Другой мужчина насмехается, его акцент густой. — Непобедим, да? Может, потому, что приятель участвовал всего в трех поединках. Везучий ублюдок, вот кто он.

— Значит, ты ставишь на новичка, да? — ухмыляется первый мужчина.

— Я решу, когда увижу их. — Затем он смеется, и я сомневаюсь, что он часто это делает. — Может, я выйду на ринг. Покажу им, как надо, а?

Грубый смех разносится по переулку, пока я небрежно отхожу от стены и прогуливаюсь на безопасном расстоянии позади них. Каждая частичка меня жаждет азарта, чего-то, что могло бы занять меня, кроме моих тревожных мыслей.

А где есть ставки, там есть и деньги, которые можно выиграть.

А где есть деньги, которые можно выиграть, там есть и деньги, которые можно украсть.

Локоть вонзается мне в живот, выбивая воздух из легких.

Я протискиваюсь сквозь толпу, изо всех сил стараясь не утонуть в море потных тел. По подвалу разносятся крики и насмешки, все они направлены на демонстрируемое в клетке насилие, хотя я его почти не вижу.

Меня душат липкие тела, заставляя заглядывать сквозь щели в стене плеч. Раздраженная, я поворачиваю голову и едва не врезаюсь в того, кто стоит прямо за мной. Я уже потеряла двух мужчин, за которыми последовала сюда, скопировав последовательность стуков в потайную дверь. Я отбиваю дробь ногой, закрепляя ее в памяти, даже когда пытаюсь пробраться сквозь толпу.

Я узнаю звук кулаков, сталкивающихся с плотью, хотя меня гораздо больше интересуют карманы тех, между кем я зажата. Я пытаюсь сделать едва заметный взмах рукой в сторону тела рядом со мной, но сзади меня толкает какой-то человек.

Я выдыхаю, чувствуя, как люди прижимаются ко мне.

Как же я буду воровать, если едва могу пошевелить руками?

Мои пальцы скручиваются в кулак, и я борюсь с желанием кинуться на кого-нибудь.

Я моргаю, переводя взгляд на клетку и кровавую драку внутри.

Мне могут заплатить за нанесение ударов, если это будет там.

У меня начинает формироваться совершенно новый, глупый план, когда я снова пытаюсь протиснуться сквозь толпу. Меня встречают локтями в живот и плечами в лицо, которые я игнорирую в поисках того, кто управляет этим нелегальным рингом.

К тому времени, как я, спотыкаясь, пробираюсь к выходу, бой заканчивается последним кровавым ударом. Проклятия и одобрительные возгласы эхом разносятся по подвалу, настроение каждого внезапно зависит от того, на кого он поставил или не поставил.

— Ставочные билеты! Вы все знаете, как это делается. Приносите свои ставочные билеты, и мы разберемся с вашей долей!

Я следую за неровной линией, ведущей к шаткому столу рядом с клеткой. Прядь серебристых волос норовит выскользнуть из-под платка, и я быстро убираю ее обратно к остальным, напрягая зрение, чтобы увидеть человека, обменивающего билеты на монеты.

Его всклокоченный хвост блестит в тусклом свете, а спина согнута над кучей билетов. Не теряя времени, он высыпает соответствующее количество монет в каждую руку, едва удосужившись взглянуть на стоящего перед ним человека.

— Твой билет?

Я моргаю, глядя на его протянутую руку, ошеломленная тем, как быстро я вдруг оказалась перед ним. — Нет, простите, я вообще-то хотела поговорить с вами о бое на ринге.

— Нет билетов, — вздыхает он, не поднимая на меня глаз, — нет разговоров.

Я качаю головой и подхожу ближе, пока мои бедра не касаются края стола. — Но...

— Следующий!

Его крик заставляет женщину без раздумий шагнуть рядом со мной. Отпихнув ее в сторону, когда она протягивает свой билет, я упираюсь ногами в край стола.

— Позволь мне драться.

— Послушай, ребенок. — Он протирает рукой свои усталые глаза, прежде чем проверить следующий билет. — Я не позволяю всем подряд драться на моем ринге. Кроме того, — он бросает на меня взгляд, — тебя там съедят заживо. Так что проваливай.

Положив ладони на стол, я наклоняюсь достаточно близко, чтобы уловить вспышку золотых часов на его запястье и запах одеколона на его коже.

Он живет лучше, чем половина этого города.

— Я хочу справедливую долю. Столько, сколько зарабатывают остальные твои бойцы, — говорю я спокойно. — Хотя я рассчитываю, что скоро буду зарабатывать больше них.

При этих словах он неохотно поднимает голову, встречается со мной взглядом и поднимает руку, чтобы остановить очередь. — Я сказал, проваливай, ребенок. Пока я тебе еще позволяю.

Я невинно наклоняю голову, глаза слегка сужаются. — Будет неприятно, если стражники узнают о нелегальных боях в клетке, которые ты здесь устраиваешь. — Я киваю в сторону блестящих часов, украшающих его толстое запястье. — Похоже, ты уже привык к богатству. Сомневаюсь, что тебе будет легко вернуться к той нищете, из которой ты вылез.

Хотя драки здесь, в Доре, явно не запрещены, учитывая, насколько часто они происходят, ставки на бойцов — это то, где они решили провести черту — объяснение тесному подвалу с замысловатым стуком, чтобы открыть вам доступ.

В уголках его рта зарождается улыбка, словно он обладает какой-то порочной харизмой. — Ты мне угрожаешь? — Он смеется, жестко и язвительно. — Ты не можешь мне угрожать, ребенок. Я прикажу своим людям разорвать тебя на куски. Я практически владею этим городом.

— Ты никогда не видел, как я дерусь. — Я бесстрастно пожимаю плечами. — Так что если мне нужно вернуть их тебе по кусочкам, чтобы доказать свою правоту, то, полагаю, мне придется это сделать.

От одной мысли о том, чтобы разорвать кого-нибудь на куски, меня начинает тошнить, но взгляд, которым я его пригвоздила, говорит об обратном. Минует несколько долгих секунд, прежде чем на его губах появляется улыбка. — Мне нравится твой настрой, ребенок.

Я проглатываю свое облегчение. — Это значит «да»?

— Ты дерешься через час. — Он достает лист пергамента, на котором чернилами написаны имена предыдущих бойцов и сумма, которую они заработали. — Я даю тебе шанс, так что не разочаруй меня, ребенок. Ты не хочешь знать, что бывает, когда я разочаровываюсь.

Я киваю, пряча улыбку. — Сомневаюсь, что когда-нибудь узнаю.

Он качает головой в неверии, выглядя так, будто уже жалеет о своем решении. — Да, это мы еще посмотрим. Я Рафаэль. — Его глаза переходят на мое скрытое лицо. — И как же нам тебя называть, ребенок?

Мой взгляд скользит по клетке и мерцающим огонькам над ней. Небольшая улыбка изгибает мои губы, слегка стягивая шрам.

— Тень.