Старший на несколько минут скрылся внутри, после чего приказал Потёмкину с Яром зайти.

В первой маленькой комнатушке стоял лишь стол, за ним сидела девушка и печатала какой-то текст на облезлой машинке. Она косо посмотрела на вошедших и вернулась к своему занятию. Мелькнула мысль: «У него и секретарша есть? Очуметь!»

В следующей комнате большего размера стоял стол и вокруг — стулья. В центре стола — лампа-абажур. Провод змеёй тянулся по поверхности и исчезал где-то внизу под полом.

— Садитесь, — сопровождающий указал на стулья и сел сам в сторонке. Двое подчинённых остались стоять сзади, у двери.

Спустя несколько минут через противоположную дверь вошёл заспанный мужчина в наброшенной на голое тело рубашке и дырявых местами штанах. На голове — сеточка, наверное, чтобы не повредить причёску.

— Меня зовут Бакин Виктор Алексеевич. Я тут… э-э-э… глава этого чу́дного города. Но что мы всё обо мне да обо мне? Поговорим о вас. Кто вы, откуда и зачем пришли и напали на нас? Рассказывайте, мне всё интересно. — сказал глава без предисловий. Худощавое, осунувшееся лицо, растрёпанные, словно ощетинившиеся брови, водянистые, мутные глаза, как у человека, много выпившего вчера, узкие губы, сжатые в напряжении, и тонкий нос.

— Напали? — Игорь от удивления поднял брови. — Мы вообще мимо проезжали… проходили… Э-э-эм, шли. Да. Шли.

— Неужели? — мужчина поднялся со стула и медленно пошёл вокруг стола. — Приехали, наблюдали за нами некоторое время. Думали, мы вас не видим? У нас пост на крыше имеется. А потом напали на нашу зверушку.

— Вашу зверушку? — Потёмкин от удивления вытаращил глаза, а Яр невольно заёрзал на стуле. Шапку с него не снимали, и «особенность» организма юноши не видели. И это к лучшему: мало ли как здесь относятся к людям с отклонениями.

— Да. Она бегала там, за забором, и никого не трогала. Отпугивала остальной зверинец, который из леса к нам подбирается, а вы её уничтожили.

— Это оно на нас напало, если что, — возмутился Игорь. — Это мы никого не трогали, а тут с нашей заглохшей машинкой решила поиграть какая-то неведомая зверушка. И к тому же, если она ваша, то согласитесь — вы должны её держать на привязи. На цепи и с во-о-от таким намордником на харе.

— Не должны, — мягко возразил Виктор Алексеевич. — Время сейчас не то, чтобы сдерживать своих зверушек. — Мужчина вернулся к стулу, но не сел на него. Вместо этого он облокотился на стол, нависнув над торшером. Свет снизу исказил лицо говорившего, будто надел на него маску. — Кроме того, зверь неуправляем. Но, тем не менее, вы лишили нас защиты с северной стороны.

— Но! — попытался возразить лекарь, но глава его не слушал продолжая.

— Теперь, чтобы продолжить путь дальше, куда бы вы там ни направлялись, вы должны заплатить нам…

— Чем же мы можем вам заплатить?

— А вы заметили, если в обществе нет детей, то всё плохо? — спросил вдруг Бакин, уставившись прямо в глаза Игорю. Тот неловко поёрзал под столь пристальным взглядом, потом спросил:

— В смысле?

— В прямом! — у Виктора перекосило лицо. — Нет ни старшего детского поколения, ни среднего, ни, тем более, младшего. Нет вообще.

— Ну, в старое время… Это было бы очень даже… — Игорь хотел съязвить, но передумал. Лицо Виктора исказилось ещё сильней.

— Очень ничего? То есть, ты хочешь сказать, что без детей — «очень ничего было бы»? — слова Потёмкина привели в ярость главу Кольчугино. — А ты понимаешь, что во всём нашем сегодняшнем обществе — всего три подростка, которым исполнилось шестнадцать? И ни одного ребёнка меньшего возраста?!

— Я не знал…

— Да мне плевать!.. Ты понимаешь, что это для нас всех значит? Да и для всего человечества? — взорвался вдруг Бакин. Лицо вытянулось от злости.

