— Будь осторожен, — кричу я, когда он меняет хватку. — Может быть, это плохая идея. — Я не знаю, слышит ли он меня со своего наблюдательного пункта на стене. Я не хочу быть занудой или портить настроение, но в то же время я наблюдаю, как поднимается моя пара, и мое беспокойство растет. Возможно, это просто мой страх высоты, но он карабкается… действительно высоко. И эти птицы действительно раздражительные. Другая огрызается на него, когда он подбирается поближе, а еще одна выглядит так, словно хочет откусить ему хвост. Это только те, что в гнездах. Если кому-нибудь из тех, кто сидит высоко на краю каньона, придет в голову прийти и напасть, это может обернуться неприятностями.

Моя пара сейчас высоко над землей, по крайней мере, в двадцати футах над нами. Птицы взбешены, их сердитое карканье становится оглушительным. Некоторые начинают подниматься в воздух, и одна налетает на спину Пашова, что вызывает смех Харрека и Фарли, а у меня испуганный вздох.

Мне вдруг больше не хочется яиц. Это не кажется безопасным. Я просто хочу, чтобы Пашов вернулся на землю, чтобы он мог обнять меня, а я могла прикоснуться к нему и улыбнуться ему. Остальное неважно.

— Выше! — кричит Харрек. Я хочу отшлепать его.

Пашов добирается до следующего пустого гнезда, и его плечи слегка шевелятся. Он держит что-то высоко в воздухе, и это что-то большое, округлое и нежно-коричневого цвета в крапинку. Яйцо.

— Отлично, теперь просто спускайся, — шепчу я. Сейчас он, должно быть, на высоте тридцати футов (прим. около 9 м). Я устала от этого. Мне это не нравится.

Я со страхом наблюдаю, как Пашов прячет яйцо за пазуху своей туники. Он срывает гнездо с гребня и бросает его Фарли внизу. Однако вместо того, чтобы спускаться, он передвигает ноги по скальному гребню, карабкаясь вбок, а не вниз. Он переходит на соседнее пустое гнездо. Он запускает в него руку, а затем размашисто подбрасывает высоко в воздух еще одно яйцо. Мои губы кривятся от удовольствия при этом. Выпендрежник.

Сверху налетает птица. Она атакует его поднятую руку, отбивая яйцо в сторону. Я с четкостью замедленной съемки наблюдаю, как Пашов наклоняется вперед, пытаясь поймать яйцо. Только для того, чтобы полностью потерять хватку на стене.

Затем он падает навзничь на дно каньона, и я кричу. Это мой худший кошмар, воплотившийся в жизнь, снова и снова.

Я не могу потерять его снова. Пожалуйста, нет.

Фарли, Харрек и я бросаемся вперед, но мы не успеем. Пашов с тошнотворным грохотом приземляется на спину и затем лежит неподвижно.

Рыдание вырывается из моего горла, и я бросаюсь к нему.

— Пашов! Пашов! — Я провожу рукой по его лицу. Его глаза закрыты, тело неподвижно, и мне кажется, что моему миру снова приходит конец. Я в ужасе хватаю его за ворот туники и встряхиваю. — Пашов!

Его глаза открываются.

Пашов медленно улыбается мне и обхватывает мое лицо ладонями, притягивая мои губы к своим для поцелуя.

Что. За. Черт.

Я отступаю назад, одновременно испытывая облегчение и шок, даже когда Фарли и Харрек разражаются смехом. Пашов тоже ухмыляется.

— Это не такое уж большое падение, — говорит он мне.

Мой страх уступает место ослепляющей ярости. Он думает, что это чертовски смешно? Я сжимаю пальцы в кулак и бью его кулаком в плечо.

Он пожимает плечами, ухмыляясь.

— Не злись, Стей-си…

Не злиться? Он только что рисковал своей гребаной жизнью ради дурацкого яйца, и я снова чуть не потеряла свою пару, и все смеются, и им это смешно? Я бью его снова, а потом, кажется, не могу перестать бить. Это не тяжелые удары — у меня маленькие руки и дерьмовая сила, — но мне нужно выбросить это из головы, прежде чем я начну кричать, хватать нож и кастрировать его за то, что он был таким придурком в этот момент.

— Стей-си, — снова успокаивает Пашов. — Все в порядке.

— Это, бл*ть, не в порядке, — говорю я, сопровождая свои слова шлепками. — Ты придурок. — Я рывком вскакиваю на ноги и обращаю обвиняющий взгляд на Фарли и Харрека, которые все еще смеются. — Вы все придурки!

Чомпи рыгает в мою сторону.

Вот и все. Я ухожу отсюда. Я чувствую разочарование, ужас и тревогу, и я вообще не вижу в этом юмора. Вообще-то, я вот-вот начну плакать, и последнее, чего я хочу, — это разрыдаться им в лицо. Поэтому я поворачиваюсь на пятках и ухожу.

— Не забудь держать пальцы на правой стене, чтобы найти дорогу домой, — весело кричит мне вслед Харрек.

Я стреляю в него раздраженным взглядом и продолжаю удаляться.

— Стей-си? — Пашов бежит за мной трусцой и хватает меня за руку.

Я отмахиваюсь от его прикосновения.

— Оставь меня в покое. Я не хочу говорить с тобой прямо сейчас.

— Ты злишься?

О, преуменьшение года.

— Я чертовски взбешена.

ПАШОВ

За последние несколько минут моя пара использовала человеческое ругательство больше раз, чем когда-либо с тех пор, как я встретил ее. Я знаю это слово «бл*ть». Его часто говорят сердитые люди. В прошлом она пользовалась им всего несколько раз — один раз, когда порезала палец, нарезая коренья кубиками, и один раз, когда родился Пейси.

