Глава 1

Глава 1

Бекка

— Ты, должно быть, шутишь, — говорю я отцу, испытывая нарастающее чувство тревоги.

Он так же взволнован, как и я — даже из-за меня — и срывает с головы свою бейсболку Солт Лайф — что является забавным, учитывая, что мы живем вдали от соленых вод — а затем проводит рукой по своим золотистым волосам, которые так похожи на мои собственные.

— Ты всерьез думаешь, что в течение следующих двух дней мы сможем усидеть на одном крошечном заднем сиденье? Ты же видел Самира. Он чертовски огромный!

— Следи за своим языком! — мама огрызается, и я сдерживаюсь от очередной порции ругательств, но только потому, что она держит близняшек — моих трехлетних сводных сестер — по одной на каждом бедре, и я не хочу расстраивать их своим визгом.

— Послушай, Бекка, я знаю, что ситуация далека от идеальной, но...

Я усмехаюсь и качаю головой.

Идеальной.

Да уж, ни хрена себе.

Нам с Самиром и его невероятно длинными ногами придется втискиваться на одно сиденье в третьем ряду папиного черного Тахо, потому что остальное пространство забито коробками с хрупкими и ценными вещами, которые — как опасается мама — могут получить повреждения, если отправятся в путь в прицепленном сзади передвижном трейлере.

— Это ужасно несправедливо, — я стискиваю зубы от досады и сжимаю в кулаке подол своей огромной винтажной футболки Fleetwood Mac, едва сдерживаясь от желания снять шлепанец и запустить им в густую, темно-каштановую и красиво уложенную шевелюру моего сводного брата. — Почему я не могу поехать с тобой, мам? У девочек есть свои собственные места!

То есть автокресла, которые занимают заднее сиденье маминого белого седана Лексус.

Я бросаю взгляд на переднее пассажирское сиденье, до потолка заваленное нашими дорожными сумками, понимая, что для меня не остается места.

— Ты будешь купаться в роскоши, в то время как мне придется довольствоваться этим... мудаком, — тихо заканчиваю я, указывая на Самира, потому что мама бросает на меня такой взгляд, из-за которого я мгновенно закрываю рот.

Самир смотрит на меня с вызовом, откидываясь назад и засовывая руки в карманы своих серых спортивных штанов. Я очень сильно стараюсь не опускать взгляд ниже его груди ради того, чтобы убедиться, является ли правдой то, что люди говорят о серых спортивных штанах. И терплю неудачу. Он ухмыляется, и мне требуется вся моя выдержка, чтобы не показать ему средний палец.

— О, действительно, потому что длительное путешествие с двумя малышами — такая роскошь, — саркастически говорит мама и фыркает, отбрасывая пряди своих черных волос, которые выбились из косы и падают на ее яркие темно-карие глаза, подведенные карандашом.

Справедливое замечание.

Мне тоже это не нравится. Мира и Амелия, может, и выглядят как ангелочки с очаровательными каштановыми косичками в одинаковых желтых сарафанах с белыми бантиками, но на самом деле, когда они недовольны, то превращаются в маленьких озорниц, и от их пронзительных криков у вас из ушей пойдет кровь.

Я готова буквально на все ради них. Бросаюсь на защиту от всех и вся. И даже радуюсь, мечтая, что у меня могут появится несколько таких же замечательных детей. Но когда дело доходит до того, чтобы провести с ними целых два дня подряд в дороге…

Не уверена, кто из родителей короткую палку, чтобы папа ехал с Самиром, а я — позади мамы с девочками. Мама и папа, должно быть, тоже не уверены, потому что оба гримасничают друг другу.

Самир, возможно, так же недоволен расстановкой сидений, но он не спорил все утро, как я, когда папа вытаскивал ковшеобразные стулья для второго ряда и складывал их в трейлере, а затем расставлял и переставлял коробки в Тахо словно в Тетрисе, пытаясь предоставить нам как можно больше возможностей и места в задней части, которое практически равно нулю. Папа виновато улыбается мне, вытирая пот, стекающий по его лбу, когда Самир, ростом в шесть футов и весом в двести фунтов, сгибает свое огромное тело, чтобы влезть первым, его широкая спина растягивает красную футболку с эмблемой Университета Аризоны.

Его дурацкая футболка — насмешливое напоминание о том, что он подал заявление и поступил в тот же университет, что и я, вместо того чтобы буквально отправиться куда-нибудь подальше. Поскольку в конце лета мы оба уезжаем в США, наши родители решили переехать в Тусон, чтобы мы могли сэкономить деньги, продолжая жить с ними, а не в общежитии, а это значит, что я останусь с Самиром еще как минимум на четыре года — или же пока не найду работу, за которую платят достаточно хорошо, чтобы я смогла переехать в другую квартиру — чтобы видеться с ним лишь изредка во время каникул.

