Изменить стиль страницы

Глава двадцать восьмая

Элла

Вертолет приземлился на небольшой поляне в тридцати ярдах передо мной, и у меня екнуло сердце. Было только две причины, по которым они могли приземлиться. Либо они не нашли Кольта, либо...

– Дыши, – сказала мне Ада. Ларри забрал Мэйзи домой. Я не хотела, чтобы она была здесь, не хотела, чтобы она была на первой линии трагедии. Группа из округа стояла позади нас, все наблюдали. Ждали.

– Если бы они нашли его, то доставили бы в Монтроуз по воздуху, – сказала я. Я изо всех сил старалась подавить страх, который сжимал мой желудок.

– Бекетт найдет его. Ты знаешь, что найдет.

Я видела карту, знала, как далеко находится тот водопад.

Дверь вертолета открылась, и первым спустился Марк, а затем Бекетт. На нем была кофта с длинными рукавами, но без синей куртки.

Он посмотрел на меня, и мне не нужно было видеть его лицо с расстояния. Его поза говорила сама за себя.

– Нет, – звук был едва слышным шепотом.

Нет. Нет. Нет.

Этого не может быть. Это было невозможно.

Бекетт повернулся, когда другие члены Поисково-спасательной службы Теллуррида спустились вниз, а затем вытащили носилки.

Потом я увидела куртку Бекетта.

Она закрывала лицо Кольта.

Мои колени подкосились, и мир померк.

***

Я моргнула, и мир прояснился. Надо мной висели яркие лампы, и я уловила стерильный запах больницы. Повернув голову, я увидела Бекетта в кресле рядом со мной, его глаза опухли и покраснели. Хавок спала под его креслом.

– Привет, – сказал он, наклонившись вперед, чтобы взять меня за руку.

– Что случилось?

– Ты потеряла сознание. Мы в Теллурид Медикал, и с тобой все в порядке.

Все вернулось ко мне, вертолет. Куртка.

– Кольт?

– Элла, мне так жаль. Его больше нет, – лицо Бекетта сморщилось.

– Нет, нет, нет, – повторяла я. – Кольт.

Слезы хлынули потоком, сильно и быстро, и я издала нечто среднее между криком и плачем, который, казалось, не прекращался. Может быть, он затихал, пока я переводила дыхание, но я не уверена. Мой ребенок. Мой красивый, сильный малыш. Мой Кольт.

Теплые руки окружили меня, когда Бекетт забрался в кровать рядом со мной, и я зарылась головой в его грудь и зарыдала. Боль была недостаточно сильным словом. Здесь не было шкалы. Не было никаких лекарств. Эту агонию нельзя было измерить, она была непостижима. Мой маленький мальчик умер в одиночестве и холоде у подножия горы, под которой он вырос.

– Я был с ним, – тихо сказал Бекетт, словно читая мои мысли. – Он был не один. Я успел вовремя, чтобы быть с ним. Я сказал ему, что его любят, а он просил передать тебе, чтобы ты не грустила. Что у него есть все, что он хотел, – его голос оборвался.

Я подняла глаза на Бекетта, мое дыхание было коротким и прерывистым.

– Ты видел его?

– Да. Я сказал ему, что усыновил его, что у него есть мама и папа, которые сделают для него все.

Он был не один. В этом что-то есть, верно? Он родился на руках у матери и умер на руках у отца.

– Хорошо. Я рада, что он узнал. Надо было сказать ему раньше.

Все это время было потрачено впустую, потому что я была так напугана. Все те дни, когда он мог иметь Бекетта и знать, кем он был для него.

– Ему было больно? – должно быть, ему было так больно, а меня там не было.

– Сначала, но боль быстро прошла. Ему было совсем не больно, когда он умер. Элла, я клянусь тебе, что сделал все, что мог.

– Я знаю, что сделал, – это было само собой разумеющимся, даже не зная, что произошло. Бекетт умер бы, чтобы спасти Кольта.

– Он был напуган? – я снова начала плакать.

– Нет. Он был таким сильным и уверенным. Он спрашивал об Эмме. Он спас ее, Элла. Вот почему она выжила. Он подтолкнул ее к безопасности. Он был таким храбрым, и он так любил вас с Мэйзи. Вот что он сказал напоследок. Он сказал тебе и Мэйзи, что он любит вас. А потом он назвал меня папой и ушел.

Рыдания начались снова, неконтролируемые и неудержимые.

Это не было болью в сердце. Или печаль.

Это была полная опустошенность моей души.

***

– Вы ничего не могли сделать, – сказал доктор Франклин, сидя за столом в окружении других врачей.

Я выглянула в окно и увидела едва заметный намек на рассвет. Я не хотела, чтобы наступил новый день. Я хотела, чтобы это был тот самый день, когда я поцеловала его на прощание и обняла перед тем, как он сел в автобус. Я не хотела знать, как выглядит солнце, если оно не светит на него.

– У Колтона были серьезные внутренние повреждения, включая оторванный позвоночник, разрыв селезенки и разрыв аорты в сочетании с разрывом бедренной артерии. И это только то, что мы увидели на УЗИ. Пожалуйста, поверьте мне, когда я говорю, что вы ничего не могли сделать, мистер Джентри. Если уж на то пошло, то ваша быстрая реакция, дала вам те минуты, которые у вас были.

– Вот почему не было больно, – сказал Бекетт, накрыв своей рукой мою. – Он потерял все чувства. Поэтому не было больно.

Слезы покатились по моим щекам, но я не стала их вытирать. Какой в этом смысл, если их просто заменят другие?

