Но у Лоры была надо мной власть. Такая власть, какая может быть только у женщины. Больше власти, чем следовало ей давать. Это я сейчас понимаю. Еще и этот мой характер. Половину времени мы дрались, как кошка с собакой.

Но это все есть здесь, в этом дневнике.

Знаю, я ожидал от нее слишком многого. Ожидал, что она поймет: несмотря на все те письма с отказами, я писатель, серьезный писатель, с писательской чувствительностью и с писательской душой. Я ожидал поддержки. Ожидал спокойствия и мягкости. От нью-йоркской сучки, которая здесь родилась и выросла, поднялась по карьерной лестнице вдоль Мэдисон-авеню, и родители оставили ей — о, всего лишь полтора миллиона!

Я, наверное, был вообще не в своем уме.

Нужно помнить, что ожидать слишком многого от Кэсси нельзя. Во всяком случае сразу. Она может быть страшной, это раз. Несмотря на все эти «длинные ноги, зеленые глаза, горяча в купальнике». Зеленые глаза еще ведь не говорят за все лицо, так? Но почему-то мне кажется, ее внешность не будет иметь такого уж значения. Она первая за долгое время, кто так мной увлекся, кому я так небезразличен. И мне почему-то кажется, она из тех, кого можно назвать «настоящей женщиной». С настоящей женской мудростью. Не как Лора, которая оказалась избалованной девчонкой. Которая не смогла смириться с настоящим Эндрю Скаем, с редкими приступами гнева и тому подобным.

Вынужден признать, мне немного страшно.

Тут еще все впереди.

Может статься, что Кэсси — моя последняя надежда на настоящее счастье в этой жизни. Это возможно.

Все-таки я не молодею. Я много курю и, наверное, много пью. У меня всего двадцать пять штук в банке. Я не урод, но и не Том Круз, черт побери.

Но я для нее важен. Я вижу это по ее письмам. Так что есть основания надеяться, что моя внешность и все остальное не будет для нее иметь большее значение, чем для меня. Иногда кажется, она заглядывает мне прямо в душу. Удивительное чувство. Возможно, сейчас я поеду навстречу своему будущему. Я боюсь, но черт возьми, я в восторге. Сейчас, когда я написал это, мне стало легче… но черт! Это заняло целый час!

Боже! Мне пора. Нужно отправляться в путь.

ИЗ ДНЕВНИКА КЭССИ ХОГАН

Он едет! Эндрю правда едет, чтобы увидеть меня! МЕНЯ!! Я так волнуюсь. Не могу спать… Мне просто нужно было вылезти из постели и записать это, иначе меня разорвет!!!

Мама весь вечер бесилась. Сначала накричала на меня из-за уроков… как будто мне далась зачем-то эта геометрия… потом заявила, что «договорилась», чтобы я пожила с тетей Кей, пока они будут на Гавайях! Ну уж нет.

Кем она меня считает? Младенцем?

Ненавижу ее! Она пожалеет, когда они вернутся и узнают, что я ушла, чтобы быть с Эндрю. Я им даже записки не оставлю. Пусть гадают, что со мной случилось.

Нет. Не могу так поступить с папочкой. Я оставлю им записку и расскажу правду. Что я люблю Эндрю, мы поженимся и будем жить долго и счастливо, и пусть они обо мне больше не беспокоятся. Я большая девочка. Нет… я ЖЕНЩИНА.

Я женщина Эндрю. А он мой мужчина. Моя любовь. Мой любовник.

Интересно, он захочет заняться «этим», когда сюда приедет? Если да, то ничего страшного… я нашла несколько этих штук в папином столике и взяла одну. Резинку. А мама думает, я слишком мала, чтобы оставаться одна! Так вот, я достаточно взрослая, чтобы знать про резинки, да?

Интересно, одной хватит?