К черту мою жизнь.

Мне приходится лезть через него, ударяясь головой о потолок, когда он освобождает место, чтобы я могла сесть рядом — ну, не совсем рядом, потому что лишь одна моя ягодица помещается на оставшемся сиденье между его бедром и коробками, которые уже сложены напротив меня. Они закрывают заднее стекло так, что я даже не могу выглянуть наружу, чтобы полюбоваться проплывающими мимо пейзажами. Я практически сижу верхом на Самире, пока папа расставляет последние коробки, создавая картонную стену между нами сзади и им спереди.

Дважды к черту мою жизнь.

Следующие два дня станут сущим адом.

* * *

Всего через тридцать пять минут езды я начинаю терять чувствительность в правой ягодице, на которую приходится весь мой вес, и пытаюсь отодвинуться от Самира как можно дальше. Мы с моим сводным братом никогда не ладили и постоянно вступали в ужасные конфликты, как их называют наши родители, после того, как его мама Веда и мой папа Кевин поженились на одной из самых красивых церемоний, которые я когда-либо видела.

После медового месяца, когда мне было четырнадцать, они перевезли нас в новый дом, словно мы были одной большой счастливой семьей. С тех пор Самир ненавидит меня, будто это я виновата в том, что его мама захотела выйти замуж и переехать через полстраны, когда мой папа получил повышение по службе.

Но то, что я вынуждена провести следующие два дня на коленях у засранца Самира, делает свое дело. Единственная причина, по которой мы еще не кричим друг на друга, заключается в том, что папа натравливает на нас маму всякий раз, когда мы останавливаемся заправиться и же перекусить. Возможно, она одна из самых милых женщин в мире — серьезно, лучшая мачеха на свете — но ее материнские суждения — лишь малая толика того, что мы получим, если ей придется иметь с нами дело после стресса, который связан с путешествием с близняшками.

Я выругалась себе под нос, извиваясь в тысячный раз, безуспешно пытаясь ослабить давление на бок, но деваться буквально некуда. В этом аду на колесах я не могу найти удобного места. Самир хрюкает, когда я случайно — нарочно — пихаю его локтем в живот, пытаясь принять другую позу. Я вскрикиваю от удивления, когда он грубо хватает меня за талию и усаживает к себе на колени, прижимая спиной к своей груди.

— Что ты делаешь? — шиплю я, безуспешно пытаясь слезть с его колен, при этом не повышая голоса и не нарушая нашего временного перемирия.

Последнее, чего я хочу — это быть вынужденной прикасаться к нему больше, чем следует, но теперь я сижу у него на коленях, словно маленький ребенок, который фотографируется с каким-то стариком, выдающим себя за Санта-Клауса в торговом центре.

Это странно и немного тревожно, ведь он так сильно меня ненавидит.

Самир стонет, издавая вздох облегчения и принимая мужскую позу, раздвинув ноги, чтобы заполнить мое крошечное свободное пространство. Затем он шепчет: — Черт возьми, прекрати! — когда я снова бью его локтем в живот, на этот раз сильнее.

Мой локоть натыкается на стену из мышц, отчего ощущается резкий удар.

Я задыхаюсь, и мои глаза широко раскрываются от шока и легкой паники, когда он обхватывает мою шею своей большой теплой рукой и прижимает меня к своей крепкой груди. Может быть, мы и ругаемся словно черти, но он ни разу не поднял на меня руку. Я испуганно замираю, когда он усиливает хватку, слегка надавливая мне на шею, а другой рукой обхватывает мой живот. К счастью, он не перекрывает мне доступ воздуха, но этого достаточно, чтобы крепко удерживать меня на месте.

— Мне так же неуютно, как и тебе, Бекка, но, черт возьми, это жесткое дерьмо, — говорит он мне на ухо, и его мятное дыхание овевает мою щеку. — Хоть раз в жизни перестань быть занудой и портить все своим чертовым пыхтением. Понятно?

Он слегка ослабляет хватку на моем горле, когда я пытаюсь кивнуть. Удовлетворенный моим ответом, он, наконец, опускает руку, и я хватаю ртом воздух, мое сердце бешено колотится в груди.

Ужасно неудобно вот так неподвижно сидеть у него на коленях в течение следующих двух часов, пока мы не совершаем наш первый пит-стоп на заправке. Я чуть ли не вываливаюсь из Тахо и мчусь в магазин, чтобы сбежать от Самира и ощущения трепета в животе. Я не знаю, что и думать о том факте, что он ни разу не убрал свою руку с моего живота или же что он все это время рассеянно водил большим пальцем вверх-вниз по моей талии.