Я наливала три бокала вина, когда почувствовала, как по спине пробежало покалывание от осознания. Послышался мягкий стук ботинок по деревянному полу, а затем тепло другого тела, прижавшегося к моей спине. Каким—то образом, хотя я и не знала, как это возможно, когда я обернулась лицом к незнакомцу, это был мой француз.

— Что ты здесь делаешь? — рявкнул он, его глаза сверкали.

Он чувствовал себя непринужденно в пространстве. Его хрустящая рубашка все еще была нетронутой и была заправлена в темно-серые брюки, но у горла она была расстегнута, обнажая глубокий кусок коричневой кожи, манжеты были торопливо закатаны на предплечья, а пиджак небрежно висела на плече, как будто он только что снял его, чтобы расслабиться. Несмотря на то, что я видела его только сегодня утром, вид его на маминой кухне резко убедил меня в том, насколько абсурдно он хорош.

— Ну? — прорычал он, когда я не сразу ответила.

Я не могла поверить, что он здесь. Мой разум бешено закружился, пытаясь подтвердить его присутствие. Более вероятно, что я воображал его. У меня было сильнейшее желание протянуть руку и провести пальцами по его блестящим рыже—каштановым волосам.

— Что ты здесь делаешь? — прошептала я, боясь, что он исчезнет. На его лице отразилось смятение, но что-то вроде ужаса промелькнуло в его чертах, и он прохрипел:

— Эль… Жизель Мур.