Глава 3

ОСТАВЬТЕ МОЕ ОДИНОЧЕСТВО В ПОКОЕ

Брианна

От прикосновения губ Ника к моей щеке по телу разливается жар.

Все мое существо вибрирует от интенсивного осознания его присутствия. Я вдыхаю его классический холодный запах. Чистый океан и нотки шторма, безжалостные волны, бьющиеся о берег.

После стольких месяцев разлуки он не изменился, как и его одеколон.

Девять месяцев, проведенных в частной школе в Реджо-Калабрии в выпускном классе, мало что сделали, чтобы заглушить бурные эмоции, которые прорываются во мне всякий раз, когда он рядом. Я надеялась, что расстояние ослабит его власть надо мной — то, как он поглощает мои мысли, то, как мое тело чувствует себя подвешенным, ожидая даже самой незначительной команды от него, чтобы я могла двигаться, могла дышать.

Я устремляю взгляд вперед, не сосредотачиваясь на бальных движениях, а периферийным зрением слежу за его сильным силуэтом, очерченным подтянутыми мускулами. Под сшитым на заказ смокингом его кожа — мозаика из чернил; прекрасная черная роспись контрастных оттенков, на создание которой ушли часы. Надпись сливается с темной розой на его шее, а графический череп покрывает тыльную сторону одной руки.

Простая черная маска закрывает верхнюю половину его лица, но я все равно могу разглядеть его глаза, эти угольные шары, более темные, чем тени, которые их обрамляют.

Черты его лица постоянно задумчивы. Однако, когда он не замечает, что я смотрю на него, и я улавливаю вспышку его улыбки, ее потрясающая красота захватывает мое сердце. Раньше я думала, что, если бы Ник хоть раз улыбнулся мне в полную силу, я бы сгорела на месте и превратилась в пепел.

Он поражает своей жестокостью, но именно те проблески, которые я улавливаю, когда он считает, что он один, — маленькое окошко в его сознание — сжимают мое сердце. Ник читает старую, пыльную книгу в углу кабинета своего отца. Его напряженный взгляд, когда он глубоко задумался. То, как он приказывает действовать одним тщательно подобранным словом, а не общей угрозой. А когда он уходит в себя, с его губ иногда слетают строчки негромко произнесенной поэзии.

Некоторые говорят, что он безумен, как его отец. Его называли Поэтом.

Возможно, так оно и есть. В его глазах полыхает яростный огонь, который заставлял меня замирать под этим черным взглядом. В Нике живет жажда боли, которая пугает самых отъявленных убийц.

Он умен, сообразителен. Почти до пугающей степени. Он не похож ни на одного из моих телохранителей, ни на кого из клана. Он не похож на тех, с кем я выросла в этом темном преступном мире. В Доминике Эрасто есть что-то более глубокое и темное, чего не может коснуться мафия, но он скрывает эту часть себя за непроницаемой маской, которую отказывается снимать.

Особенно для меня, ненавистной дочери человека, которого он намеревался убить, ворвавшись в мою комнату. Неважно, во что хочет заставить меня поверить отец, я знаю, что это правда той ночи.

Я просто мешала ему.

— Ник, почему бы тебе не сопровождать Брианну в танце, — предлагает Эленор, отрывая меня от моих мыслей.

Рефлекторно наши взгляды сталкиваются. Ник плотно сжимает рот, прежде чем бросить взгляд на мать.

— Твоя сестра только что вернулась к нам после столь долгого перерыва, — продолжает Эленор. — Нашим гостям будет приятно увидеть вас вместе на танцполе. Вы оба сегодня просто сногсшибательны.

Я замечаю, как каменно-голубой взгляд Эленор сначала застывает на груди Ника, а затем она переводит его на меня с лучезарной улыбкой. Моя мачеха часто говорит одно, а думает о другом. Она всегда думает, всегда хитрит.

Напряжение сгущает воздух вокруг нас, и я открываю рот, чтобы избавить Ника от обязательств, но мой папа бросает на меня строгий взгляд.

— Брианна. Иди. Развлекай моих гостей. — Его тон и слова отрывисты, чтобы скрыть дрожь в голосе.

Я опускаю голову в знак повиновения. Ник быстро кивает им обоим, а затем передергивает плечами и протягивает мне руку с предложением.

От предвкушения и тревоги у меня сводит живот. Подняв подбородок и заставив себя улыбнуться, я делаю вдох, чтобы ослабить напряжение в груди. Я стараюсь, чтобы он не почувствовал, как я дрожу, когда просовываю свою руку через его локоть.

Жесткость сковывает его тело, и от этого я чувствую себя еще меньше рядом с ним. Словно хрупкая статуэтка, которую он может расколоть при малейшем прикосновении.

Подкрепив свою решимость презрением, я поднимаю подол платья и позволяю Нику провести меня в плотный поток пышных платьев и смокингов. Женщины задрапированы в дизайнерские платья, как будто сошли с миланского подиума. Мужчины представляют собой эклектичную смесь безвкусного богатства и мафиозного шика, а их маски кажутся еще более гнусными: у одних вытянутые клювы, у других рога.

