-Спасибо, говорит она. -Ты тоже... э—э, я имею в виду, красивый.

Я смеюсь, останавливаясь, когда она подходит к почтовому ящику.

-Подожди секунду. Она роется в своей сумочке. У меня кровь стынет в жилах, когда я вижу, как она достает из сумки письмо, адресованное ее отцу в исправительную колонию.

Тому, кто не отвечает.

Я хочу остановить ее, но не могу придумать достаточно веской причины, которая не показалась бы подозрительной. Она опускает письмо в почтовый ящик, и у меня пересыхает во рту.

-Хорошо, говорит она, - теперь мы можем идти. Я просто хотела передать это письмо своему отцу. Я киваю, потому что не знаю, что сказать. -Это странно. Он давно не отвечал.

Я сглатываю, преодолевая комок в горле.

-Доставка почты внутри может быть немного беспорядочной. Полуправда ощущается как камень в желудке.

-Верно, говорит она. -В этом есть смысл. Состояние американской тюремной системы плачевно, поэтому я уверена, что такую простую вещь, как доставка почты, довольно легко нарушить.

И снова я просто киваю, потому что знаю, что первое правило лжи - держаться как можно ближе к правде. Я чувствую себя мудаком. Но я отбрасываю это чувство в сторону, ради Татум, или так я говорю себе. Я хочу, чтобы этот вечер был идеальным для нее. Я хочу, чтобы это был вечер, о котором она будет вспоминать с нежностью и удовольствием, потому что это меньшее, чего она заслуживает.

-Никто никогда раньше не дарил мне цветов, тихо говорит она, глядя в окно моего грузовика, пока мы едем к ресторану. -Я не считаю растение алоэ вера, которое тетя Нина дала мне от солнечных ожогов прошлым летом.

-Я рад, что они тебе понравились. Я чувствую странную нервозность, когда заезжаю на парковку ресторана. Я просто так отчаянно хочу, чтобы сегодня вечером все прошло как надо. Наблюдая, как она отправляет это письмо, когда мы уезжали, у меня возникло неприятное ощущение, что все обречено пойти наперекосяк.

Нет. Нет. Я качаю головой и обхожу вокруг, чтобы помочь Татум выбраться из грузовика.

-Спасибо. Она улыбается, ее грудь подпрыгивает, когда она спрыгивает вниз.

Я держу ее за руку всю дорогу до ресторана.

Regina Cucina - итальянское заведение старой школы, с бордовыми кожаными кабинками, белыми скатертями и приглушенным освещением. Мы садимся друг напротив друга, и к нам подходит официант в смокинге с растрепанным пучком седых волос, с меню в руках.

-Одно для юной леди, говорит он, протягивая Татум меню в кожаном переплете, - и одно для ее отца.

Татум хихикает, краснея из-за ошибки официанта. Я не могу удержаться от неловкого смешка вместе с ней. Официант нервно переводит взгляд с одного нас на другого и складывает руки в молитвенном жесте.

-Простите, говорит он. Я допустил ошибку?

- Мы с этой юной леди не родственники, просто говорю я. Он кивает.

-Тогда могу я предложить этой паре бесплатную закуску сегодня вечером? спрашивает он, постепенно приходя в себя.

-Было бы прекрасно, говорю я.

Он принимает наши заказы на напитки, а затем возвращается с тарелкой тонко нарезанных и обжаренных цуккини.

-Вау, мурлычет Татум, когда он снова уходит. Я подаю ей немного цуккини, прежде чем положить себе. -Это выглядит восхитительно, папочка.

Я фыркаю, готовясь к уколу вины, которого так и не последовало. Игривая манера, с которой она только что произнесла слово «папочка», отличается от того, как она говорит о своем отце. В этом есть игривость.

-Ты выглядишь восхитительно, малышка. Теперь ешь свои овощи.

-Да, сэр. Она шутливо отдает честь, и дразнящий блеск в ее глазах почти вызывает у меня желание позвать официанта и сказать ему, что вы чертовски правы, я ее папочка.