— Типа того…

— Не типа, а мы сдохнем! Вымрем все до единого! Так как нет детей ни у кого из нас! А эти твои самки… Вполне возможно, что они могут…

— Могут что? — теперь взбесился уже Игорь. Он попытался подняться из-за стола, но руки стоя́щих сзади бойцов прижали его к стулу. — Ещё раз спрашиваю! Могут что?

— Для продолжения рода нам необходимы здоровые женщины, а они у тебя выглядят как раз такими, так что вот моё условие вашего прохода дальше: вы оставляете здесь женщин, а сами можете валить отсюда, хоть сейчас. Что скажешь?

— Нет! — воскликнул юноша, повернувшись к лекарю. — Нет, Игорь! Мы не можем!

— Я бы не слушал пацана, — заметил Бакин. — Ну, зачем вам сейчас неприятности?

— Верно говоришь, нам не нужны неприятности, — лицо Потёмкина налилось красным, — но раз они нас почему-то преследуют…

Он метнулся вперёд, вырвавшись и толкнув стол. Потом развернулся и резко пнул стул, на котором сидел. Бакин завалился к стене, лампа покатилась по столу и, рухнув на пол, разбилась, а бойцы схватились за ушибленные ноги. Яр уже в полной темноте прыгнул в сторону старшего, потянувшегося к кобуре на поясе. Но его почему-то не оказалось в нужном месте. Яр лицом врезался в стену и упал. Игорь нащупал кого-то и ударил коленом пару раз. Послышался гневный возглас и отборный мат. В комнату влетела секретарша и получила по лицу дверью, которую задел падающий боец. Она завизжала и вывалилась обратно. Игорь хотел ударить следующего бойца, но раздались оглушительные выстрелы, и громкий голос остановил.

— Шевельнёшься — убью!

Вспыхнул свет фонарика, осветив довольно неприглядную картину: один боец лежал у двери, другой потирал ушибленную коленку, Яр пытался подняться с пола у стены, по ту сторону стола старший, придерживая Бакина, направил на Потёмкина пистолет. Игорь замер, успокоившись: мёртвые не имеют шанса на побег.

— Убрать! — зло рявкнул глава Кольчугино. — И закрыть в клетки! По-хорошему не захотели, значит, будет по-плохому. Спустим их в реку завтра! А баб ко мне! Будем готовить их к свадьбе.

И снова путешествие по шаткому, скрипучему лабиринту, на этот раз вниз. Игорь с облегчением вздохнул, когда эта череда одинаковых стен и поворотов закончилась. Их ввели в небольшую комнату на нижнем этаже — под ногами чувствовался нормальный бетонный пол. Помещение занимали три клетки, и оставалось немного места для охранника, сидящего на табуретке слева. В центральной клетке кто-то спал на топчане, но кто именно — не разобрать, а крайние оказались свободны — туда и рассадили Игоря с Яром по отдельности.

Конвоиры ушли, а охранник — тщедушный мужичок в грязной телогрейке — приставил помповое ружьё к стене, прислонился к ней же и минут через десять благополучно захрапел. Игорь поймал себя на мысли, что местные «вояки» довольно странные: выглядят как слесаря, вооружены помповиками, да ещё спят во время караула. Лёгкое похрапывание уже вовсю разносилось по маленькой «кутузке».

Яр вскочил с койки и принялся ходить по клетке, напряжённо раздумывая.

— Чёрт, надо что-то делать. Чёрт… чёрт… Игорь! Они же их… Мы так и будем сидеть?

— Ну, а что мы сейчас можем? — Потёмкин пожал плечами и начал раскладывать на койке свой войлочный плащ. — Самое лучшее — лечь спать и отдохнуть. Утро вечера мудренее.

— Но их же… их…

— Ты слышал, что сказал Бакин? Их будут готовить к свадьбе. То есть, никто их сразу насиловать не собирается. У нас есть время, а через несколько часов ситуация может и измениться. Нас же Гром преследует, забыл?

— А если всё не так? Если вот сейчас… — голос Яра оборвался, он безвольно рухнул на пол и затрясся. Конвульсии пробегали по телу волнами, юноша то выгибался, то съёживался от непереносимых мук. Игорь подошёл к решётке и наблюдал, как мучается Ярослав. Он желал помочь, но что он мог сделать в этой ситуации?

