Мои глаза с удовольствием путешествовали по его чернилам и описывали каждую видимую татуировку. От чернил на его лице, чернил, выступающих из-под накрахмаленной белой классической рубашки, до татуированных рук и костяшек пальцев. Черт, он был прекрасен. До Лучано меня никогда особо не интересовали татуировки. Но этот человек вывел чернила на совершенно новый уровень. Чернила на этом человеке объединили жестокость, запечатленную на его лице, искусство и безжалостность в один прекрасный, смертоносный образец.

— Грейс, ты вернулась, — прерывание произошло в виде холодного голоса моей бабушки. Мой рот сжался в тонкую линию, и что-то в глазах Алексея подсказало мне, что он точно понял, откуда я.

Мое сердцебиение ускорилось, а беспокойство возросло на ступеньку выше, но я скрывала это. В конце концов, я очень хорошо научилась скрывать свои эмоции с тех пор, как начала жить под крышей бабушки.

Она предложила мне свою щеку для поцелуя в знак приветствия. Я наклонилась, чтобы поцеловать подношение, и почувствовала себя Иудой. Потому что я пришла убить ее. Но я хорошо запомнила урок из прошлого раза, когда отказалась поцеловать ее в щеку. Она морила меня голодом два дня. Это было нелегко забыть.

— Бабушка, — пробормотала я.

— Я вижу, ты все еще тусуешься с этими отбросами, — её взгляд скользнул по Лучано и его друзьям и остановился на Элле. Ее губы сжались при виде моей лучшей подруге. — Я думала, ты ушла от мужа, моя маленькая Белль.

Не позволяй ей насмехаться над тобой. Не позволяй ей насмехаться над тобой. Слова повторялись в моем мозгу.

Она намеренно назвала меня так, напоминая, что это моя единственная ценность для наследия Романо. Ну, мне было плевать на наследие Романо.

В ее глазах появился жесткий блеск. Она надеялась разозлить Лучано. Он сохранял спокойствие, хотя я скорее чувствовала, чем видела, как он напрягся.

Никогда не глядя в его сторону, ответила я. — Нет. Должно быть, кто-то дал тебе неверную информацию о моем семейном статусе. Мне нравится быть отбросом, поэтому я общаюсь с ними только в уместном случае. Ты так не думаешь, бабушка?

Я уже не была маленькой девочкой. Я не потерплю ни ее морального избиения, ни физического насилия со стороны моего дяди.

Она улыбнулась, хотя улыбка не коснулась ее глаз. — Ты сыграешь для нас сегодня, дорогая?

— Нет, я…

— Пианино твоей матери здесь, — оборвала она меня, как будто я не говорила. — Сегодняшний вечер будет твоим последним шансом. Мы избавляемся от этого.

Я моргнула в замешательстве. — Но почему? Это было в маминой семье на протяжении веков.

— Здесь нет никакой цели, — мы встретились взглядами, ее темные черные глаза смотрели на меня сверху вниз, бросая мне вызов. В отличие от моего дяди, который не возражал против физических наказаний, моя бабушка предпочитала моральные пытки.

— Я заберу это, — слова ускользнули от меня прежде, чем я о них подумала. Ей нравилось отнимать все, что мне было дорого или что я любила. Теперь, когда я заявила, что хочу этого, она скорее сожжет его дотла, чем отдаст мне.

— Ты всегда была такой сентиментальной, Грейс, — издевалась она надо мной. — Это будет твое падение. Это пианино ничего не стоит. Прямо как твоя маленькая семья.

Невысказанная угроза. Невысказанное унижение.

Я сделала шаг вперед, когда почувствовала, как рука Эллы обхватила мое плечо. Я представила, как обхватываю пальцами ее шею и душу ее до смерти. Я хотела убить эту злую старую ведьму. Единственное, в чем она была хороша, — это приносить людям страдания.

Прежде чем я успела подумать о возвращении, вмешался мой муж.

— Берегите себя, София Романо, — бросил ей в лицо Лучано, грозный и безжалостный бандит в полной боевой готовности. — Моя жена может вести себя вежливо на вашей вечеринке, но я не буду испытывать никаких угрызений совести, если вырву вам глотку и увижу, как вы захлебываетесь собственной кровью среди своих гостей.

Бабушка даже глазом не моргнула, но рядом с ней я увидела ее охранников. Конечно, она не боялась, когда никогда не сражалась в собственных битвах.

— Пианино ничего не стоит, — продолжала она, как будто Лучано никогда не говорил. — У тебя нет дочери, и у тебя не будет шанса родить еще одного ребенка.

Лучано зарычал рядом со мной, но я положила руку на его бицепс и слегка сжала.

— По правде говоря, оно принадлежит мне, бабушка, — сказала я, казалось бы, спокойно, хотя каждая унция крови внутри меня кипела от ярости. Это прерывание было приятным, потому что оно отвлекло ее внимание от Лучано ко мне. — В конце концов, мои родители оставили все это мне. Не так ли?

— Чтобы быть переданным тебе в день твоего двадцатипятилетия.

— Или когда я выйду замуж, — мои губы изогнулись в фальшивой улыбке. — И я замужем, — я покосилась на мужа. — Не так ли, дорогой?

— Мы точно женаты, дорогая, — Лучано ухмыльнулся моей бабушке, его глаза бросали в ее сторону всевозможные угрозы.

— Иди, сыграй одну из тех пошлых песен, которые тебе так нравятся, — продолжила она, уходя, игнорируя нас обоих. — Попрощайся с наследием своей матери. Последняя семейная реликвия и поколение семьи Астор скоро превратится в пепел.

Я впилась ногтями в ладонь, сосредоточившись на боли, которая заземляла меня. Она не выиграет. Мой дядя не выиграл бы. Наследие Астора никогда не сгорит дотла. Потому что Маттео тоже был частью меня.

Я повернула голову к мужу и посмотрела в глаза Лучано. — Позвони своему отцу и скажи ему, чтобы он не выходил из дома с Маттео, — говорила я тихо, мой голос дрожал.

Не говоря больше ни слова, я ушла от группы, моя спина напряглась, когда я услышала, как бабушка сделала объявление. Я чувствовала его глаза, смотрящие на меня, даже стоя к нему спиной. Как ни странно, мне было приятно узнать, что мой муж здесь. Это придало мне дополнительную смелость, в которой я нуждалась.

— Всем большое спасибо, что пришли, — поприветствовала она собравшихся. — Грейс Романо сегодня вечером сыграет для нас пьесу. Я уверена, что многие из вас слышали о ее всемирно известной матери Арии Астор, которая покорила мир своим голосом и завоевала сердце моего первенца.

Во всех ее словах был двойной смысл. Вину, которую она возложила на мою мать, хотя на самом деле ее собственные действия стоили ей первенца. Она потеряла собственного сына, никто другой не сделал этого за нее.

— Грейс Витале, — прервала я ее с натянутой улыбкой, говоря в микрофон, чтобы все услышали. — Не Романо.

Ее жестокие глаза-бусинки сверкнули на меня ненавистью, и я улыбнулась. Она заплатила бы за свои грехи, если бы это было последнее, что я сделала перед смертью. Смерть моих бабушки и дяди означала бы защиту Маттео. И ради безопасности моего сына я бы продала свою душу дьяволу.

Настала очередь Романо проиграть.