулся. Для этого я должен был позволить ему открыть дверь.

Сделав глубокий вдох, я рискнул. Скользнув пальцами по тыльной стороне его ладони, опустил свою руку и кивнул. Приняв это за разрешение, Маршалл повернул ручку и толкнул дверь.

Моя кровать стояла в центре. У меня была двуспальная кровать, достаточно большая, чтобы мне было удобно, но в то же время маленькая, чтобы я не чувствовал себя таким одиноким, две тумбочки в тон и комод, приставленный к стене рядом с креслом, которое я использовал как дополнительную корзину для белья. Это, пожалуй, были самые непримечательные вещи в моей комнате. Она не была похожа ни на комнату взрослого, ни на детскую.

Стены были выкрашены в пастельно-желтый цвет, но одной стены почти не было видно, так плотно она была покрыта моими картинками и рисунками. Я не мог повесить их на холодильник на случай, если заедут друзья или родственники, а выбросить их я не мог. Блин, у меня даже не хватило духу их снять. На самом деле, они были довольно изящными, если можно так выразиться. Издалека они выглядели как какой-то коллаж в стиле современного искусства, пока не подойдешь поближе и не поймешь, что это просто страницы из книжки-раскраски и небрежно нарисованные рисунки.

У меня стоял милый желтый книжный шкаф в форме жирафа, одна из полок которого была забита детскими книжками, а другая — гей-романами. Мое желтое одеяльце и разные мягкие игрушки занимали видное место на моей кровати. Поильник с водой, который я держал рядом с кроватью, был наполовину полон, а рядом лежала моя соска. Ага. Я был Малышом.

Я практически чувствовал, как Маршалл осмысливает все это. Мне показалось, что прошли минуты, но на самом деле прошло всего пару секунд, когда он положил руку мне на поясницу и слегка подтолкнул, чтобы я двигался дальше.

Войдя в свою комнату, я остановился посередине и с тревогой перебирал руки. Что Маршалл хотел, чтобы я сделал? Он хотел, чтобы я разделся здесь? Хотел, чтобы лег на кровать, чтобы он мог раздеть меня сам? Чего он хотел? Аргх! Я ненавидел не знать.

Папочка решил проблему, остановившись передо мной и взяв меня за руки. Разведя их друг от друга, он приподнял их и поцеловал тыльные стороны ладоней, прежде чем снова опустить их по бокам от меня.

— Мое маленькое Солнышко очень нервничает, не так ли?

Отчаянно кивая, почувствовал, как моя нижняя губа выпячивается. Я думал, что выгляжу очаровательно, когда дуюсь. Я достаточно часто репетировал перед зеркалом. Он тоже считал меня очаровательным?

— Тебе нужно что-нибудь, чтобы успокоиться, пока я буду приводить тебя в порядок? — спросил он с вновь разгоревшимся огнем в глазах и понимающей ухмылкой на губах.

Я понятия не имел, в каком направлении он движется, но моему члену это понравилось. И все еще был немного чувствителен после недавнего оргазма, но все равно чувствовал, как мой член пытается откликнуться на голос Папочки.

— Да, пожалуйста, Папочка. — Мой член дернулся, когда я почувствовал вкус этих слов во рту. Реакция Папочки была столь же заметна. Опустив взгляд, увидел выпуклость у него в штанах, впечатляющую, если судить по тому, что я почувствовал своей задницей, и подумал, не таким ли образом он планировал помочь мне расслабиться. Сосание чего-то действительно делало меня счастливым.

Должно быть, Папочка прочитал мои мысли, но вместо того чтобы расстегнуть молнию на джинсах, но повернулся, подошел к моей тумбочке и взял соску. О боже, это происходило наяву. Румянец залил мое лицо и грудь, когда во мне разгорелось тлеющее желание. Наблюдая, как он возвращается ко мне, я чувствовал себя таким маленьким и покорным.

Его глаза прожигали дыры в моих губах, когда он вернулся и поднес соску к моему рту. Он держал ее на расстоянии нескольких сантиметров от моих губ. Я приоткрыл губы и ждал, думая, что он собирается засунуть ее мне в рот, когда понял, чего он хочет.

— Какой цвет?

Я застонал от того, что он спросил меня об этом. Я так долго ждал, и Маршалл стоил каждой минуты.

— Зеленый, — проговорил я с жалобным вздохом.

— Тогда ты знаешь, что делать.