— Яр, попытайся расслабиться, — сказал он сквозь прутья клетки. — Это немного поможет.

Находящийся в средней камере проснулся, сел на койке и некоторое время наблюдал, как агонизирует юноша, затем повернулся к Потёмкину.

— Что с ним?

— Болеет сильно, — Игорь не собирался вдаваться в подробности, но мужчина вновь спросил:

— Из этих? — он скривил гримасу, как бы задёргался и покрутил пальцем у виска.

— Нет. Яр — нормальный.

— А чего он тогда по полу распластался и кривляется?

— Говорю же — болеет.

— Семён Волков, — мужчина встал, подошёл к Потёмкину и протянул руку.

— Игорь, — лекарь пожал в ответ.

— Какими судьбами в нашем захолустье?

— Проездом. Но неудачно…

— А за что вас сюда?

— Да девушки с нами были, вот и вступились.

— А-а-а… Эта та страшная легенда о том, что местные бабы порченные? — Волков ухмыльнулся, щербатая улыбка растянулась на лице. В тёмных глазах мелькнули весёлые искры.

— Что смешного?

— Да эти лузеры думают, что бабы у них плохие, а на самом деле всё тут плохо. Они воду из речки берут, а она малость радиоактивна. Вот и пойми тут, кто бесплоден — бабы или мужики? А Бакину очень удобно женщин во всех грехах обвинять, такой произвол царит здесь, не представляешь.

Виктор — человек-то вроде простой, но опасный. Как бы это сказать… Из всех, кто после войны у власти да у кормушки оказался, подняться вообще как-то смог, он один остался. Все конкуренты перемерли. И не поймёшь как. Кто-то с крыши свалился, кто-то от пищевого отравления умер, а кто-то в сортире захлебнулся — прямо так и нашли, головой в ведре. С тех пор нет у Бакина конкурентов. Опасно открыто ему противостоять. Никто и не решается, благо управляет он более-менее грамотно. Еда есть — организован отлов рыбы, вода, хоть и из реки, есть. Особо никто не жалуется. Да и поди, проберись к нему мимо его охраны. Они за него — горой. Он с ними девок делит. Но только раньше было по-другому. Он из руководителей завода, привык во власти рулить… Теперь и остался он один, остальных вот зачистил. Да только после уже, а поначалу первым лицом-то не считался, так… Прибился к группе военных, которые с оружием, с авторитетом, порядок после войны наводили. Но они на силу рассчитывали, а Бакин похитрее оказался. И понял, что бабы не хуже другого какого ресурса, чтобы верных людей купить. Так вот вышло… А ведь жена была, ребёнок вон от неё. А потом померла вдруг она. Ни с того, ни с сего, закашляла и двинула на тот свет. Ходил Бакин чернее тучи, бабы подбивались под бок — всё-таки глава города. Вдовец. Завидный, в общем, мужчина. Да вот только он на них уж не реагировал никак. От слова «совсем». Жил один, растил дочь. А только скоро совсем крыша поехала у Витьки-то. Начал уже и сам женщин к себе приглашать, не просто так, а силой. Приходит, значит, охрана за дочкой или за чьей женой и забирает. Бакин насилует её у себя наверху. А потом — свободна! Начали тут мужички гневаться страшно, месть назревала, восстание, да не сложилось. Созвал тогда Бакин совет, мол: речь говорить будет. И сказал. Прикинь? Сказал, что пользует наших жён и дочерей, чтобы проверить. И знаете… они оказались порченые! Все до единой! Все, кого он приглашал! И тогда он издал указ, что так впредь и поведётся — коли порченые, детей иметь не могут, тогда пусть платят своим телом за жизнь в городе. А несогласных мужчин, отцов и мужей — вышвыривать за пределы цеха… Ну, и что вы думаете? Одного-двух выслали за ворота, остальные притихли, как ягнята. Теперь женщины совсем не считаются за людей. Кто хочет, тот и берёт их. Любую на выбор. Всю грязную работу тоже они выполняют, причём их не щадят, бьют ремнями. Иногда до полусмерти. И вот ведь, в чём загвоздка-то: а если после этого и ваши девки не забеременеют? Думаете, поймут что-нибудь? Нет. Скажут, что и они никуда не годные бабы, и будут мучить, как и остальных.