ГЛАВА ТРЕТЬЯ

БРАЯР

В постели Сейнта, вдали от его любопытных глаз, я изучаю, как стать литературным агентом.

Прежде чем я выбрала более практичный карьерный путь, я хотела работать в книгоиздательстве. Потом я поняла, что в Нью-Йорке безумно дорого, и все в издательстве преступно перегружены работой и им недоплачивают. Тем не менее, часть меня не может не радоваться идее стажировки по двадцать часов в неделю в литературном агентстве. Я понятия не имею, как бы я сочетала стажировку со своей повседневной работой, но я не могла выбросить эту возможность из головы с тех пор, как Сейнт предложил это. Я была бы отличным агентом и весь день работала бы с авторами и книгами. Я посещала бы эксклюзивные издательские мероприятия с другими агентами, редакторами и авторами. Я бы ездила на съезды и фестивали и подписывала книги. Подходящее агентство могло бы даже позволить мне работать полностью удаленно, в пижаме.

Если я смогу стать агентом и завести нужные связи, я не соглашусь ни на что меньшее, чем самое лучшее для книг С.Т. Николсона. После всего дерьма, через которое Сейнт прошел в своей жизни, он, по крайней мере, заслуживает успешной карьеры, ради которой он упорно трудился. Не говоря уже о том, что я хочу пополнить свою полку книгами С.Т. Николсона с автографами.

Мой телефон звонит – Тревор. Я написала всем смс, сообщив, что на время зимних каникул меня не будет - я на сольном писательском ретрите, так что не уверена, зачем он звонит.

Мама была на седьмом небе от счастья, написав сообщение заглавными буквами с тремя восклицательными знаками в конце каждого предложения, чтобы дать мне понять, что она счастлива, что я снова сосредоточилась на своей страсти. Мак сказала, что она оскорблена тем, что я ее не пригласила, и что ей лучше быть приглашенной на следующий писательский ретрит.

«А что ты собираешься делать на писательском ретрите?»

«Очевидно, то, что делают все великие писатели. Пить.»

С тех пор все они давали мне возможность сосредоточиться и полностью погрузиться в работу. До сих пор.

Когда Тревор звонит снова, я вздыхаю и провожу большим пальцем по экрану. Еще несколько месяцев назад мы были просто друзьями по работе, но с тех пор, как я привлекла его к доказательству преступной деятельности Сейнта, он стал мне почти настоящим другом.

— Тревор, послушай, я не могу говорить. Я на писательском ретрите, помнишь? Предполагается, что это дзен-время без отвлечений, чтобы полностью погрузиться в свою книгу.

Не то чтобы Сейнт был особенно полезен в части, не отвлекающей внимание. Не тогда, когда его руки сами по себе скользят по моему телу, пока я пишу. Не тогда, когда он шепчет мне на ухо соблазнительные слова посреди предложения. И уж точно не тогда, когда он засовывал мою голову под воду, пока трахал меня.

Я до сих пор не могу поверить, что он это сделал. Я не могу поверить, что позволила ему. Или что мне это так сильно нравилось. Кто бы мог подумать, что я чуть не утонула, и это будет следующий излом, который я открою.

— Черт, извини. Не буду тебя задерживать, — быстро говорит Тревор. — Я просто хотел убедиться, что с тобой все в порядке.

Отлично. Теперь я дура.

— Да, я в порядке. У меня был выключен телефон.

— Ладно, хорошо. Я просто хотел убедиться. — Его голос проясняется. — Я все еще ищу твоего преследователя, так что не волнуйся. Мы посадим этого парня. Извини, что так долго. Он хитрее, чем я думал.

Тревор понятия не имеет.

— Вообще-то, тебе больше не нужно продолжать поиски. Я не хочу выдвигать обвинения.

Ошеломленная тишина, пока Тревор осмысливает мои слова. Я прикусываю губу, сомневаясь, следовало ли мне признавать это вслух. Какое возможное разумное объяснение я могла бы дать ему, чтобы оправдать, почему я больше не хочу доказывать, что Сейнт преследовал меня и убивал людей вокруг меня?

Следующие слова Тревора звучат неуверенно.

— Браяр, будь честна со мной, ладно? Ты ... влюбляешься в своего преследователя?

— Я не влюблена в него. — Слова непроизвольно срываются с моих губ, вот только ... Я уже не совсем уверена, что это правда.

Может быть, я еще не влюблена в него, но я больше не могу отрицать, что влюбляюсь.

Сейнт де Хаас сделал невозможное - он не только заставил меня признаться самой себе, что я влюбляюсь, но и заставил меня начать влюбляться в моего преследователя. В серийного убийцу.

— Хорошо. Я составлял профили таких парней, как он. Они искусные манипуляторы. Но я знаю, что ты достаточно умна, чтобы не купиться на это.

Я близка к тому, чтобы сказать ему, что чей-то интеллект не имеет ничего общего с тем, насколько хорошо им можно манипулировать, но прикусываю язык.

— Да, не беспокойся обо мне.

Он смеется.

— Ты мой друг, Браяр. Я всегда буду беспокоиться о тебе. В любом случае, я позволю тебе вернуться к твоему писательскому уединению. Увидимся в следующем семестре.

— Увидимся.

Когда я вешаю трубку, Сейнт стучит в дверь и с кошачьей улыбкой просовывает голову в комнату. Я подпрыгиваю, молясь, чтобы он не подслушал наш разговор.

