Глава 6

Рая

Я прикасаюсь к его лицу, и он отстраняется, но я не сдаюсь. Я провожу рукой по множеству пересекающихся шрамов. Его глаза раскосые, как у волка, широко расставленные, каждый прекрасный, совершенный. Щетина покрывает не только его подбородок и щеки, но и до самых глаз, и поперек его толстого носа, лохматая с проседью грива стянута со лба коротким хвостом.

Одно ухо выше другого, оно больше похоже на собачье с мягкой, тонкой кожей и заостренным кончиком.

Вот почему он боялся. Он думал, что я буду в ужасе.

– Твои родители были чудовищами, – говорю я. – Как они могли тебя не любить?

Он делает глубокий вдох.

– Спасибо, но тебе не обязательно…

– Нет. Мне не нужно. Я хочу. Тебе не нужно было бояться, позволив мне увидеть тебя таким.

Его рука ложится на мою талию, а от его прикосновения в животе порхают бабочки. Мне нравится быть здесь с ним, больше, чем, наверное, следовало бы. Я не дура, знаю, что отсюда он мог заглянуть в мою спальню. Он смотрел, как я раздеваюсь? От этой мысли мои соски твердеют под тонкой рубашкой, и я краснею. Мое тело внезапно готово к повторению того, что было раньше.

– Они были моими приемными родителями, – говорит он, его низкий рычащий голос ласкает мою плоть. – Я никогда не знал своих биологических родителей. Меня оставили возле приюта. Должно быть, они знали, кем я однажды стану, – он пожимает плечами, как будто это все давно забытая история, но я вижу боль в его глазах и хочу отвести все это прочь. – Я мало что помню об усыновлении. Прошло почти шестьдесят лет. Что я помню, так это то, что меня оставили в лесу. Я думаю, что было какое-то обсуждение о том, чтобы убить меня сразу, но мои приемные родители не могли этого сделать.

– Шестьдесят лет? – спрашиваю я, пытаясь разобраться. Свет здесь не очень хороший, но на вид ему не больше сорока пяти.

Он кивает.

– Ты видела зубы и когти. Я не человек, я волвен. Все в Пакте. Это тебя пугает?

– Ни капельки. Тебе нужно усвоить, что ничто из того, что ты можешь сделать, не напугает меня. Твои приемные родители были глупы. Они так и не узнали тебя. Человека, которым ты стал. Сильный, защищающий, заботливый. Их потеря.

Он вглядывается в мое лицо, его глаза чуть-чуть блестят в свете лампы, тем же желтым, что я видела в темноте три недели назад. Он смотрит глубоко в меня, затем переводит дыхание.

– Ты не лжешь, не так ли? – что-то мелькает на его лице. Облегчение?

Я смеюсь.

– Нет. Я не вру. Ты бы знал, если бы врала. Я худший лжец в мире.

Он кивает.

– Приятно слышать. Я не люблю, когда мне лгут.

– И если бы я собиралась солгать тебе, я бы использовала твое имя, – я смотрю ему в глаза, ожидая, поймет ли намек. – Которое я не знаю… – добавляю я, когда он смотрит на меня.

– Тулак.

– Тулак… – повторяю я. – Необычное имя.

Он кивает.

– Один старик назвал меня «тентотулак». Было темно, но, говоря это, он перекрестился на груди. Он отделился от своей туристической группы, и я спас его от горного льва. Все, что он увидел, было детским существом в лесу. Кажется, мне было двенадцать. Это было первое имя, которое, как я помню, мне дали.

– Мне жаль. Мир был жесток к тебе. Что… – я не знаю, задавать ли вопрос.

– Скажи это, – рычит он, словно в ответ, и я киваю.

– Что мы собираемся делать с Дэниелом, Тревором, моими родителями и…

– Я убью Тревора Балаура, – говорит он как ни в чем не бывало. – Похоже, он – краеугольный камень во всем этом.

– Нет, – я сглатываю. Он явно не привык к таким вещам. – Это не совсем то, как я решаю проблемы.

