ЭПИЛОГ

АЛЕКСЕЙ

Семь месяцев спустя...

Медсестра что-то шепчет Ирине на ухо, а она качает головой, задыхаясь от придушенного смеха, который больше похож на всхлип. Она задыхается, делает глубокие вдохи и выдохи, хнычет и бормочет:

— Я не хочу этого делать... — снова и снова, пока я не думаю, что могу выстрелить во что-нибудь, лишь бы боль прекратилась.

— Ты готова?

— Опять? — Ее голова откидывается на подушку, и я вижу, как по щеке скатывается блестящая капелька слезы. Она снова качает головой. — Я не думаю, что смогу это сделать...

— Сможешь.

Я не уверен, кто сказал это первым - медсестра или я.

Она наклоняет голову в сторону, заглядывая через плечо врача, и я вдруг вспоминаю, что нахожусь в палате. Много раз я наблюдал, как солнце садится за ледяные вершины гор или поднимается над городом. Но никогда я не видел более прекрасного зрелища, чем это.

Теплые лучи проникают через окна больницы, создавая самый нереальный вид, когда они падают на ее потное, красное лицо, влажные волосы прилипли ко лбу. Улыбка искривляет ее губы, и впервые за два часа ее глаза загораются.

— Ты все еще здесь.

Я придвигаюсь ближе к краю кровати, сажусь рядом с ней и убираю пряди волос с ее глаз.

— Где бы я еще мог быть?

— Я не знаю. Я думала, ты сбежал. — Она слегка приподнимается, чтобы опереться рукой о мое бедро. — Я бы не стала тебя винить, если бы ты это сделал.

Я открываю рот, и... снова накатывает сильная волна схваток.

Ее пальцы впиваются в мое бедро, и я обнимаю ее. Я держу ее со всем отчаянием, не желая отпускать. Ее лицо искажается от потуг, и я слышу, как вместе с медсестрой отсчитываю каждый момент.

— Ты... Ты выглядишь так, будто у тебя внетелесный опыт, — смеется она и одновременно плачет.

Я переплетаю наши пальцы и целую тыльную сторону ее руки.

— Откуда ты это знаешь, если даже не видишь меня?

Она пытается заговорить, но вместо этого из ее горла вырывается крик. Комната наполняется звуками ее тяжелого дыхания и ровным сердцебиением ребенка на мониторе. С каждой потугой я все больше погружаюсь в реальность происходящего. Я действительно стану отцом. Я слышу громкое хрюканье, затем появляется маленькая головка, а за ней - крошечное тельце в руках врача. Затем раздается пронзительный крик, заполняющий комнату.

Доктор поднимает голову, голубые глаза под маской светятся радостью, и говорит:

— У вас девочка!

Я смотрю, как медсестра заворачивает ее - нашу малышку - и кладет на руки Ирине. Со слезами на глазах она берет ее на руки, прижимает к себе, заглядывает в ее крошечные глазки и нежно целует в маленький носик.

Слезы наполняют мои глаза, когда я наклоняюсь к жене и дочери.

— Привет, малышка, — шепчу я.

***

—О боже, поздравляю! — воскликнула Ариэль.

Прошло два часа с момента рождения нашей дочери. Ирину с малышкой перевели в отдельную палату, и врач разрешил нам посещение.

Радость, царящая в комнате, очень заразительна. Николай и Михаил стоят за спиной Ариэль, выражая свое счастье, и тут совершенно из ниоткуда в комнату входит Дэмиен с двумя большими корзинами. Одна до краев наполнена фруктами, а в другой - накрытые тарелки, в которых, несомненно, находится еда.

— Празднуйте, — объявляет он, ставя корзину в угол комнаты. — Не могу поверить, что я теперь дядя.

— Это нормально, я тоже не могу поверить, что я тетя, — с драматическим вздохом соглашается Ариэль и помогает Дэмиену с другой корзиной. — Это интригует, не так ли?

Дверь снова открывается, и на этот раз это мама Ирины. В руках у нее три больших букета цветов, и она улыбается от уха до уха.

— Боже мой, это моя внучка?

Она подходит к Ирине с материнской улыбкой, в ее глазах - обожание, когда она воркует над малышкой. Уголки ее глаз глубоко морщатся, когда она нежно поглаживает щечки ребенка.

— Ах, она такая красивая.

— Я знаю, правда? — Пробормотала Ирина. — Очень красивая.

— У нее глаза ее матери. — Говорит мама Ирины.

— А мне кажется, она больше похожа на отца. — говорит Ирина. И кто-то фыркает. Очень похоже на Николая.

— Не может быть. Он и вполовину не так красив, как она.

Они смеются, и я чувствую, как жар их взглядов сверлит мне спину. Но я не могу пошевелиться. Не могу произнести ни слова. Столько мыслей проносится в голове одновременно, но самое большее, что я могу сделать, - это смотреть на них.

Я слишком удивлен, чтобы что-то делать. То, что моя жена только что родила новую жизнь, и эта маленькая девочка - моя... это кажется сюрреалистичным. Как в прекрасном сне, и я не хочу никогда от него просыпаться.

На лице Михаила появляется медленная ухмылка, и он засовывает руку в карман.

— Это происходит с ним.

— Что? — Дмитрий поднимает бровь. — Что происходит?

Ариэль отступает назад, чтобы встать рядом с Николаем.

— Проверка реальности. Ему нужно много времени, чтобы все обдумать. Может, слишком много времени? — Она смотрит на серебряные часы на своем запястье. — Эй, Алексей?