Встретившись с ним взглядом, я облизнул губы и опустил руку ему на плечо для равновесия, приподнявшись на цыпочки и обхватив губами соску. Я ожидал, что он отпустит меня, но он удерживал соску и меня в том положении, в котором хотел. Закрыв глаза, я наслаждался ощущением его хватки на моей соске, его доминированием надо мной. Мне это нравилось. Я нуждался в этом. И хотел большего.

Я подался бедрами вперед, надеясь, что он окажется достаточно близко, чтобы я мог потереться членом о его твердое тело, но другой рукой он схватил меня за талию достаточно сильно, чтобы остановить мои движения.

— Непослушный мальчик, — прошептал он, но я мог сказать, что он не был расстроен или разочарован во мне. — Я пришел сюда, чтобы привести в порядок своего грязного мальчика, но теперь он отвлекает меня.

Я застонал и попытался снова толкнуться к нему, проверяя его силу, но он только крепче сжал меня. Мяукая вокруг соски, открыл глаза и обратил на него умоляющий взгляд. Я хотел умолять его снова прикоснуться ко мне, но вспомнил, что он сказал всего полчаса назад.

«Если Папочка вставляет мне соску в рот, то она остается во рту», — подумал я, мысленно повторяя это правило.

Правила… о боже, одна мысль о том, что у меня есть правила, была такой чертовски сексуальной.

Он облизал губы, сосредоточившись на моем рту, обхватившем соску, которую держал в руке.

В его глазах вспыхнул огонек.

— Пососи ее для меня, Солнышко.

Я издал горловой стон, повинуясь команде, и начал сосать ее, будто сосал его твердый член.

— Я чувствую это, — прошептал он тем же страстным, грубоватым голосом.

И я тоже. Сила его хватки придавала странное сопротивление, к которому я не привык. Пока я сосал, вместо того чтобы двигать соску во рту, моя голова скользила вверх и вниз по пустышке. Я поднял голову и встретился с ним взглядом, посасывая соску, пока мы смотрели друг на друга в тишине комнаты.

Медленно и целеустремленно он опускал руку, пока мои ноги снова не оказались в удобном положении на полу. Маршалл отпустил соску, и знакомое движение вернулось. Я хмыкнул, наблюдая за ним и гадая, что он собирается делать дальше.

Мне не пришлось долго ждать, когда он опустился на колени. Потом скользнул пальцем под резинку моего носка, в то время как другой рукой похлопал меня по ноге. Так, сначала носки. Мне всегда казалось, что стоять голышом в носках выглядит забавно. Очевидно, Папочке пришла в голову та же мысль. Подняв ногу, я опустил руку ему на плечо для равновесия и наблюдал, как он стягивал ткань с моей ступни. Я хихикнул, когда его пальцы скользнули по моей стопе, но он не задержался. Поставив мою ногу обратно, потянулся за другой и повторил тот же процесс.

Он посмотрел на меня темными голодными глазами. Папочка хотел меня. Сначала мне было трудно в это поверить, но страсть так сильно витала в воздухе, что я почти мог прикоснуться к ней. Он встал, и я зачарованно проследил за его руками, когда тот потянулся к застежкам на моей груди. Его пальцы скользнули под ремешок и коснулись моих маленьких твердых сосков.

В ответ я изо всех сил засосал соску и мысленно умолял его сделать это снова. Передняя часть моего комбинезона опустилась, когда он расстегнул застежку и перекинул лямку через мое плечо. Я слегка подпрыгнул, когда маленькая металлическая пряжка ударила меня по пояснице.

Папочка протянул руку и обвел большим пальцем мой сосок, надавливая на ткань моей футболки.

— Моему маленькому Солнышку весело, не так ли?

Я знал, что лучше промолчать, но также знал, что, если Папочка задает вопрос, он ожидает ответа… вероятно это было универсальное правило Папочки Дома, записанное в каком-нибудь мистическом сборнике правил age play. Я кивнул и прижался грудью к его руке.

Он засмеялся и взялся за другую застежку, удерживающую мой комбинезон.

— Мое Солнышко — нетерпеливый маленький мальчик, который так хочет угодить своему Папочке.

Я не смог сдержать стон, вырвавшийся у меня из груди. Каждый раз, когда он называл себя Папочкой, во мне пробуждалось что-то такое, что требовало большего.

Он расстегнул вторую пряжку за рекордно короткое время, но пуговицы на моей талии удерживали мои шорты. Папочка перебирал пуговицы, глядя на меня сверху вниз. И, не говоря ни слова и не отрывая от меня взгляда, одну за другой расстегивал пуговицы. Я почувствовал, как он напрягся, когда потянулся к следующей пуговице, и понял, что как только тот расстегнет ее, мой комбинезон окажется на полу у моих лодыжек.