Глава 11

На следующий день я уже сидела в кофейне и автоматически улыбалась клиентам.

Самир дал мне тайм-аут и попросил остаться за прилавком. У него есть на это полное право. Хныкать перед посетителями – не самое лучшее занятие.

Я драматизирую.

Я проскальзываю за прилавок, чтобы присмотреть за кассиром. Будет лучше, если я спрячусь здесь до конца своей смены. Я смотрю на часы. Еще полдень. А впереди еще целый вечер.

Я вздыхаю и опускаюсь на сиденье за прилавком. В заднице вспыхивает жжение, и я вздрагиваю.

Fils de pute (с фр. Сукин сын).

Мне было трудно лежать или сидеть как обычно. В глубине души я даже не ненавижу это. У меня пульсирует между ног всякий раз, когда я вспоминаю, каким образом у меня появилась красная задница.

Ты будешь чувствовать меня на себе несколько дней.

Пульсация исчезает, когда я вспоминаю, как ушла.

Я втайне надеялась, что Доминик последует за мной. Но он не последовал. Он даже не появился сегодня. Хотя его группа не приходит по выходным.

Я кладу локоть на стойку и подпираю голову рукой. Я смотрю на беседующих покупателей и опускаю глаза. Прошлой ночью не получилось заснуть. С тех пор как я вышла из гостиничного номера, то все время воспроизводила случившееся в эротических, дотошных деталях.

Шлепки, рыдания, разрывы на части. Напряженность Доминика выгравирована на моей коже. Не думаю, что смогу стереть его из памяти в ближайшее время.

Часть меня потрясена тем, что я позволила совершенно незнакомому человеку делать со мной все эти вещи – и находить в этом нездоровое удовольствие. Но другая часть? Та, что более безумна? Эта часть желает, чтобы я никогда не выходила из того гостиничного номера. Может быть, если бы я этого не сделала, то не чувствовала бы себя не в своей тарелке сегодня.

Прошел всего день, а мне кажется, что я знаю Доминика уже целую вечность. Именно такое влияние он оказывает на меня.

С моих губ срывается зевок, и я закрываю глаза. Совсем ненадолго. Мне нужно поспать. Надеюсь, Самир меня не поймает.

В моем затуманенном полусонном сознании я снова оказываюсь в том гостиничном номере. Я стою возле стола, на котором упала в обморок, в джинсовой юбке, майке и сандалиях. Мое тело ноет, умоляя прикоснуться к Доминику.

Только... его там нет.

До меня доносится хрипловатый голос. Он приглушен и кажется, будто кто-то говорит из бутылки.

— Это она... да... он ничего не подозревает... об этом позаботятся...

Что?

Где Доминик?

Я стону, когда что-то щиплет меня за шею.

Mais qu'est ce qui… (с фр. Что происходит...)

— Если ты стонешь, то лучше бы тебе снился я.

Доминик!

Я резко открываю глаза. Я даже не поняла, что проспала так долго. Доминик облокотился на мой стул. Я тру глаза. Неужели я все еще сплю?

Это так жестоко.

Доминик – или его двойник – не исчезает. Он в том же вчерашнем черном костюме без галстука. Его лицо выглядит усталым, как будто провел всю ночь без сна. Даже его обычно безупречные волосы слегка растрепаны.

Его рука вцепилась в спинку стула, на котором я сижу, а другая сжимает стойку.

Я полностью под его пристальным взглядом. Это похоже на то, как он нашел меня в пабе. Только на этот раз его карие глаза холодны, а лицо искажено, словно он сердится на меня.

— Доминик? — пролепетала я, пытаясь скрыть головокружение, наполняющее мои внутренности. — Что ты здесь делаешь?

Его голос доносится до меня темной, горячей лаской:

— Ты просишь наказания? Я сдерживался с тобой, и мы должны это исправить.

Всего лишь слова, а мои чертовы бедра уже дрожат.

— Что...?

— Я сказал тебе не двигаться. Что ты сделала?

Его властный голос, словно язык, скользит по моему разгоряченному телу.

— Ты же надевал свою одежду, — я поднимаю плечо и смотрю на свои руки, лежащие на коленях. — Я думала, мы закончили.

— Разве я так сказал?

— Не нужно быть гением, чтобы понять это.

Он кладет два пальца под мой подбородок и наклоняет мою голову так, что я оказываюсь лицом к лицу с этими глубокими, дестабилизирующими карими глазами.

— У меня были срочные дела в лаборатории, и я только что закончил. Иначе пришел бы сюда и отшлепал тебя по заднице за неподчинение.

У меня перехватывает дыхание, и облегчение переполняет меня. Услышав это объяснение, я избавляюсь от всех сомнений.

Я вырываюсь из его объятий.

— Это все равно не имеет значения.

Может быть, это хорошо, что мы остановились. Я чувствую, что вступаю на скользкую дорожку. У меня сильное предчувствие, что если я отдамся на волю его загадочных методов, то, скорее всего, никогда не найду выхода.

Когда я не смогла уснуть, то всю ночь перечитывала о социопатах, чтобы напомнить себе, как легко попасть в их хорошо продуманную паутину.

— Это имеет значение, — он шипит, и несколько завсегдатаев бросают в нашу сторону любопытные взгляды.

Я неловко улыбаюсь им, а потом хмуро смотрю на него:

— Уходи. Ты привлекаешь внимание.

— Нет.

— Доминик. Просто уйди.

— Я уйду при одном условии. — Он предлагает мне эту дьявольскую ухмылку, полную ерунды. — Встретимся вечером.

