24

24

Последний обслуживающий персонал исчезает в ночи, а я смотрю им вслед, понимая, что это значит. Вечеринка официально закончилась, и теперь мы стоим на страже, ожидая возвращения сыновей Виктора.

Мои нервы были на пределе с тех пор, как этот ублюдок загнал меня в бальный зал. Его глаза были полны такой темной ненависти и гнева, что с тех пор меня пробирает волна дрожи.

Прошло уже несколько часов с тех пор, как четверо братьев ушли, но каждая клеточка моего тела говорит мне, что они все еще здесь, все еще выжидают своего шанса расправиться со своими кузенами, так же как мальчики расправились с их братом.

Моих каблуков давно нет, но пока мы стоим наверху парадной лестницы и смотрим, как фары последнего официанта исчезают на длинной подъездной дорожке, я позволяю низу моего платья растечься по земле. Я не могла найти в себе силы, чтобы пойти и снять его, отделив себя от парней. Я весь вечер держалась рядом с ними, и пока мальчики продолжали вечеринку, как будто им ничего не угрожало, я точно не могла так поступить.

Моя паника и нервы взяли надо мной верх.

Роман делает шаг вперед, оказываясь на самом краю верхней ступеньки, а затем широко распахивает руки.

— Выходите, выходите, где бы вы ни были, — зовет он в ночь. — Давайте покончим с этим. Я знаю, что вы где-то там. Мой двор провонял вашим отвратительным зловонием.

Мои глаза вылезают из орбит, и я таращусь на Романа.

— Что, блядь, с тобой не так? — Я выплевываю себе под нос, пытаясь сдерживать свои комментарии. — Что ты делаешь?

— Я устал, — огрызается он в ответ. — Это был долгий день. С таким же успехом мы могли бы покончить с этим. Кроме того, они - кучка гребаных слабаков. У них нет ни единого шанса против нас. Если бы они хотели нас убить, то наняли бы опытного убийцу, который потребовал бы больше, чем они могут себе позволить. Это всего лишь встреча.

— Встреча? — Спрашиваю я, нахмурив брови, наблюдая, как четверо братьев выходят из разных темных уголков двора, их руки подняты, показывая, что у них нет оружия. — Нет, это нечто большее. Я слышала, как они говорили, что жаждут крови. Это нападение, а ты их чуть ли не подбадриваешь.

— Посмотри на них, — усмехается он, окидывая взглядом своих кузенов, как будто разбираться с их дерьмом - ниже его достоинства. — Неужели это похоже на что-то большее, чем на какую-то гребаную встречу, результатом которой будет попытка залезть нам в карман? Я бы не удивился, если бы они предложили отсосать, лишь бы получить все, что им, блядь, нужно.

— Встреча? — Подтверждаю я, окидывая взглядом кузенов. — И это все? Просто встреча, и ты решил держать это при себе всю ночь, пока я была в панике, думая, что вы все умрете.

Роман смотрит на меня со скучающим выражением лица.

— Я не твой мужчина, императрица. В мои обязанности не входит потакать твоим непостоянным эмоциям. Для этого у тебя есть мои братья. Разберись с ними.

Гнев бурлит во мне, и я прищуриваюсь, возвращаясь к Маркусу. Моя рука мгновенно соприкасается с его членом, и я провожу ладонью по его штанам, не упуская из виду, что взгляд Романа следит за каждым моим движением. Гнев и ревность вспыхивают в его темных глазах, посылая в меня волну болезненного удовлетворения.

— Ты прав, — говорю я ему, копируя его скучающий тон. — Ты не мой мужчина. Ты напуганный маленький мальчик, который отказывается брать то, что хочет, потому что его собственные испорченные эмоции и проблемы с папочкой заставили его дрожать от страха.

Зная о неспособности Романа контролировать себя, Маркус протягивает руку и берет меня за талию, прежде чем мягко оттащить за пределы досягаемости Романа. Я убираю руку от его причиндалов, когда чувствую его губы у своего уха.

— Точка зрения доказана, — бормочет он, кивая на четверых мужчин, приближающихся к особняку. — Можем мы сосредоточиться на этом, прежде чем ты дашь моему брату повод оторвать мой член прямо от тела?

Я не свожу с Романа пристального взгляда, удерживая его с той же силой, с какой он удерживает мой, и вынуждена отвести глаза, только когда четверо кузенов достигают нижней ступеньки и отказываются идти дальше.

Роман вздыхает, и мы вчетвером направляемся к ним, не в настроении вести этот разговор, перекрикиваясь туда-сюда на лестнице.

Мы проходим три четверти пути вниз по лестнице, когда Роман решает, что мы зашли достаточно далеко. Он останавливается, и его братья оказываются на одной ступеньке с ним, а я отступаю на несколько шагов, не желая подходить так близко, тем более что брат, который гнался за мной по длинному коридору, похоже, только и делает, что пялится на меня.

— Есть более традиционные способы договориться с нами о встрече, — комментирует Леви, которому, похоже, уже наскучил разговор.

Самый старший брат стоит в центре четверки и поднимает подбородок, пытаясь выглядеть так, будто он не обделался, но я вижу страх в глубине его глаз, даже в темноте, окружающей особняк.