Я… я помню это. Обрадованный, я трусцой бегу за своей парой. Я хочу поделиться этим с ней.

Но Стей-си уходит, ее маленькая спинка напряглась от гнева. Ее плечи дрожат — нет, подожди. Это не дрожь. Она плачет. Ей больно.

Я поворачиваюсь обратно к Харреку и Фарли, которые в равной степени озадачены.

— Что я сделал?

Фарли пожимает плечами, держа гнезда в руках.

— Она беспокоится, что ты поранился.

— Пффф. Из-за этой мелочи? — От этого у меня перехватило дыхание и заскрипели ребра, но я падал и с гораздо худших высот. Здесь не из-за чего паниковать…

И все же Стей-си расстроена. Очень расстроена. Я никогда не видел ее в такой ярости. Озадаченный, я смотрю ей вслед, когда она выходит из каньона.

— Ну? — подсказывает моя сестра.

Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее.

— Что «ну»?

— Ты собираешься пойти извиниться? — Она жонглирует двумя гнездами в своих руках, уворачиваясь, прежде чем Чомпи успевает схватить одно зубами.

Я? Я достаю замороженное яйцо из кармана своей туники. Оно все еще целое, твердое как камень и замерзшее из-за холодной погоды. Стей-си будет приятно… Я думаю. Я нашел это для нее. Все, что я хотел сделать, это заставить свою вторую половинку улыбнуться. Заставить ее сказать: «Да, Пашов, я снова хочу быть твоей парой. Пожалуйста, вернись в мои меха». Но это были не те слова, которые она произнесла.

«Я чертовски взбешена».

Я не хочу ее расстраивать. Я хочу, чтобы она улыбалась и жаждала моих поцелуев.

Харрек поднимает что-то с земли и протягивает мне. Это другое замороженное яйцо.

— Иди за своей парой, — говорит он мне. — Перестань валять дурака.

— Я веду себя как дурак? — удивленно повторяю я.

— А нет? Ты здесь, разговариваешь с нами, в то время как тебе следовало бы целовать свою пару. — Он берет одно из гнезд из рук Фарли, опускает в него яйцо, затем с ухмылкой предлагает мне оба. — Иди и скажи ей, что ты скучаешь по ней и хочешь забрать ее к себе в меха. Все в пещере охотников устали от твоего храпа. Тебе следует вернуться к своей паре.

— Если она примет меня, — говорю я с сомнением.

Фарли закатывает глаза.

— Не будь глупцом, брат. Стей-си расстроена, потому что беспокоится о тебе. Если бы ей было все равно, она бы так сильно не волновалась. Иди за ней. — Моя сестра на мгновение задумывается и быстро добавляет: — И скажи ей, что она хорошенькая.

— Хорошенькая?

— Женщине нравится, когда ей говорят, что она привлекательна, — поучает меня моя сестра, как будто она эксперт. — Когда ты в последний раз говорил Стей-си, что считаешь ее хорошенькой?

Я думаю… и я не помню, говорил ли я ей это вообще в последнее время. Я хмыкаю в знак согласия; возможно, Фарли права. Я кладу два замороженных яйца в гнездо и засовываю его под мышку.

— Но…

Фарли указывает на меня.

— Ты слишком много думаешь. Просто иди!

Я поворачиваюсь и бегу трусцой вниз по каньону. Сейчас моя пара скрылась из виду, а это значит, что она, скорее всего, быстро идет — как ураган — обратно к дере-вне.

Это занимает несколько мгновений, но в конце концов я вижу ее маленькую напряженную спину, когда она в одиночестве шагает по долине. Она выглядит очень маленькой и потерянной, моя пара. Я испытываю чувство несчастья из-за того, что она так одинока. Я должен быть там, рядом с ней, утешать ее. Стей-си явно чем-то напугана и недовольна, и это моя вина.

Я хочу снова заставить ее улыбнуться.

Она также идет в неправильном направлении, чтобы вернуться в дере-вню. Эта мысль заставляет меня улыбнуться, потому что моя пара настолько расстроена, что даже не может сориентироваться в каньоне. В этот момент я клянусь, что о ней всегда будут заботиться настолько, что ей никогда не придется беспокоиться об охоте, походах или о чем-то таком. Я буду защищать ее от всего мира.

Но сначала я должен заставить ее перестать плакать.

Я задумываюсь на минуту, затем начинаю подкрадываться к ней сзади, мои шаги медленные и бесшумные. Здесь, в ущелье, снега немного — странно, поскольку большинство долин на нашей земле быстро засыпаются снегом. Но этот защищен высоким выступом, который защищает от сильного ветра и снега, и сегодня я благодарен за это. Отсутствие снега на каменистом грунте означает, что я могу двигаться бесшумно, не хрустя снегом под ногами. Я подкрадываюсь к ней и наблюдаю, как ее зад покачивается при движении.

И тогда я хватаю его.

Стей-си издает такой громкий крик, что он отдается эхом в каньоне. Она подпрыгивает и бросает на меня недоверчивый взгляд.

— Какого хрена, Пашов?!

О, опять ругательное слово. Она очень сердита. Возможно, это было ошибкой. Я пожимаю плечами, пытаясь успокоить ее.

— Я ничего не могу с собой поделать. Я очарован отсутствием у тебя хвоста.

Выражение ее лица меняется, смягчаясь. Она сердито проводит рукой по щекам.

— Я сейчас очень зла на тебя. Даже не пытайся быть милым.