Глава 2

Глава 2

Кай

Пламя лижет мои пятки, пока я неторопливо иду к двери.

Волны жара бьют мне в спину, клубы дыма цепляются за одежду. Я выхожу на улицу в пасмурный полдень, который теперь еще больше загрязняется клубами дыма, поднимающимися в небо.

Мои губы дергаются при виде шока на лицах моих Имперцев, а также разжатых челюстей, которые они пытаются сомкнуть, когда пламя охватывает дом позади меня. Их взгляды медленно перемещаются на меня, успевая дойти до воротника, прежде чем они начинают неловко переминаться на ногах.

Они замирают, когда я с легкостью шагаю к ним.

Они думают, что я сошел с ума.

Стекло разбивается, когда за моей спиной лопается окно, посылая осколки с острыми краями на улицу. Имперцы вздрагивают, закрывая лица. Это зрелище заставляет меня улыбнуться.

Может быть, они правы. Может, я сошел с ума.

Сошел с ума от беспокойства, от ярости, от предательства.

Напряжение, непрерывно скручивающееся в моем теле, кажется единственной константой в моей жизни, что приводит к напряжению плеч и стискиванию челюсти. Пальцы барабанят по кинжалу, лежащему на боку, искушая меня выместить свое разочарование на одном из множества бесполезных Имперцев.

Я обвожу взглядом вихрящуюся сталь на рукояти, и под кончиками пальцев проступает знакомый узор. Как я мог забыть кинжал, который столько раз приставляли к моему горлу?

Как я мог забыть кинжал, который вытащил из разрубленной шеи своего отца?

Прошло пять дней с тех пор, как я увидел рукоять этого самого оружия, торчащую из горла короля. Пять дней я горевал, но не проронил ни слезинки. Пять дней на подготовку, но ни один план не освободит меня от нее. Пять дней, чтобы просто побыть Киттом и Каем — братьями до того, как мы стали королем и Энфорсером.

А теперь ее преимущество закончилось.

Хотя, похоже, она использовала его с умом — воспользовалась моей слабостью, моей трусостью, моими чувствами к ней — и сбежала. Я поворачиваюсь лицом к пламени, наблюдая за красочным хаосом, когда огонь поглощает ее дом в красном, оранжевом, густом черном дыму и...

Серебром.

Я моргаю, щурясь сквозь удушливый дым на рухнувшую крышу. Но там ничего нет, ни намека на мерцание, которое я видел мгновение назад. Я провожу рукой по волосам, а затем прижимаю пятки ладоней к усталым глазам.

Да, я действительно сошел с ума.

— Сэр!

Я опускаю руки и медленно перевожу взгляд на Имперца, который отважился крикнуть мне. Он прочищает горло, вероятно, сожалея об этом решении. — Мне кажется, я что-то видел, Ваше Высочество.

Он указывает на пылающую крышу, дым смещается, когда сквозь пламя пробирается фигура. Фигура с серебряными волосами.

Значит, она здесь.

Я не могу решить, испытываю ли я облегчение или нет.

— Приведите ее ко мне, — раздается мой приказ, и Имперцы не теряют ни секунды. И, судя по всему, она тоже. Я едва успеваю заметить ее, как она спрыгивает с края разваливающейся крыши на соседнюю, и ноги у нее подкашиваются, как только она обретает опору.

Имперцы бегут вниз по улице, Брауни и Щиты становятся совершенно бесполезными, когда она прыгает с крыши на крышу. Не удивляясь их некомпетентности, я запускаю руку в волосы и провожу ею по лицу.

Я подбрасываю в руке нож, который выдернул из стены, и устремляюсь вниз по улице, быстро догоняя своих Имперцев. Я чувствую, как каждая из их сил гудит под моей кожей, умоляя высвободиться. Но их способности бесполезны для меня, пока я не смогу свалить ее на землю, и я жалею, что не взял с собой Теле, который мог бы отправить ее на улицу раньше меня одной лишь силой мысли.