Хезер ПРОСТО обзавидуется!!! Она думает, она такая горячая, раз встречается с тем придурком из младшего колледжа… но ЕМУ всего девятнадцать, а Эндрю уже за сорок. Он НАСТОЯЩИЙ мужчина! И он мой. Он любит меня… он сам сказал. А я люблю его!

И он правда едет!

Боже, я так волнуюсь. Вот бы только выглядеть получше!!! Я пыталась уговорить маму, чтобы свозила меня в торговый центр и я там подстриглась… НЕНАВИЖУ свои волосы… но она не захотела. Сказала, у нее слишком много дел, а мои волосы и так нормально выглядят. Вот СУКА! Я хотела, чтобы мои волосы были идеальны для Эндрю, но так они просто… УФФ!

Но я знаю, с лицом у меня все будет хорошо. Я взяла у Суки маску и скраб и прошлась по дурацким прыщам на подбородке. Теперь они все покраснели, но к утру, думаю, пройдет. А если нет, я погибну! Убью себя, если нет! Потому что Эндрю заслуживает лучшего… и хочу быть для него самой лучшей. Я люблю его! А он любит меня! Но я все равно предпочту умереть, если прыщи не пройдут!!!

Но вообще я знаю, ему не будет дела до моих волос или кожи. Он любит меня. Настоящую меня, внутри. Так же, как я люблю его.

Я собираюсь его УДИВИТЬ! Когда он откроет дверь, я встречу его в красной ночнушке! Это его точно ОБРАДУЕТ!

Сделаю что угодно, чтобы он стал счастливым, потому что я люблю его и еще у него умерла кошка.

Может быть, после ЭТОГО мы пойдем в зоомагазин и купим котенка. Мне бы ОЧЕНЬ этого хотелось!

Боже, я так нервничаю. Не знаю, смогу ли уснуть, но нужно. НУЖНО, чтобы хорошо выглядеть для Эндрю. Споки ноки, Дорогой Дневник. Расскажу тебе обо всем завтра… когда ко мне приедет Эндрю!

СТЕНОГРАММА ДОПРОСА ЭНДРЮ ДЖ. СКАЯ, ПРОЖИВАЮЩЕГО ПО АДРЕСУ: ЗАПАДНАЯ 73-Я УЛИЦА, 233, НЬЮ-ЙОРК. ПРОВОДИЛ: ЛЕЙТЕНАНТ ДОНАЛЬД СЕБАЛЬД, ДЕПАРТАМЕНТ ПОЛИЦИИ УОРМИНСТЕРА, 16.05.03

СКАЙ: В общем, я опоздал, потому что эта чертова шина лопнула, и дорога, которая должна была занять… сколько, полтора часа? — заняла примерно два с половиной. Поэтому я разнервничался, так? Разнервничался, потому что должен был встретиться с ней и потому что опаздывал, потому что я весь грязный из-за того, что менял шину. Но как бы то ни было, я наконец нашел ее дом в темноте, позвонил, и она вышла открыть в этой…

СЕБАЛЬД: Красной ночнушке.

СКАЙ: Да, и знаете, она не так много оставила для воображения, и она правда симпатичная, чертовски, но было сразу видно: она мне не обрадовалась. Я имею в виду, не было объятий, поцелуев или чего-то, как в тех письмах. Она вся хмурилась, но будь я проклят, если понимал почему. Я не такой уж урод и не такой уж грязный, да и одет нормально. В общем, она пригласила меня войти и спросила, не хочу ли я выпить, и я ответил, что пиво бы не помешало, и заговорил о квартире, спросил, можно ли где-нибудь помыться, она показала, где ванная, и я пошел. Когда я вышел, она немного повеселела, открыла мне пиво, а себе пепси. Мы уселись на диван в гостиной, только она с одного края, я с другого, и я гадаю: с чего такой мороз? От этого я только сильнее занервничал, и решил: лучше прямо ее спросить, что я и сделал.

СЕБАЛЬД: О чем вы ее спросили, конкретно?

