ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ СЕДЬМАЯ

МУЖ

В дополнение к горю и страху Кайл начал испытывать и чувство вины. Мико глядел на него так, словно он был ужасным мужем. Каждый вопрос казался все более и более рассчитанным на то, чтобы изложить этот факт на бумаге.

Чем занималась Кэрри? Имелись ли у нее хобби?

Он не знал. Знал лишь, что к приходу домой ужин уже был готов, Майлз всегда выглядел счастливым, а визиты к врачам, домашние дела и поручения улаживались, пока мужчина на работе.

У нее были близкие друзья? С кем она регулярно общалась?

Он не думал, что у Кэрри имелись близкие друзья. Раньше — год или два назад — были, но после того, как Майлз заболел, она не упоминала о прогулках и встречах.

Была ли она счастлива в браке? Как часто они занимались сексом? Когда в последний раз ходили на свидание? Изменял ли он ей когда-нибудь?

Он предположил, что жена была счастлива. Он не знал, когда они в последний раз занимались сексом, однако прошло уже много времени. Они не ходили на свидания, потому что Кэрри не хотела оставлять Майлза с няней. И, эм — да. Он изменял ей, однако супруга об этом не догадывалась, так что это тут совершенно было ни при чем.

Мико тоже, казалось, считал его говенным отцом, и, возможно, Мико был долбаной энциклопедией фактов о своем ребенке, а вот Кайл — нет. Кайл был занят тем, что проверял, имеются ли у них деньги на счету, чтобы заплатить врачам, а не выяснял, как зовут доктора и как часто Майлз его посещал.

Когда Кайл упомянул о том, что известно — о ящике, полном лекарств, который Кэрри припрятала, — Мико отмахнулся от этого и сослался на комментарий Кайла о том, что Майлзу становилось лучше до последнего диагноза.

К тому же Мико уже запросил копию медицинской карты Майлза, так что Кайл не понимал, какое значение имеет то, знал ли он названия всех принимаемых им лекарств или даты приступов и операций.

Для всего этого была Кэрри. Будь она здесь, то рассказала бы им. Рассказала бы им то, что всегда говорила Кайлу: он лучший отец, муж и мужчина на свете, — что она была так счастлива быть его женой.

Он попытался вспомнить, говорил ли он ей когда-нибудь нечто подобное.

Вспомнить когда именно, он не мог, но, должно быть, говорил.

Должен был.