– Если бы я добрался быстрее? – голос Бекетта придушил последнее слово.

Доктор Франклин покачал головой.

– Даже если бы он упал в пределах нашей больницы, мы бы ничего не смогли сделать. И даже в Монтроуз. Травмы такой тяжести? То время, которое у вас было – просто чудо. Я очень сожалею о вашей потере.

Моей потере.

Кольт не потерялся. Я точно знала, где он находится.

Ему не место в морге. Его место было дома, в своей постели, в тепле и безопасности.

– Нам нужно идти домой, – сказала я Бекетту. – Мы должны рассказать Мэйзи, – на глаза навернулись слезы. Как я должна была сказать своей маленькой девочке, что вторая половина ее сердца исчезла? Как она должна была взять себя в руки и продолжать жить, будучи без своей второй половины?

– Хорошо. Пошли домой.

Доктор Франклин что-то сказал Бекетту и тот кивнул. Затем я каким-то образом поставила одну ногу перед другой, и мы направились к входной двери. Перед самой дверью я остановилась. Близнецы родились здесь. Я встала с кресла-каталки на этом самом месте и вывезла их в автокреслах, не обращая внимания на протесты медсестер, я шла, потому что должна была знать, что смогу сделать это сама.

– Элла?

– Я не могу просто оставить его здесь, – у меня защемило в груди, и я секунду боролась с собой, прежде чем смогла сделать вдох. Мое тело не хотело жить в мире без Кольта.

Руки Бекетта обхватили меня.

– Он у них. Он в безопасности. Мы позаботимся о нем завтра. А пока давай просто отвезем тебя домой.

– Не думаю, что смогу двигаться, – прошептала я. Я не могла заставить свои ноги сдвинуться с места, чтобы оставить Кольта позади, пока я иду домой.

– Хочешь, я помогу тебе? – спросил он.

Я кивнула, Бекетт наклонился и подхватил меня, одной рукой обхватив колени, а другой поддерживая спину. Я обхватила его за шею и прижалась головой к его плечу, пока он нес меня к утренней заре.

Бекетт отвез нас домой на моей машине. По крайней мере, мне так показалось. Время потеряло всякий смысл и значение. Я дрейфовала в океане, ожидая, когда следующая волна унесет меня под воду.

Я моргнула, и мы оказались внутри, Ада о чем-то хлопотала. Бекетт усадил меня на диван и накрыл ноги одеялом. Ада что-то сказала, и я кивнула, не заботясь о том, что именно это было. В моих руках появилась чашка кофе.

Солнце взошло вопреки моему горю. Не обращая внимания на то, что мой мир закончился прошлой ночью, оно решило идти вперед.

– Мама? – Мэйзи вошла в комнату, прижимая к себе голубого плюшевого мишку. Она была одета в фиолетовую пижаму, ее волосы были уложены, а лицо покрывали мелкие складочки от подушки. Так похоже на лицо Кольта. Смогу ли я когда-нибудь смотреть на нее и не видеть его?

– Привет, – прошептала я.

Бекетт появилась рядом с ней.

– Он мертв, – сказала она, как будто это был факт, ее лицо было более серьезным, чем когда-либо во время лечения.

Мои глаза метнулись к Бекетту, но он покачал головой.

– Я поняла это прошлой ночью. Боль прекратилась. Я знала, что его больше нет, – ее лицо исказилось, и Бекетт притянул ее к себе. – Он попрощался, пока я спала. Он сказал, что все в порядке, и чтобы я проверила его карман в рюкзаке.

Бекетт усадил ее рядом со мной на диван, а я подняла руку, чтобы обнять ее.

– Мне так жаль, Мэйзи, – я поцеловала ее в лоб, и она прижалась ко мне еще сильнее.

– Это неправильно. Он не должен был умереть. Я должна была. Почему он умер? Это несправедливо. У нас был уговор. Мы всегда должны были быть вместе, – она начала плакать, отчего у меня снова навернулись слезы. Ее крошечное тело прижалось к моему, а слезы пропитали мою рубашку. Я заставляла себя найти нужные слова, чтобы не оставлять дочь наедине с ее горем, потому что не видела выхода из своего.

– Это несправедливо, – сказала я ей, поглаживая по спине ее маленького голубого медвежонка, зажатого, между нами. – И ты не должна была умирать. Никто из вас не должен был. Просто так получилось.

Почему не может быть лучшего объяснения, чем это? Какой смысл в несчастном случае, который вы не могли предвидеть? Где здесь справедливость?

Бекетт встал на другую сторону, и мы окружили ее всем, что могли дать. Она нуждалась во всем этом. Может, я и потеряла сына, но она потеряла свою вторую половину.

Примерно через час она уснула, повернувшись к Бекетту. Он прижал ее к своей груди, провел руками по ее волосам, и я невольно подумала, не так ли он держал Кольта, когда тот умирал. Потом я отогнала эту мысль и засунула ее за дверь, которую открою, когда буду готова к ответу.

Вошла Ада, держа в руках рюкзак.

– Тебе это нужно? Она сказала проверить карман.

Я залезла в рюкзак и достала кофту Кольта. Там не было ни крови, ни слез, ничего, что указывало бы на нанесенную ему травму. Я осмотрела первый карман и обнаружила пустоту. Следующий тоже будет пуст, если верить логике. В конце концов, если они близнецы, это не значит... Мои пальцы наткнулись на что-то тонкое и сморщенное. Я потянула, и дыхание перехватило.

Это был красный лист.