— Нет. — Это прозвучало слабее, чем я хотела.

— Почему нет? — он продолжает ухмыляться в приводящей в ярость, восхитительной, манере. У него крошечная ямочка на правой щеке. Конечно, у дьявола тоже есть ямочка.

— Ты трусиха, Камилла?

Он дразнит меня. Я знаю, что да. Но это не значит, что я не поддаюсь. Мне нужно изучить, как отказать ему, когда все, чего я хочу, – это принести себя в жертву на его алтаре.

— В чем дело? — он наклоняется так близко, что я вдыхаю его кружащий голову аромат. — Ты боишься искушения?

— Прекрати.

— Прекрати ты, — этот его убеждающий тон. Свойственный социопатам. Почему, черт возьми, это так похоже на правду? — Я понимаю тебя, Камилла. Я чувствую в тебе эту тьму. Она есть и во мне. Позволь мне вытащить тебя наружу. Хватит прятаться и играть по общественным стандартам.

— А ты не играешь по общественным стандартам?

— Только ради моей цели. Но это, — он показывает на пространство между нами, — реальное. Ты чувствуешь это. Я чувствую. Перестань, блядь, бороться с этим.

В конце звучит нотка раздражения, и это меня бесит.

— Я не могу.

— Можешь. Просто ты слишком боишься сделать шаг вперед.

— Я не боюсь. Уходи, — я кладу руку на его бицепс и толкаю его, но он может быть и стальным. Я стараюсь не представлять его обнаженным. Это так трудно, учитывая, что я фантазировала об этом всю ночь и утро.

— Нет, пока ты не согласишься встретиться со мной сегодня вечером.

— Ты не принимаешь отказов, не так ли?

— Нет, когда уверен, что смогу тебя переубедить, — его палец тянется к моей нижней губе, и я отстраняюсь. Самир уволит меня за это.

— Прекрати, — шиплю я. — У меня сегодня смена.

— Возьми выходной, — произносит он с такой непринужденностью, словно мир управляется одним щелчком его пальцев.

— У нас мало сотрудников. Я не могу. — И я серьезно. Нэнси взяла выходной, и со мной здесь только Уильям – еще один сотрудник на полставки – и бариста. Я бы не стала бросать Самира во время загруженной ночи после всего, что он и его семья сделали для меня.

Доминик немного помолчал, словно прикидывая варианты.

— Тогда встретимся после.

Это будет около десяти тридцати. Поздно. Как и провести с ним ночь, поздно. На этот раз я не смогу воспользоваться оправданием в виде смены, чтобы сбежать. При этой мысли у меня запульсировало между бедер.

Стоп, гормоны, успокойтесь.

— Я подумаю об этом, — бесстрастно говорю я.

Темно-карие глаза Доминика буравят меня. Под фартуком на мне простое летнее платье без бретелек, но я не думаю, что он может увидеть его. Он как будто пытается представить меня голой.

— Ты не будешь об этом думать. Ты придешь, Кам.

Я сглатываю, воспринимая слово «придешь» в совершенно другом контексте (прим. – имеется ввиду игра слов «come» «приходить» или «кончать»). Проклятый Доминик. Почему из его уст и с этим грешным британским акцентом все звучит непристойно?

Он лезет в пиджак и достает черную карточку. На ней нет ничего, кроме адреса, выгравированного элегантным золотым шрифтом.

— Встретимся здесь.

— Где это?

Он подмигивает:

— Ты узнаешь, когда приедешь.

Ублюдок. Он снова приманивает меня. Неужели уже догадался, что любопытство – моя слабость? Так и хочется препарировать его вблизи и узнать, что скрывается за маской, которую он всегда носит.

Он протягивает руку под стойку и сжимает мою все еще болящую задницу. Я задыхаюсь и глушу звук тыльной стороной ладони. Мой взгляд блуждает по сторонам, ища, не заметил ли кто.

— Не опаздывай, иначе я тебя накажу, — его дыхание обдувает мое ухо. — Ты же знаешь, я люблю наказывать тебя, малышка.

Доминик снова подмигивает, прежде чем выйти за дверь с полной и абсолютной уверенностью.

Я осталась сидеть на своем месте с разгоряченными щеками, больной попой и пульсирующей болью между ног.

Вот это приключение для моей задницы. Это как броситься в эпицентр урагана.

Выхода нет.

Я и не хочу выхода.

— Что хотел Доминик?

Я вздрагиваю от голоса Самира. Мне требуется секунда, чтобы спрятать карточку в карман фартука и повернуться лицом к боссу. Очень надеюсь, что он не видел, как Доминик ущипнул меня за задницу.

— Э-э... ничего. Просто спросил кое о чем.

— О чем? — Самир нахмурился, скрестив руки. — Он никогда не приходит по выходным.

Точно. Не приходит. Значит ли это, что он приехал сюда только ради меня?

— Может, ему было по пути? — я притворяюсь невеждой.

— Будь осторожнее с этим, малая.

Ближневосточные черты лица Самира кривятся от беспокойства, и это вызывает ужас в глубине моего желудка. Самир может вести себя как крутой босс, но он всегда был беззаботным человеком. Впервые я вижу его таким обеспокоенным.

— Что ты имеешь в виду?

Он глубоко вздохнул, распрямляя руки.

— Я знаю Доминика с его двадцати с небольшим лет. Он не плохой человек. Он просто неправильно устроен.

Как в случае с социопатом, неправильно. Я не думаю, что Доминик из тех, кто активно причиняет боль другим, но я также не сомневаюсь, что он будет наступать на людей, чтобы получить то, что хочет.