Они смеются, и теплый поцелуй в щеку возвращает меня обратно.

— Теперь ты можешь вернуться. — Я моргаю и вижу, что Ирина улыбается мне. Зная ее, я понимаю, что в моих глазах бушует война эмоций.

— Наша принцесса наконец-то добралась, и с ней все в порядке. — Говорит она. — Мы обе в порядке.

Я смотрю вниз на маленький сверток, прижатый к ее руке. Маленький и милый, с морщинистой кожей и красным лицом. Она затихла и теперь с интересом щурится, пытаясь, видимо, узнать всех как можно быстрее, в то время как ее бабушка уже вовсю старается, чтобы ее первым словом было «бабушка».

— ... а это дядя Николай, — начинает Николай. — Я младший брат твоего папы. А вот и Дмитрий. Можешь считать его своим личным телохранителем. Если с ним что-нибудь случится, папе могут отрубить член.

— Николай! — Игриво шипит Ирина. — Язык.

— Извини! Я должен был сказать, отрубят голову.

Они смеются, и Николай снова отступает назад, подняв руки.

— На мой взгляд, чем раньше она узнает, как устроен мир, тем быстрее в нем сориентируется.

Ирина закатывает глаза, и это сигнал, необходимый для того, чтобы начать полноценный балаган, пока остальные наблюдают за этим с забавными выражениями.

— Ей едва исполнился день. Она едва может сориентироваться, как пользоваться подгузником.

— Это ты так думаешь. Подожди, пока ее отец не отправит ее в тир на следующей неделе, брать уроки стрельбы.

— Возможно, он предпочтет начать с боевого завтра, — добавляет Михаил.

— Это все ерунда, — вмешивается госпожа Волкова, и они замолкают. В ее глазах блеск, выдающий ее серьезность, когда она говорит: — Готова поспорить, что сегодня вечером он преподаст ей первый урок – «Определение противника».

Смех Николая - самый громкий среди наших гостей, и хотя я хочу лишь отмахнуться от них, пинающийся ребенок с извивающимися пальчиками в маленьком одеяльце зовет меня. Подсознательно я наклоняюсь вперед.

— Могу я...

В комнате становится тихо, как на гребаном кладбище. Кто может их винить? Это первое, что они услышали от меня с тех пор, как вошли в комнату.

Я вытягиваю руки, сглатываю. Но Ирина не дает мне закончить фразу. Она берет в руки наш комочек радости и осторожно кладет его мне на руки.

Переполняющее чувство любви и связи возникает сразу же. Прижимая ее к себе, я еще больше понимаю, что роды Ирины - это не просто физический акт, а трансформационный опыт, который меняет нашу сущность, меняет всю нашу жизнь. Мы принесли в мир новую жизнь. Жизнь, о которой мы теперь обязаны заботиться и защищать.

Я не нуждаюсь в дополнительных убеждениях, я готов сделать все, что в моих силах, чтобы обе они были в безопасности. Обе мои драгоценности.

— Видеть его в этой отцовской стихии - самое успокаивающее и самое страшное, что я когда-либо видел. — Говорит Михаил.

— Это называется быть свирепым и защищать. — Я смотрю на них, покачивая малышку на руках. — Что, вы никогда не видели меня таким раньше?

Михаил пожимает плечами, а Ирина улыбается ему.

— Ты похож на колючую проволоку на заборе тюрьмы строгого режима.

Я вскидываю бровь.

— Как человек может быть похож на колючую проволоку?

— Колючая. Колючая везде. — Николай откашливается от смеха.

— Типа подойди ближе, и ты умрешь с колючками в заднице. — Дмитрий хмыкает.

Ирина смеется и снова обнимает мои щеки, целуя каждую из них.

— Не обращай на них внимания. Они смеются над твоим отцовством.

— Правда, — усмехается госпожа Волкова. — Они знают, что ты будешь самым лучшим папой на свете.

— О, с этим никто не спорит. — Ариэль сидит у изножья кровати с мечтательным взглядом. — Я просто хочу знать, как он назовет мою племянницу.

И начинается очередная порция шуток. Фрукты и еда передаются по кругу, как и различные предложения по имени.

— Он собирается назвать ее Москвой, — Ариэль подмахивает Николаю сосиску.

Алексей кивает.

— А мне нравится... Ой! — Ариэль бьет его по руке.

— Москва? Серьезно?

Николай делает еще одно предложение, и оно все продолжается и продолжается.

— Галина.

— Ульяна.

— Милана.

— Рада.

Бессвязная речь прекращается, когда я поднимаю руку и все смотрят на меня.

— Мы не будем выбирать имя, пока мать и отец не поговорят.

— Что ты говоришь? Это наш сигнал уходить?

— Да, это так.

Мать Ирины закатывает глаза, а Дмитрий открывает дверь.

— Если вам что-то понадобится, мы будем снаружи. — Говорит Михаил. — Еще раз поздравляю, Алексей.

Я киваю в знак благодарности и мельком вижу их спины, прежде чем дверь закрывается.

— Наконец-то, — выдыхаю я и забираюсь на кровать рядом с ней, притягивая ее к себе, стараясь не потревожить нашу малышку. — Мы одни.

Она прижимается ко мне, и я обнимаю ее.

— Ты действительно хотел, чтобы мы остались одни, да?

— Да.

Между нами воцаряется тишина, только ее ровное дыхание и тихое воркование нашей дочери.

— Это очень много.

— Я знаю.

Она поднимает на меня взгляд, заглядывая глубоко в глаза.

— Я имею в виду, что для тебя это очень много, не так ли?