СКАЙ: Я спросил ее, что не так. Она сказала, что прождала меня целый день. Как будто мы назначили четкое время.

СЕБАЛЬД: А вы не назначали?

СКАЙ: Нет, ничего такого. Я не знаю, чего она ожидала — что я приеду с самого утра или вроде того? И я сказал ей это. Что мне очень жаль, но это было всего лишь недоразумение, потому что мы в самом деле не назначали времени, но мне очень-очень жаль. И вот тогда она мне сказала, что даже не пошла сегодня в школу, осталась дома ждать меня, и тогда я на нее посмотрел. То есть хорошо так пригляделся. Внимательно, понимаете? Наверное, я просто боялся делать это до этого. Наверное, слишком перенервничал сначала, а потом еще этот мороз. Плюс ее ночнушка. Но как бы там ни было, я посмотрел на нее и понял, что на ее лице едва ли есть морщины. Едва ли хоть одна. Я имею в виду, я знаю, что она была молода, это было сразу видно. Но я подумал, она, наверное, имеет в виду колледж. Пропустила занятия, потому что ждала меня, и мне стало правда неловко, и я сказал ей, но господи! Потом она вдруг расплакалась! Поверить не могу! А я почувствовал, не знаю, почувствовал, что, видимо, опять все похерил. Просто своим опозданием. Пусть и не опаздывал. Если серьезно. Но потом она встала и сказала: «Идем, кое-что покажу», и я встал, пошел за ней, она привела меня в спальню.

СЕБАЛЬД: Она вас привела? По собственной воле? Вы это хотите сказать?

СКАЙ: Да. Конечно, это по ее воле. И первое, что я заметил, — первое, что любой бы заметил, — что это была спальня, так? И я уже в замешательстве. Я имею в виду, мы только что впервые встретились, она вся в слезах, и привела меня в долбаную спальню! Где стоит кровать, все эти постеры на стене, рок-звезды, актеры и все на свете, и ее стол с компьютером. И вот я увидел все это. Оценил. Но ее не интересовало, чем я занят. Она указала на пол рядом с кроватью, а там у нее два чемодана, и она говорит: «Посмотри сюда». Я спросил: «Чемоданы?» А она: «Я собиралась сегодня с тобой сбежать». Понимаете? Что-то в этом роде, я точно не помню, потому что уже едва ее слушал. Как будто до меня стало доходить. И я начал въезжать.

СЕБАЛЬД: Во что въезжать?

СКАЙ: Постеры, чертовы флаги на стенах. Плюшевые мишки на полках над столом. Фотографии на зеркале. Она ребенок! Ребенок, нахрен! И я спросил ее. Взял себя в руки и спросил: «Кэсси, сколько тебе лет?» Она ответила что-то в духе: «Достаточно» и заплакала, по-настоящему, но мне теперь было без разницы, я делал все, чтобы сохранять спокойствие, чтобы спросить еще раз, и спросил: «Сколько тебе лет, нахрен, Кэсси?» И она ответила: «Пятнадцать». Вот так запросто. Пятнадцать! Типа, с вызовом. Вы можете в это поверить? Она малолетка. И все это время меня дурачила! Водила за нос! Я могу показать вам чертовы электронные письма, ради бога! И она еще хочет со мной сбежать! Она вообще тронулась? Черт! Дерьмо!

СЕБАЛЬД: Сохраняйте спокойствие, мистер Скай. Если не хотите снова надеть наручники. Просто расскажите, что случилось дальше.

СКАЙ: Простите. Извините. Я просто… неважно. Я просто… боже, кажется, в тот момент я сорвался, понимаете? Взбесился, наверное. Схватил ее и залепил пощечину, сказал, что о ней думаю, назвал тупой мелкой сучкой, и она заплакала. Я помню, как схватил ее за руку и швырнул через кровать с такой силой, что она пролетела и упала на пол с другой стороны. А потом я разнес комнату.