ГЛАВА ПЯТАЯ

МАЛЬЧИК

Какое счастье, что у Лягушонка было светящееся брюшко, а то в этой комнате вообще не было никакого света. Ни окна, ни часов со светящимися цифрами, ни ночника. Даже из-под двери не проникал свет. Здесь было темным-темно. Вероятно, самое темное место, где он когда-либо бывал. Когда он только проснулся, то растерялся, потому что открыл глаза, а они были как будто все еще закрыты. Он ничего не мог разглядеть. Он рыдал, звал маму, но никто не приходил, несмотря на то, что мальчик занимался этим в течение многих часов, может быть, дней — так долго, что в горле першило, а глаза перестали обливаться слезами.

В конце концов, он перестал делать и то, и другое, поскольку плач и крики слишком утомительны; в потемках он мог получше видеть, достаточно, чтобы понять, что здесь не было ничего пугающего. Комната была небольшой, примерно как его спальня, а у двери стоял рюкзак. Он обрадовался этому, потому что в рюкзаке была вся любимая всякая всячина, в том числе и Лягушонок; когда подполз к нему и расстегнул молнию, Лягушонок сидел там, уставившись своими раскосыми глазищами, словно в ожидании его.

Теперь он сидел у стены и прижимал Лягушонка к животику, и свечение, исходящее от лягушачьего брюшка, залило всю комнату красным светом. Это было все равно, что оказаться внутри клубники: в крупной созревшей клубничке, внутри которой и коробки, и трубы, и большой прибор, который то гудел, то нет, точно дышащее чудовище. Папа сказал бы, что в такую комнату лучше не соваться, но теперь он застрял здесь в полном одиночестве.

Мальчик крепче обнял плюшевую лягушку, дыхание учащалось. Он снова попытался позвать свою маму, но вырвался лишь шепот.