Глава 24

Катарина

— О чем вы двое говорили? — спрашиваю я Ник спустя несколько минут неторопливой пробежки вдоль берега. — В основном, что говорила ты, — я умоляюще смотрю на нее.

Она замедляет шаг.

— У меня возникло ощущение, что он выведывал информацию.

Мое сердце замирает, я останавливаюсь, заправляя пряди волос. День чудесный, но на берегу океана всегда дует ветерок.

— О чем?

— О твоих родителях.

Что-то щелкает в моем мозгу, и вся кровь отливает от лица.

— Я ничего ему не говорила! — говорит Ник, увидев тревогу на моем лице. — Я придерживалась истории о том, что твоя мама умерла во время родов, а отец воспитывал тебя один.

— О боже, — я наклоняюсь, кладу руки на колени, надеясь, что головокружение и тревога пройдут. — О боже.

— Что такое?

Я выпрямляюсь, сглотнув.

— Я облажалась, Ник, — я разражаюсь смехом. — Я такая идиотка! — несколько раз ударяю ладонями по лбу, пока моя подруга с беспокойством в глазах наблюдает за происходящим. — Я приготовила ему завтрак, а когда он спросил, где я научилась готовить, сказала, что у мамы.

Ее глаза широко раскрываются.

— Не могу поверить, что ты оступилась. Это на тебя совсем не похоже.

— Вот видишь! — я размахиваю руками. — Я знала, что это случится! Сблизиться с ним — это ошибка! Я ослабляю бдительность, даже не осознавая. Блять! — я вскрикиваю, когда тугая боль охватывает мою грудь. — С ним я начинаю чувствовать, Ник, и это хреново.

— Сядь, — говорит она, опускаясь на песок. В каком-то оцепенении я наблюдаю, как она расшнуровывает кроссовки и закатывает лосины до колен. Она опускается на задницу, позволяя мягким волнам омывать ноги.

Выныривая из этого состояния, я повторяю ее позу, снимаю кроссовки и мочу ноги в океане, радуясь, что сегодня надела шорты для бега.

— Это был серьезный промах. И я говорю не только о истории с мамой. А о сексе с ним. Я пытаюсь узнать больше о том, какой он человек. Слушаю, как он рассказывает мне, какими плохими были его погибшие отец и братья. Слушаю, как он объясняет, что они сделали с его матерью и как они били его, когда он пытался защитить ее. О том, как он был невидим для отца, — я умоляюще смотрю на подругу. — И я в таком замешательстве, Ник. Что, если он начнет разнюхивать? Что, если он узнает правду?

— Он ничего не найдет, — она успокаивающе сжимает мою руку. — Он не сможет найти то, чего не существует.

— Саверио существует.

— Тогда, может быть, пора исправить это.

— Придется пересмотреть весь план, — я зарываю руки в теплый песок, золотистые песчинки проникают сквозь пальцы.

— Думаю, мы обе знаем, что план придется переделать, — говорит она, поворачиваясь ко мне лицом.

— Не говори этого.

— Ты влюбляешься в него, дорогая. Он тоже в тебя влюблен. Я вижу это каждый раз, когда он смотрит на тебя, и я должна это сказать. В этом нет ничего плохого. Вообще ничего. Ты заслуживаешь иметь такого человека, как он. Ты заслуживаешь счастья. Нет ничего плохого в том, чтобы отклониться от курса, если открылся новый путь.

— Я думала об этом плане на протяжении двадцати одного года. Как я могу просто забыть обо всем?

— Я не говорила, что будет легко, но все сводится к тому, что важнее. Жить ради жизни или жить ради мести?

— Все не так просто.

— Я знаю, милая, — она кладет голову мне на плечо. — Но я верю, что ты попала к Массимо не просто так. Не думаю, что тебе стоит сбрасывать со счетов его или те чувства, которые ты к нему испытываешь.

— Почему это происходит так быстро?

— Это началось пять лет назад. Слоу-берн, как там говорят.

— Что он со мной делает? Я все испортила. Я должна держаться от него подальше, но я… я не могу. Не после прошлой ночи. Я должна придерживаться плана и пройти через это, но не хватает сил отстраниться, и я… не хочу.

Я думала, что признание правды принесет облегчение, но нет. Это не уменьшает ни боли, ни шока.

— Ты не можешь бороться с судьбой, детка, и он твоя судьба. Это написано звездами. Ты идешь по пути, который тебе предназначен.

— Как такое может быть? Если я приму это, то значит, должна забыть все. Ты знаешь, что случилось со мной в том доме. Как я могу просто забыть это?!