— У нас не осталось выбора, — говорит он. — Наш отец был убит три дня назад, а наш брат всего за несколько недель до этого. Мы в отчаянии.

Маркус двигается всего на дюйм, и этого достаточно, чтобы четверо братьев напряглись, более чем осознавая, насколько неуравновешенным может быть их кузен.

— Отчаявшиеся люди совершают отчаянные ошибки.

Парень, который гнался за мной, рычит на Маркуса, его грязный взгляд осматривает его, как дерьмо у него под ботинком.

— Мы не совершаем ошибок.

Маркус усмехается.

— Стоять за закрытой дверью ванной, разговаривая о своем плане встретиться здесь после вечеринки, не считается секретом? Потому что это, блядь, звучит именно так. Ты выдал себя в тот момент, когда открыл рот. Итак, в чем дело?

Старший брат свирепо смотрит на моего преследователя и снова обращает внимание на себя, а двое других молча стоят рядом, слишком напуганные, чтобы даже открыть рты.

— Луи убил нашего отца, — заявляет он, давая понять, что они не так умны, как думают. — Он пришел в дом нашей семьи, привязал его к гребаному стулу и сжег имущество дотла. Я хочу его крови.

Кривая усмешка растягивает губы Романа, и хотя я вижу грубую правду в том, что он смеется над этими дураками за то, что они не поняли, что здесь на самом деле происходит – они же не видят ничего, кроме невменяемого, извращенного человека, которого возбуждает идея пролития крови.

— Тогда возьми ее. Чего ты ждешь? Он был здесь сегодня вечером. Ты мог покончить с ним в любой момент, и все же ты стоишь здесь, у подножия нашей лестницы, поджав хвост. Ты слаб. Вы все слабы.

Брат сжимает губы в жесткую линию, его челюсти сжаты, гнев закипает в нем.

— Мы не слабаки, — выплевывает он. — Есть разница между слабостью и сдержанностью. Мы умные люди и знаем, когда мы не в своей лиге.

— Это то, что вы себе говорите? — Маркус спрашивает с веселой усмешкой.

Все четверо братьев смотрят на него, и я сдерживаю собственную ухмылку. Он прав. Понятно, что они пришли просить об одолжении, но в этом мире умные люди знают, что одолжения ни к чему не приводят. Они просто глупцы.

Роман наблюдает за ними суженным, подозрительным взглядом, и я практически вижу, как в его голове крутятся шестеренки.

— А нам-то что с этого? — спрашивает он, уже понимая их просьбу еще до того, как она была произнесена вслух. — Если мы уберем Луи и положим конец этой войне раз и навсегда, то что мы получим взамен?

— Нашу преданность, — выплевывает главный чувак, явно не в восторге от этого.

Роман смеется.

— Ваша преданность для меня ни хрена не стоит, — говорит он. — Слова - это всего лишь слова. Виктор был настолько глубоко в заднице у нашего отца, что был бы готов лишить жизни собственных сыновей при одной мысли о том, что они поклянутся нам в верности. Ты хочешь сказать, что готов выступить против дела жизни своего отца только для того, чтобы увидеть, как мы перережем горло Луи? Я, блядь, на это не куплюсь.

— А какой, блядь, у нас выбор? — требует он ответа. — Нам нужно, чтобы Луи не стало, и вы трое - единственные, кто достаточно ебанутые на всю голову, чтобы это произошло. Нравится нам это или нет, но вы здесь надолго, и когда дело доходит до самосохранения, мы сделаем все, что потребуется. Слишком много жизней уже потеряно, и после того, как наш дядя запер вас в этом гребаном замке, мы в долгу перед вами. Мы поклянемся в верности при условии, что Луи умрет.

Роман настороженно наблюдает за ними, изучая каждого из них.

— Вы поддержите нас против наших врагов? Против собственной гребаной крови? — спрашивает он. — Вы знаете, что этот шаг уже вызвал недовольство. Семья раскололась, и война неминуема. Она стучится в нашу дверь и ждет, когда мы ее впустим. Готовы ли вы к тому, что значит быть верными нам?

Каждый из них с трудом сглатывает, быстро поглядывая друг на друга, прежде чем, наконец, кивнуть.

— Да, кузены, — говорит парень впереди и в центре. — Мы готовы.

Роман переводит взгляд на каждого из своих братьев, и пустой взгляд на их лицах абсолютно ничего не выдает, но каким-то образом они прекрасно читают мысли друг друга.

— Ладно, — наконец говорит Роман, и выражение его лица мрачнеет с каждой секундой. — Считайте, что мы договорились. Голова Луи за пожизненную верность, — говорит он, медленно обводя взглядом каждого из своих кузенов. — Мне не нужно напоминать вам, что происходит с мужчинами, которые переходят дорогу мне и моим братьям.

— Мы поклялись в верности, — вмешивается мой преследователь, которому не нравится, когда его допрашивают. — Мы держим свое слово.

— Очень хорошо, — говорит Роман. — Мы дадим вам знать, как только работа будет выполнена.

— Хорошо, — говорит главный чувак. — Мы с нетерпением ждем этого.

И вот так четверо кузенов ускользают в тень, а мальчики поворачиваются, чтобы подняться обратно по лестнице, ведя себя так, как будто их не наняли для завершения дела, которое они же и начали.