Один месяц в том году мы собирались потратить на ловлю марлина у берегов Кубы. Начали десятого а ...

Один месяц в том году мы собирались потратить на ловлю марлина у берегов Кубы. Начали десятого апреля, к десятому мая добыли двадцать пять марлинов, а оплаченное время кончилось. Тут-то бы купить подарков для раздачи в Ки-Уэсте, залить в «Аниту» дорогого кубинского бензина на обратный путь и немного сверх, получить добро от таможни и отправиться домой. Но большая рыба ещё не пошла.

— Может, ещё месяц, кэп? — спросил мистер Джози, хозяин «Аниты». Он сдавал её за десять долларов в день против обычных тогда тридцати пяти. — Согласен на девять долларов.

— Где б их взять?

— Отдашь, когда будешь при деньгах. «Стандарт Ойл Компани» на той стороне залива верит тебе в долг, а когда выставят счёт, оплачу его из денег за прошлый месяц фрахта. А если погода не задастся, ты чего-нибудь напишешь.

— Хорошо, — сказал я, и мы рыбачили ещё месяц. Добыли сорок два марлина, а большая рыба всё не шла. В тёмном сильном потоке у Морро, где поля рыбьей мелочи иногда простирались на целые акры, там из-под носа лодки взлетали летучие рыбы и сверху постоянно кружили птицы. Но огромных синих марлинов мы не видели, хотя каждый день ловили или упускали белых, а однажды я добыл их пять.

На берегу нас любили, потому что всю свою рыбу мы потрошили и раздавали даром, и когда мы поднимали флаг с марлином и возвращались мимо Эль-Морро и дальше по каналу к пристаням площади Сан-Франциско, в порт сбегались толпы. За фунт марлина рыбаки просили тогда восемь-двенадцать центов, а на рынке он стоил вдвое дороже. Как-то мы пришли с пятью флагами, и полиции пришлось разгонять толпу дубинками. Скверное дело. Но такой уж скверный был на Кубе год.

— Чёртова полиция отпугивает наших всегдашних заказчиков и расхватывает всю рыбу, — проворчал Джози. — Тебя куда принесло? — осадил он полицейского, который тянулся к десятифунтовому куску марлина. — Впервые вижу твою рожу. Как тебя зовут?

Полицейский назвался.

— Есть он в журнале compromiso, кэп?

— Нет.

В этот журнал мы записывали тех, кому обещали рыбу.

— Запиши, что ему полагается небольшой кусок на следующей неделе, кэп, — сказал Джози. — А теперь иди к чёрту, полицейский, и наших друзей не колошмать. Глаза б мои не видели проклятой полиции. Давай. Забирай дубинку, пистолет и выметайся из порта, если ты не из портовых.

Наконец вся рыба была разделана, поделена согласно журналу, а желающие получить кусок на следующей неделе переписаны.

— Ступай-ка в «Амбос Мундос», кэп, и прими душ. Зайду попозже, двинем во «Флоридиту» и потолкуем. Допёк меня этот полицейский.

— Идём вместе. Тоже ополоснёшься.

— Нет. Я и здесь как-нибудь. Я не потел сегодня столько.

И я дошёл по мощёной улочке до отеля «Амбос Мундос», узнал, есть ли для меня письма, потом доехал лифтом на верхний этаж. Мой номер помещался в северо-восточном углу, в окна задувал холодный пассат. Я взглянул сверху на крыши старого города, на гавань за ними, посмотрел, как в море не спеша выходит «Орисаба», светясь всеми огнями. Пять рыб меня утомили, хотелось прилечь. Но я знал, что если лягу, то усну, и я сидел на кровати, смотрел на охоту летучих мышей за окном, наконец разделся, принял душ, надел свежее и спустился вниз. Джози переминался у выхода.

— Ты, наверно, устал, Эрнест, — сказал он.

— Нет, — солгал я.

— А я устал. Хотя просто смотрел, как ты тянешь рыбу. До нашего рекорда — семь и глаз восьмой — недостало всего двух.