Она сможет оставаться на крышах, только если будет в состоянии прыгать между ними. И именно поэтому легким движением запястья я посылаю нож в ее сторону.

Я наблюдаю, как он достигает цели, пронзая ее бедро в прыжке. Ее крик боли заставляет меня вздрогнуть — действие, столь же досадное, сколь и непривычное для меня.

Она сильно ударяется о плоскую крышу, перекатываясь в слабой попытке смягчить падение. Я наблюдаю, как она, шатаясь, поднимается на ноги, по ее ноге струится кровь. С такого расстояния черты ее лица расплываются, и я почти могу притвориться, что она просто какая-то фигура, хромающая к краю крыши.

Но она не дура. Она знает, что не сможет прыгнуть.

Мой взгляд переключается на Имперцев, таращащихся на нее. — Я должен все делать за вас? — Мой голос холоден. — Идите и возьмите ее.

Но потом мой взгляд снова устремляется на крышу. Пусто.

Глупо было думать, что она сделает это легко.

— Найдите ее, — рявкаю я, стискивая зубы от множества проклятий. Имперцы расходятся в разные стороны и бегут по улицам, которые, как я убедился, будут практически пустыми именно по этой причине. Способность вора сливаться с толпой настораживает, позволяя ему затеряться в хаосе, затеряться в толпе. И она бы так и поступила, если бы я не очистил Лут на день.

Я шагаю по улице, заглядывая в соседние переулки, отходящие от нее. Приглушенные крики доносятся до меня, отражаясь от ветхих домов и магазинов. Я молча продолжаю поиски, но ноги подкашиваются, когда я замечаю фигуру, скорчившуюся в конце тенистого переулка.

Мое тело напрягается. Я поворачиваюсь к силуэту, каждый шаг осторожнее предыдущего. Но вскоре узнавание заставляет меня ускорить шаг. Я приседаю рядом с Имперцем, блуждая взглядом по его некогда белому мундиру, теперь пропитанному кровью. Алый цвет просачивается из метательного ножа, глубоко вонзенного в его грудь, и сочится по складкам мундира.

Она — злобная маленькая штучка.

Мои пальцы лежат на его горле, проверяя пульс, хотя я знаю, что не почувствую его привычного биения. Я вздыхаю, опуская голову на руки. Все мое тело отяжелело от усталости, отягощенное моими заботами.

Однажды я похоронил того, кто пытался убить ее.

Просто потому, что знал: она бы этого хотела. Я нес мертвое тело Сэйди через темный лес во время первого Испытания, потому что знал, что Пэйдин разваливается на части, когда я оставил ее крутить кольцо на большом пальце. Если бы это зависело от меня, я бы никогда не похоронил тело того, кто пытался ее убить. Но я не думал о себе, когда делал это.

Смерть знакома мне, как друг, так и враг, и слишком часто встречается в моей жизни. Но для нее смерть — это опустошение, независимо от жертвы.

Я представляю, как в этот момент она крутит кольцо на большом пальце, кусает внутреннюю сторону щеки, заставляя себя бежать от человека, которого только что убила, а не копать ему могилу, как, я знаю, ей отчаянно хочется.

— Она бы похоронила тебя, если бы не была так занята, убегая от меня, знаешь ли, — бормочу я телу рядом со мной, подтверждая, что я действительно сошел с ума. Я снимаю белую маску Имперца с его лица, чтобы лучше видеть его остекленевшие карие глаза, а затем смыкаю его веки. — Так что самое меньшее, что я могу сделать, — это похоронить тебя ради нее.

Я никогда не задумывался о том, что станет с телами моих солдат. И вот я здесь, тащу человека на плече из-за девушки, которая презирает смерть. Я кряхчу под весом Имперца, недоумевая, какого черта я вообще об этом беспокоюсь.

Что она со мной сделала?

Его обмякшее тело раскачивается на моем плече с каждым моим шагом.

Будет ли ее могила следующей, которую я выкопаю?