Он застенчиво кивнул, глядя на меня снизу вверх, чтобы прочитать выражение моего лица. Оливер расслабился, когда я остался открытым и честным, принимая его.

— Только иногда. У меня есть подгузники для случаев, когда я испытываю особый стресс и хочу почувствовать себя маленьким.

Я улыбнулся, все еще улавливая его уточнения.

— Как часто это «иногда»? Это может означать что угодно: от «ежедневно» до «раз в несколько недель».

Он ссутулился и пожал плечами, не желая говорить мне.

— О, Солнышко, — пробормотал я, опуская руки, чтобы пощекотать его. — Это не ответ.

Смеясь, Оливер бесконтрольно задергался, моля о пощаде.

Решив, что с него хватит наказания, я остановился и подождал, пока он отдышится.

— Ну?

— Раз в неделю? Иногда чаще, если я особенно напряжен на работе.

Кивнув, я наклонился и коснулся губами его щеки, вознаграждая за честный ответ.

— Спасибо, что доверяешь мне, Солнышко. Мой следующий вопрос может оказаться для тебя еще сложнее.

Он оглянулся через плечо, широко раскрыв глаза, словно догадываясь о направлении моих мыслей.

— Ты их используешь? — спросил я без тени осуждения или обвинения.

Его лицо залилось краской, когда он отчаянно замотал головой.

— Нет. Мне просто нравится ощущать их на моем теле, и как они заставляют меня чувствовать себя морально.

Я прищурился, глядя на него. У меня возникло ощущение, что Оливер был не до конца честен со мной.

— Ты использовал их раньше?

Он прикусил губу и покачал головой.

— Ты не думал, чтобы использовать их?

Он отвел взгляд, повернулся ко мне спиной и пожал плечами. Я воспринял это как согласие.

Ладно, теперь мы пришли к чему-то.

— Это потому, ты чувствуешь, что ты сделал бы это со своим Папочкой, а не в одиночку?

Его тело дернулось, но я ждал. Он снова пожал плечами.

Кивнув, я обнял его и притянул к себе, чтобы он снова почувствовал комфорт моего тела.

— Все в порядке, Солнышко. Я понимаю.

Поняв, что я пока не собираюсь давить на него — для этого всегда найдется время позже — он с облегчением вздохнул.

Откинувшись, я вернулся к вопросу, который он задал мне ранее, к вопросу, на который я пытался ответить, пока меня не отвлекли собственные вопросы.

— Возвращаясь к идее age play, я нашел много из того, что читал об эротике. Представляя нас вместе, мне нравилось, как много контроля ты передаешь мне.

Я почувствовал, как он пошевелился в моих объятиях при упоминании о контроле, и понял, что снова раздуваю пламя. Это было справедливо, поскольку чувствовал, как оно горит во мне с тех пор, как мы встретились. Это было похоже на пытку, но я хотел большего и надеялся, что Оливер тоже.

Я понизил голос, надеясь, что не испорчу все.

— Я не мог не представить, как просыпаюсь и оставляю тебя спать в своей постели, пока готовлю нам завтрак. Я будил тебя и одевал в одежду, которую выбирал сам, всегда желая, чтобы мой мальчик выглядел и чувствовал себя наилучшим образом. После завтрака я позволял тебе поиграть на полу в моем кабинете, пока я работал. Если бы ты был хорошим мальчиком, я бы, наверное, дал тебе угощение, — прошептал я, проводя рукой по его шортам. Его эрекция была напряжена, и он бесстыдно приподнял бедра, чтобы сохранить контакт.

Почувствовав его реакцию на мои слова, я продолжил свою маленькую фантазию.

— Я бы уложил тебя вздремнуть, потому что решил, что тебе это нужно, и если бы ты был хорошим мальчиком, я бы присоединился к тебе.

— Я был бы хорошим! Таким хорошим. — Слова вырвались из него вместе с жалобным стоном. — Пожалуйста!

— Тебе это нравится, Солнышко? Ты бы хотел, чтобы я забрался к тебе в постель и позаботился о нуждах моего мальчика? — спросил я, поглаживая через шорты его член.

— Да, — воскликнул он. — Твой мальчик. Хороший мальчик.