Карнавальные маски должны быть пугающими, но именно лица под ними вселяют ужас в сердца жертв.

Украшения сверкают драгоценными камнями и самоцветами под тонким светом люстр, которые, как бриллианты, усыпают потолок собора. Декоративные бочки с вином излучают мягкое сияние, а красное вино перетекает из одной золотой бочки в другую в виде каскадного водопада фонтанов.

Вся атмосфера маскарада — вневременная и романтическая, и, когда Ник закружил меня в своих объятиях, я могла бы притвориться, что мы укрылись в этом темном и чарующем царстве, скрытые масками, свободные от прикосновений, вкусов и чувств...

Но эффект кокона разрушается почти сразу, когда его свирепые глаза встречаются с моими.

Это не вальс влюбленных.

Когда он берет мою руку в свою, я чувствую свежие порезы на его костяшках. Засохшую кровь. Жестокость, которая всегда окружала его.

Его брови сходятся над маской, а черты лица приобретают серьезное выражение. Он выбирает место рядом со струнным оркестром, где музыка звучит достаточно громко, чтобы заглушить неровный стук моего сердца.

Его фигура непреклонна, когда он перемещает меня в нужную позицию. Мы и раньше танцевали на мероприятиях. На Рождество и Новый год. Я давно запомнила прикосновение его грубых рук к моему телу. Он всегда кладет ладонь по центру, прямо над моей поясницей. Правильное расположение.

Он и сейчас следует этому примеру, держа меня на еще более приличном расстоянии от своего тела. Он смотрит вниз и бросает на меня взгляд из-под маски, прежде чем шагнуть вперед и повести меня в вальсе.

Я следую за его властными шагами, наши движения синхронизированы. Хореографические. Роботизированные.

Неуютное молчание между нами сжимает мои нервы, и я спрашиваю:

— Как прошел твой год? — Взгляд Ника устремлен вперед. Он едва ли делает попытку ответить.

— Отлично.

Мои щеки пылают жаром. Меня раздражает то, как его безразличие все еще влияет на меня. Уязвленное самолюбие маленькой девочки, тайно влюбленной в своего сводного брата.

Не то чтобы я не знала, насколько неправильно было испытывать к нему влечение. Я знала, но это не мешало мне тосковать по нему, пытаться привлечь его внимание, хотеть, чтобы он прикоснулся ко мне... или просто поговорил со мной...

Я заталкиваю эти ранящие чувства под отвращение, поселившееся в глубине моего желудка, и стараюсь не обращать внимания на то, как сердце колотится в груди, предательски выдавая меня, когда призрачный стон виолончели еще больше усиливает мои эмоции.

Устремив взгляд на его широкую грудь, я замечаю пятна крови на его белой рубашке — то, что, должно быть, видела Эленор. Интересно, на кого сегодня обрушился гнев Ник и оставил ли он их в живых?

Это зрелище должно было бы встревожить меня, заставить бояться сводного брата еще больше, но я испытываю странное облегчение. Эгоистично, но я надеюсь, что Ник убил этого человека. Он всегда спокоен после возвращения с работы, как мгновенный покой в эпицентре бури.

Ловкими движениями человека, который берет жизнь в опытные руки, он кружит меня по комнате, каждый поворот и покачивание резкие, точные.

Он всегда точен в каждом своем движении. Но есть у меня одно воспоминание о Нике, в котором на какое-то мимолетное мгновение я увидела нечто неприрученное и дикое.

Когда он стоял надо мной, сжимая в руке рукоять ножа, с вздымающейся грудью и темными глазами, наполненными яростью. Три удара сердца — столько времени потребовалось Нику, чтобы смягчить взгляд после того, как он перерезал человеку горло. И они смягчились на мне, вытеснив из моей головы страх и боль от нападения, а мое тело заныло от жара, которого я никогда раньше не чувствовала под его напряженным взглядом.

С тех пор он никогда не смотрел на меня так.

Но это единственное воспоминание о нем не давало мне покоя, заставляло надеяться, одержимо верить в то, что каждый раз, когда я видела в его глазах лишь отблеск горящих углей, это было для меня, как бы запретно это ни было.

Это воспоминание было корнем моего обмана, и теперь я с яростью закрываю его, изгоняя из своих мыслей.

Я больше не та наивная девочка.

С дерзостью, которая мне едва удается, я откидываю голову вверх и выгибаю спину, чувствуя себя безрассудной и заставляя Ника посмотреть на своего партнера по танцу. Его рот сжался в жесткую линию, ноздри раздулись. Раздражение прочерчивает резкий изгиб его челюсти.

Это правда, что Ник видит меня как дочь Кассатто, как будто я просто принцесса мафии, которая ждет, чтобы ее выдали замуж.

Как будто я препятствие на его пути.

Поскольку у моего папы нет сыновей, мое единственное предназначение в этой жизни — выйти замуж за влиятельного человека и заключить выгодный союз для клана, для моего отца.

Я втягиваю воздух, одеколон Ника когтями впивается в мои легкие, и я отчаянно пытаюсь избавиться от мучительной боли. Он не сводит с меня пронизывающего взгляда, заставляя чувствовать себя в ловушке.