Думать о глазе восьмой рыбы ни я, ни Джози не любили, но всегда поминали эту добавку.

Мы шагали по узкому тротуару бульвара Обиспо, и Джози глазел на освещённые витрины. Он никогда ничего не покупал, пока не придёт время возвращаться, но глазеть любил на всё, что выставлено. Мы миновали последние два магазина, лотерейную контору и толкнули дверь старушки «Флоридиты».

— Присел бы ты, что ли, кэп, — предложил Джози.

— Я уж лучше на ногах, у стойки.

— Пива, — потребовал тогда Джози. — Немецкого пива. А тебе чего, кэп?

— Дайкири со льдом, без сахара.

Константе смешал в шейкере на три порции и одну налил мне. Я ждал, когда Джози начнёт о деле. Он начал, едва прибыло его пиво.

— Карлос говорит, большая рыба вот-вот пойдёт. — Карлос, наш кубинский друг, был отличным профессиональным рыбаком. — Говорит, впервые видит такое течение и что, когда она пойдёт, то всех удивит. Говорит, пойдёт обязательно.

— Мне тоже сказал.

— Если хочешь попытать удачи ещё месяц, кэп, сойдёмся на восьми долларах в день, и могу готовить, чтобы не тратиться на сэндвичи. Зайдём в бухточку на обед, и я что-нибудь соображу. Нам постоянно попадаются эти бонито с волнистыми полосками. На вкус они не уступят молодым тунцам. Карлос говорит, может брать для нас на рынке чего подешевле, когда ходит за наживкой. А ужинать будем в ресторане «Жемчужина Сан-Франциско». Вчера вечером наелся там всего за тридцать пять центов.

— Вчера вечером я не ел и сэкономил.

— Ты должен есть, кэп. Наверно, потому сегодня и подустал.

— Знаю. Но сам ты хотел бы рыбачить ещё месяц?

— Ну, ещё месячишко не вытащим «Аниту» на сушу, это терпит. Не бросать же ловлю сейчас, когда на подходе большая рыба?

— Может, у тебя есть дела поважнее?

— Нет. А у тебя?

— Думаешь, рыба и впрямь пойдёт?

— Карлос говорит, просто обязана.

— А вдруг клюнет, а мы с ней не управимся с нашими-то снастями.

— Должны управиться. Если будешь есть досыта, никуда ей не деться. А мы будем есть досыта. Я думал ещё кое о чём.

— О чём?

— Если ты завяжешь с развлечениями и будешь ложиться пораньше, просыпаться с рассветом и писать, то к восьми сможешь выдавать дневную норму. К выходу в море мы с Карлосом и сами всё подготовим, тебе останется только ступить на борт.

— Ладно. Скажем «нет» развлечениям.

— Они-то тебя и выматывают, кэп. Но совсем завязывать ни к чему. Развлекайся вечерами в субботу.

— Отлично, — сказал я. — Развлечения только по вечерам в субботу. А о чём мне писать?

— Решай сам, кэп. Не моё это дело. До сих пор у тебя выходило неплохо.

— О чём бы хотелось прочесть тебе?

— Ну, можно про Европу, что ли, или о Западе, или о том, как ты бродяжил, о войне, о чём-то таком. А один рассказ можно просто о том, что мы с тобой знаем. Напиши о том, что повидала «Анита». Добавь туда развлечений, чтобы угодить всем.

— Я завязываю с развлечениями.

— Верно, кэп. Но вспомнить-то у тебя есть о чём. Что тебе завязка теперь?

— Да, — согласился я. — Большое спасибо, Джози. Начну писать утром.

— А первым делом, прямо сейчас, съешь недожаренный бифштекс побольше, тогда завтра проснёшься бодрым, захочется писать и рыбачить. Карлос ждёт большую рыбу со дня на день. Ты должен встретить её со свежими силами.

— Не повредит мне ещё один коктейль, как по-твоему?

— Скажешь тоже! В них только ром и немного лаймового сока с мараскино. Для мужчины это пустяк.