— Чего ты хочешь, Солнышко? Ты хочешь кончить? Ты знаешь, что для этого нужно получить разрешение. Папочка заботиться о его мальчике, так что все, что тебе нужно сделать, это попросить. — Блядь, одна мысль о том, что ему придется просить о том, чтобы кончить, была безумно возбуждающей. Мой член был таким твердым, что я знал — он чувствует это своей задницей.

Он застонал и отчаянно закивал, когда я крепко сжал рукой его член.

Чувствуя его сквозь ткань комбинезона, Оливер идеально помещался в моей руке, и я знал, что он также хорошо поместился бы у меня во рту. Его ладонь сжалась вокруг моей руки, ногти слегка впились в кожу, когда он тяжело задышал. Я пошевелил бедрами, чтобы потереться своим ноющим членом о его задницу. Чувствуя под собой тяжелый стержень, Оливер становился все более неистовым, когда умолял о большем.

— Пожалуйста, Маршалл, я хорошо себя вел.

— Так дело не пойдет. Когда я даю своему мальчику то, что ему нужно, как ты меня называешь? Ты уже сказал это сегодня однажды. Я хочу, чтобы ты сказал это, когда кончишь для меня.

Я знал, что он был близко, поэтому крепче сжал его и наклонился, чтобы прошептать на ухо.

— Для кого ты собираешься кончить? Я хочу, чтобы ты кончил для Папочки.

— Папочка! — Его член пульсировал в моей руке, когда он кончил. Я гладил его еще несколько мгновений, чтоб продлить его удовольствие, пока он не заскулил и не попытался слабо оттолкнуть мою руку.

Мне хотелось поднять его на руки и прижать к себе, но я не мог оставить своего мальчика грязным.

— Солнышко?

— Хм? — ответил он, уткнувшись рукой в мою руку. Возможно, это из-за оргазма или из-за того, что он чувствовал себя в безопасности, но мне понравилось, каким ласковым он был со мной.

— Ничего, если я приведу тебя в порядок? Я пойму, если это будет слишком рано, и ты предпочтешь сделать это сам, — добавил я, поскольку заставить его кончить не означало согласие на мою заботу и контроль. — Если ты хочешь, чтобы это сделал я, то отведу тебя в твою комнату, раздену, приведу в порядок, а затем переодену во что-нибудь более удобное.

Он немного полежал в моих объятиях, прежде чем, наконец, кивнул.

— Мне нужны слова, Солнышко. Ты же знаешь, как они важны.

— Я грязный, Папочка. Ты можешь помочь мне привести себя в порядок?

— Это было бы честью для меня, детка.

Оливер перекатился на бок и смерил меня испепеляющим взглядом. Его лицо было сморщенным и идеальным, но я понятия не имел, что я такого сделал, что заставило его так на меня смотреть.

— Что?

— Детка — хорошо, но Солнышко — еще лучше.

Я почувствовал, как на моем лице расползается улыбка.

— Тебе нравится, когда я называю тебя Солнышком?

В первый раз это вырвалось само собой, но мне так понравилось, и это так подходило к его характеру, что я продолжил его использовать. Очевидно, моему мальчику это понравилось не меньше.

— Что ж, — сказал я, помогая ему встать и стаскивая нас с дивана. — Я испачкал мое маленькое Солнышко, так что мне нужно его хорошенько помыть.

Я опустил руку ему на бедро, чтобы поддержать, когда он пошатнулся. Меня захлестнула гордость о того, что я помог ему устоять на ногах. Дом Оливера был не очень большим, поэтому я взял его за руку и вывел из гостиной в направлении, как я предположил, его спальни. Взявшись за дверную ручку, я был удивлен, когда почувствовал, что рука Оливера легка на мою, останавливая мои движения.

Он пристально смотрел на свою дверь. Я понял. Его спальня была его личным пространством, вероятно, там он чувствовал себя свободным и мог быть на все сто процентов самим собой. Это был важный момент — впустить меня… впустить кого угодно. Наконец, после нескольких напряженных минут, в течение которых я был уверен, что он передумал, Оливер глубоко вздохнул, опустил руку и кивнул.