— Мне нравится видеть тебя в моей одежде.

— Если бы ты позволил мне собрать сумку, прежде чем похищать меня из дома, я могла бы взять свою собственную.

Когда Сейнт сказал, что собрал наши сумки за нас, я по глупости подумала, что он украл одежду из моего комода или, по крайней мере, купил для меня женскую одежду. Вместо этого, предмет за предметом одежды, которые я вытаскивала из сумки, были полны свободных, слишком больших мужских нарядов, и все это пропитано его запахом чернил и бумаги.

— Мне нужно, чтобы моя муза прочитала мою последнюю главу. — Он протягивает мне руку и ведет вниз по лестнице.

Его ноутбук стоит на кухонном столике, и он парит рядом, пока я читаю сцену на экране. Это настолько явно фанфик о нас, что я фыркаю. В этой сцене Белль и Саймон только что совершили убийство, и они убегают с места преступления, пока не находят темный переулок, где Саймон поднимает ее, прижимает к стене и трахает, оба они все еще в крови и в масках.

Его воображение абсолютно больное и развратное, и мои губы определенно не должны изгибаться в улыбке.

— Очень жаль, что у меня нет маски, — мурлыкаю я. — Может быть, мы сможем как-нибудь разыграть эту сцену. В исследовательских целях, конечно. Чтобы убедиться в реалистичности ракурсов и физике.

— А пока... — Сейнт направляется к выключателю, погружая нас в темноту. Когда его руки опускаются на мои бедра, на нем надета маска. —... Может быть, мы сможем разыграть одну из твоих любимых сцен.

У меня перехватывает дыхание. Я молю бога, чтобы он говорил о первой пикантной сцене в своем дебютном романе, где серийный убийца в маске трахает героиню на ее кухонном столе.

Сейнт приподнимает меня сзади за бедра, и я обхватываю его ногами. Он усаживает мою задницу на массивный обеденный стол из красного дерева.

— Ах. Так вот почему ты купил этот стол.

— Вот именно, муза, — рычит он.

Сначала он стягивает рубашку с меня через голову, мои глаза все еще привыкают к темноте, а сердце уже колотится в предвкушении.

— Мы что, собираемся разыгрывать каждую сексуальную сцену, которую ты когда-либо писал? — Я спрашиваю. — Потому что ты написал их много.

Я не вижу его рта под маской, но знаю, что он ухмыляется.

— Похоже, тогда мы пробудем здесь какое-то время.

Его опытные пальцы перемещаются к поясу боксеров у меня на талии и стягивают их вниз по моим ногам.

— По-моему, он целый час наслаждался героиней. Если я не ошибаюсь.

Его смешок эхом отдается в маске.

— Да, ему не хватило выдержки автора.

— Ты хочешь сказать, что мог бы лизать мою киску больше часа? — Бросаю я вызов.

— Я говорю, что буду лизать тебя до тех пор, пока у меня не отвалится язык, если ты этого желаешь.

Боже мой, этот мужчина.

— Если у тебя отвалится язык, какой мне от тебя прок?

Он дергает меня к краю стола, моя голая задница скользит по поверхности.

— Мои пальцы и член все еще могут заставить тебя кричать.

Я провожу пальцем по нарисованным языкам пламени на его маске, которые танцуют на его щеке, затем провожу пальцами по нечеловеческой белозубой улыбке, от которой у меня по спине пробегает дрожь, а киска сжимается.

Чтобы доказать свою точку зрения, он не поднимает маску, чтобы доставить мне удовольствие своим ртом. Вместо этого его руки раздвигают мои бедра, и его пальцы находят мой клитор, срывая стон с моих губ.

— Ты больше никогда не будешь сомневаться, зачем я тебе нужен, муза.

Я всхлипываю, когда он срывает с меня лифчик, разрывая тонкую ткань и делая его бесполезным.

Я скриплю зубами.

— Это единственный лифчик, который у меня был, потому что кое-кто не позволил мне взять еще.

— Чем меньше одежды, тем лучше. Я твердо намерен заставить тебя разгуливать по нашему дому голой.

Наш дом. Как будто я уже живу здесь с ним. Сейнт де Хаас - самый самонадеянный, бредовый, обольстительный мужчина, которого я когда-либо встречала.

— А что, если я замерзну?

— Что я тебе говорил, Муза? — он рычит и обнажает свой член, не потрудившись снять с себя что-либо из одежды. Даже при том, что мне до боли хочется увидеть каждый дюйм его тела, пока его глаза наслаждаются мной, есть что-то возбуждающее в том, что он остается полностью прикрытым, пока толкает свой кончик к моему входу.

— Я дам тебе все, что тебе нужно.

Не говоря больше ни слова, он погружает свой член в меня, согревая меня изнутри.

Я вскрикиваю от неожиданного вторжения, болезненно растягиваясь вокруг его толстой длины.

— Ах! Черт!

Сейнт трет мой чувствительный бугорок, заставляя мою воспаленную киску пульсировать, но удовольствие заставляет его член входить и выходить из моих тугих стенок с большей легкостью.

Моя задница скрипит на столе, а сиськи подпрыгивают при каждом сильном толчке. Он шлепает по ягодицам, заставляя меня взвизгнуть, когда моя кожа краснеет. Я не уверена, что именно я высвободила, чтобы сделать его таким грубым со мной, но мне это чертовски нравится.