Тут в бар зашли две знакомые нам девушки. Привлекательные, свежие, настроенные на приятный вечер.

— Рыбаки, — сказала одна по-испански.

— Два больших, крепких рыбака, недавно с моря, — подхватила другая.

— Скажем «нет», — шепнул мне Джози.

— Скажем «нет», — подтвердил я.

— Секретничаете? — спросила одна.

Она была до невозможности миловидной, и хотя благородность линии её красивого носа когда-то чуть подпортила рука одного из прежних дружков, сбоку это в глаза не бросалось.

— Мы с кэпом обсуждаем дела, — сказал девушкам Джози, и те послушно отошли к дальнему краю стойки. — Видишь, как просто? — спросил. — Я занимаюсь девушками, а тебе всего-то и надо, что вставать рано утром, писать и набираться сил, чтобы выудить рыбу. Большую рыбу. Которая потянет на тысячу и больше фунтов.

— Давай наоборот, — предложил я. — На мне девушки, а ты будешь вставать рано утром, писать и набираться сил, чтобы выудить рыбу весом больше тысячи фунтов.

— Я и рад бы, кэп, но писать умеешь из нас только ты, — серьёзно сказал Джози. — А ещё ты моложе и с рыбой управишься лучше. Мой вклад — лодка за минимальную цену, только покрыть износ двигателя. Учитывая, как я её гоняю.

— Знаю, — сказал я. — Постараюсь писать хорошо.

— Я горжусь тобой и хочу гордиться и дальше, — сказал Джози. — Давай добудем марлина невиданной величины, взвесим его, порубим и раздадим знакомой бедноте — и ни куска полицейским с дубинами.

— Так тому и быть.

Тут одна девушка помахала нам издали. В баре было нелюдно. Собственно, кроме нас — никого.

— Скажем «нет», — сказал Джози.

— Скажем «нет», — повторил я ритуальную фразу.

— Константе, — позвал Джози, — Эрнесто нужен официант. Мы возьмём два больших бифштекса с кровью.

Константе улыбнулся и поманил официанта пальцем.

Когда мы проходили мимо девушек к столу, одна протянула руку, и я её пожал и сурово шепнул по-испански:

— Скажем «нет».

— Иисусе, — сказала другая девушка. — Ударились в политику, и это в такой-то год.

Обе округлили глаза и немного испугались.

Утром, едва меня разбудил свет встающего за заливом солнца, я сел за короткий рассказ, который, я надеялся, Джози понравится. В нём были «Анита», прибрежные кварталы и пережитое вместе, и я попытался передать ощущение моря, всего того, что мы видели, слышали и чувствовали каждый день. Я работал над этим рассказом каждое утро, потом мы рыбачили, и улов был хорош. Я не давал себе поблажек и удил рыбу стоя, а не сидя в кресле. А большая рыба всё не клевала.

Раз мы увидели одну, она тянула промысловую лодку, лодка черпала носом, а марлин прыгал и расплескивал воду, как моторка. Тот сорвался. Другой раз, на другой день, при шквале с ливнем четверо пытались втащить крупного тёмно-фиолетового марлина на баркас. Этот потянул выпотрошенным на пятьсот фунтов, и я видел нарезанные из него огромные куски на мраморной доске на старом базаре.

Затем, солнечным днём, в мощном тёмном течении, прозрачном настолько, что просматривались рыбьи стаи в устье залива на глубине десяти саженей, почти сразу за Морро у нас клюнула первая большая рыба. Выносных держателей удилищ в то время не было, и я как раз забрасывал лёгкую снасть, надеясь поймать королевского горбыля. Марлин вынырнул со всплеском, его нос походил на подпиленный бильярдный кий. Голова казалась огромной, а сама рыба едва не шире ялика. Затем она рванула мимо нас. Леска резала воду вдоль лодки, и катушка разматывалась так быстро, что нагрелась. На катушке было четыреста ярдов пятнадцатижильной бечевы, и когда я добрался до носа, половину как слизнуло.