— Конечно, шеф, — цедит сквозь зубы Каин, когда Трехо снова толкается в его задницу.

— Конечно, шеф, — цедит сквозь зубы Каин, когда Трехо снова толкается в его задницу.

Делаю еще несколько снимков со своего места за книжной полкой. Каин еще отчаяннее, чем я думал, хочет избавиться от меня.

Однако если он собирается взорвать и трахнуть весь город, чтобы потом шантажировать их, ему стоит позаботиться о более надежной охране. Или, по крайней мере, проверять кабинет, после того, как войдет.

Это избавило бы меня от необходимости терпеть одну из самых жалких выходок, которую когда-либо видел в своей жизни.

Раньше Каин был хорош в этом. Теперь он просто грустный и неряшливый.

Не все с возрастом становятся лучше.

Иногда они просто становятся скучными.

— Тебе это нравится, маленькая сучка? — рычит шеф.

Может, Трехо и похож на бульдога, болеющего бешенством, но у этого ублюдка хотя бы есть извращенная сторона.

Мой член оживает. Иден, наверное, сейчас крепко спит в постели.

Интересно, она все еще носит эти маленькие шелковые шортики, открывающие ее идеальные ягодицы.

Похоть и желание борются во мне.

Я должен оставить ее в покое. Придерживаться плана.

Так будет намного проще.

Но с планами дело обстоит так...

Они никогда не срабатывают так, как ты ожидаешь.

Потому что я соблазнил, когда должен был отказаться.

Вкусил, когда должен был воздержаться.

Согрешил, когда должен был искупить вину.

Мои мышцы своди от потребности.

И теперь я возвращаюсь за добавкой... потому что не могу оставаться в стороне.

Когда подкрадываюсь сзади, она резко просыпается.

— Дэмиен?

Переворачиваю ее на живот, вдавливая лицом в матрас.

— Что ты делаешь?

Стягиваю с нее шорты и трусики.

— Пробую тебя на вкус.

Подтверждая сказанное, провожу языком по ее пухлым губам.

Она приподнимается на колени, обнажая свою блестящую пизду.

— Ты мудак.

Посмеиваясь, провожу по ней языком. Она не ошибается.

Влажные звуки наполняют комнату, пока я с жадностью пожираю ее, одновременно шлепая и разминая дерзкую попку.

— Я должна сказать тебе, чтобы ты шел нахуй, — она прижимается к моему рту сладкой киской, требуя большего. — А потом заставить тебя уйти.

Хотел бы посмотреть, как она попытается.

— Ты должна, — раздвинув ее ягодицы, ласкаю сморщенную дырочку. — Но ты этого не сделаешь.

Она глубоко стонет, пока сосу и облизываю.

— Это так приятно, — заведя руку за спину, она обхватывает мою голову, прижимая лицо к себе. — Не останавливайся, блядь.

Похоть пылает в члене, пока пожираю ее маленькую попку.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня.

Тело гудит от возбуждения, я достаю из тумбочки смазку и выдавливаю в ее щель. Она ахает, когда проталкиваю палец внутрь.

— Расслабься, — медленно вынимаю палец, а затем снова ввожу. — Будет еще больнее, если ты будешь напряжена.

Поглаживаю член, чтобы ослабить давление, и добавляю еще один палец, растягивая ее.

— Хорошая девочка, — подвинувшись, направляю головку к дырочке. — Теперь потрогай свою киску.

Когда ввожу головку внутрь, мышцы пресса напрягаются.

— Выдохни.

— Зачем...

Стону, толкаясь вперед, когда напряжение спадает, уступая место удовольствию.

— Для этого, — бормочу и отстраняюсь, чтобы снова погрузиться в нее.

Она прерывисто дышит, свободной рукой сжимая простыни.

— И этого, — хриплю, вбивая ее в кровать быстрыми грубыми толчками.

Пот струится по коже. Яйца напрягаются, сфинктер сжимается, засасывая меня еще глубже.

— Господи Иисусе, — рычу, когда она доит мой член, кончая так сильно, что вся кровать сотрясается.

Сперма вытекает наружу, стекая по ее щели, но я запихиваю ее обратно большим пальцем, прокладывая путь вниз по телу, целуя позвоночник, пока она играет с собой. Ее тихие стоны и дрожь говорят, что она близко.

Перевернувшись на спину, просовываю голову между ее раздвинутых бедер, устраиваясь в первом ряду на величайшем в мире шоу.

Хватаю ее за бедра, располагая киску перед лицом, пока она теребит клитор, доводя себя до исступления.

— Сквиртуй мне в рот.

Ее бедра дергаются, она бьется в конвульсиях и стонет мое имя, разрываясь на части. С жадностью глотаю все, что она дает как обжора, коим и являюсь, пока не остается ничего, и ее тело не сдается.

— Если мы так миримся, думаю, нам следует чаще ссориться.

Ухмыляюсь, когда она прижимается ко мне всем телом.

— Кто сказал, что мы помирились?

— Я, — она кладет голову мне на грудь. — Я тебе не враг, Дэмиен.

Наклонившись, достаю сигареты из кармана и закуриваю.

— Я никогда не смирюсь с тем, что ты мне лжешь.

— Я солгала, чтобы защитить тебя. И не жалею об этом, и сделала бы это снова, если бы обстоятельства требовали того. Неважно, как ты на меня разозлишься.

Упрямая девчонка.

Она прочерчивает маленькие круги вверх и вниз по моей груди.

— Могу я спросить тебя кое о чем?

— Валяй.

— Почему ты убил своих рыб?

— Нет, не убил. Аквариум — дом моей пираньи... другие рыбы — ее пища.

— Тогда зачем кормить и заботиться обо всех остальных рыбах, если...

— Из-за моей матери.

Она поднимает на меня глаза: — Что ты имеешь в виду?

Делаю глубокий вдох... а потом рассказываю то, чем раньше делился только с одним человеком.