– Все в порядке. Тебе не обязательно быть там.

– Нет, я не это имею в виду. Тревор… он отец одного из моих лучших друзей. Я не хочу его смерти. Я все равно ненавижу насилие. Может, ты с ним поговоришь? Он может тебя послушать, – я колеблюсь. – Хотя, я думаю, даже тогда он, вероятно, все еще будет держать моего отца в долгу. Я люблю своего отца, даже если он был готов продать меня.

– Тогда все решено. Я убью Балаура. Нет Балаура, нет долгов.

Я кладу голову ему на грудь, пытаясь все обдумать.

– Нет, Тулак. Я не хочу его смерти. Мне нужно поговорить с Дэниелом. Если он расскажет своему отцу несколько правд, я думаю, что все это…

– Тогда я заплачу долг, – говорит он. – Сколько?

Я провожу пальцами над его сердцем в темноте и качаю головой.

– Спасибо, но я не могу просить тебя об этом.

– Сколько, принцесса?

Мое сердце трепещет. Я люблю, когда он меня так называет.

– Не имею представления. Много, я уверена, – я оглядываю скудное окружение. Я даже не уверена, владеет ли он этим местом или незаконно проник. – Больше, чем мой отец мог заплатить, иначе он не сделал бы ничего из этого.

– Нет проблем. Я заплачу.

– Нет.

– Да. У Пакта есть деньги. Они продолжают говорить мне, что доля принадлежит мне. Я использую свою долю, чтобы заплатить долг твоего отца. Никаких убийств, как ты говоришь. Но я исправлю это для тебя. Ты ни за кого не выйдешь. Я не позволю.

– Ну, во всяком случае, не за Дэниела, – говорю я, прежде чем успеваю остановить слова, вылетающие из моего рта.

И в наступившей тишине у моего мозга есть время обработать эту мысль. Почему-то мне кажется, что мы с Тулаком уже больше, чем просто интрижка. Он больше, чем просто первый мужчина, который дал мне оргазм. Он единственный мужчина, который может довести меня до оргазма. Он единственный мужчина, которого я когда-либо захочу или в котором буду нуждаться. Как бы ни было тяжело все это, это кажется правильным.

– Я не могу представить, что когда-либо буду с кем-то, кроме тебя, – шепчу я. – Как это возможно? Я знаю тебя, по-настоящему знаю тебя, всего несколько часов.

Он целует меня в макушку.

– Мы пара.

Я смеюсь.

– Никто не использует слово «спариваться» (прим. пер. – героиня не так расслышала слово, из-за чего поняла, как слово «спаривание», а не «пара»).

– Нет. Пара. Привязаны друг к другу. Суждено быть вместе.

Я смотрю ему в лицо. Его красивое, странное лицо. И я улыбаюсь.

– Я не верю в судьбу. Но я верю в оплату своих долгов.

– Что ты имеешь в виду…? – его глаза расширяются, когда я улыбаюсь и опускаюсь на колени. – Что ты делаешь, принцесса?

Что я делаю?

Я даже сама не уверена. Все, что я знаю, это то, что это кажется правильным. Мое тело гудит в ответ на все грязные мысли, витающие в моей голове.

– Мой отец собирался продать меня, чтобы расплатиться с долгами. Поскольку ты платишь его долги, теперь я твоя, – я облизываю губы, мое сердце грохочет. Делать это с ним в лучшем случае кажется грязным. Я провожу пальцами по своим спутанным волосам, все еще влажным от дождевой воды, и тяну их вверх, кладя в его руку. – Ты же хочешь, чтобы твои деньги стоили того, – говорю я ему.

– Черт… Рая… Пожалуйста, не надо…

Я хмурюсь, дуясь, как будто он забрал мою любимую игрушку.

– Но я хочу. Ты же не заставишь меня остановиться?

– Нет, я… – его пальцы разжались, и я протянула руку, возвращая свои спутанные густые волосы обратно в его хватку, передавая ему контроль. Моему господину и хозяину.