— Карло мертв. Максимо и Примо мертвы. Я знаю, что ты не получила удовлетворения от их убийства. Я знаю, ты чувствуешь, что не добилась справедливости, но Массимо не виноват. Почему он должен расплачиваться за грехи своего брата? Где же здесь справедливость? Он невиновен, Рина. Он такой же невинный, как и ты.

Я молчу несколько минут, обдумывая ее слова.

— Массимо невиновен, и я не могу его убить. Боже, что за напасть, — я опускаю голову, окончательно смирившись с этой реальностью. — Но Габриель виновен. И Элеонора тоже. Может, они и не участвовали в пытках, но они знали, что меня держали в плену несколько месяцев, и ничего не сделали. Как я могу забыть это? — я обращаюсь к небу, умоляя какое-нибудь божество подсказать мне, что делать. Опустив голову, смотрю на воду. — Я не могу их простить. Я не могу оставить их в живых. Но это положит конец моему браку и моей жизни, потому что Массимо никогда не простит меня, если я убью его мать и его последнего оставшегося брата. Он убьет меня, чтобы отомстить за них, и тогда все станет на свои места. Убей или будешь убит, — я поднимаю колени и упираюсь в них головой.

— Есть другой путь.

Поднимаю голову, понимая, что она имеет в виду.

— Это невозможно.

— Возможно, — она поворачивается так, чтобы оказаться лицом к лицу со мной. — Ты оставишь их в живых, Рина. Семью Маццоне тоже, потому что они невиновны. Убей этого ублюдка, Саверио, и возьми корону, которую ты по праву заслуживаешь, но сделай это по-своему. Так, как ты любишь все делать. С минимальным кровопролитием и защитой невинных, — она окидывает меня торжественным взглядом. — Сделай это вместе с мужем.

***

Я все еще размышляю над советом Николины, пока жду, когда Антон появится на месте нашей встречи на пятом уровне парковки в Квинсе. В это время суток она практически пуста, и, в отличие от многих современных парковок, здесь нет камер. Мы приехали на несколько минут раньше, поэтому я сижу на заднем сиденье своего внедорожника и просматриваю фотографии, которые частный детектив прислал час назад.

Я наняла местного, чтобы он следил за моим мужем.

Он и сам прицепил ко мне хвост, так что это справедливо.

То, что я вижу на экране, лишь усугубляет мои мучения.

Массимо хранит секреты.

Большие, как я подозреваю.

Я не могу винить его, но это не заставит меня поменять планы, которые вынашивались более двадцати лет, как бы я ни противоречила себе.

Я не хочу причинять мужу боль, но не вижу возможности отступить от своего первоначального плана. Я не поставлю себя на линию огня и не подвергну опасности всех, кто со мной работает. Я зашла слишком далеко, чтобы отказываться от своих слов. Я бы не смогла, даже если бы захотела. У меня много грехов, за которые я заслуживаю смерть, если какой-нибудь дон узнает правду и решит прикончить меня.

Если я не буду следовать намеченному курсу, то рискую своей жизнью и жизнью своих близких.

Таковы факты.

Я была невинна, когда меня похитили, но никому не было до этого дела. Ни когда меня похитили, ни после спасения. Жгучая боль в моем сердце отказывается утихать всякий раз, когда я думаю о тех людях, которые могли бы поступить иначе.

Кто защитил меня, когда я был невинна?

Правильно ли то, что я причиняю страдания другим невинным? Нет. Но я стремлюсь свести количество жертв к минимуму. Я всегда так действовала.

Теперь Николина — и Массимо — запутали мои мысли, разделили мою верность и заставили меня сомневаться во всем.

— Ник сказала, что приманка сработала, — говорит Ренцо рядом со мной, поднимая взгляд от камеры и прерывая мой депрессивный внутренний монолог. — Детектив твоего муженька сидит у ресторана и наблюдает, как Николина с Дарио ужинают.

— Конечно сработала. Мы одинакового роста и схожего телосложения. Ника в белом платье, в черном парике и больших очках — вылетая я, если никто не будет слишком пристально рассматривать ее лицо.

— Дарио знает, что нужно закрывать ее от посторонних глаз.

— Прошел ли банковский перевод? — спрашиваю я, с растущим интересом пролистывая фотографии большого участка на берегу Статен-Айленда.

— Да. Я заберу ключи утром и встречусь там с Ник и дизайнером интерьера.

— Нам не нужно ничего вычурного, — говорю я, зная, что Ник захочет взять дело в свои руки. — Там должно все быть функциональным, и нужно, чтобы все заработало как можно скорее. Как только мы уберем мексиканцев и «Триаду», перейдем к следующему этапу.

— Ты слышала что-нибудь от О’Хары сегодня?

Я киваю.

— Он звонил мне. Настраивает мексиканцев и китайцев друг против друга, чтобы выиграть время для реализации нашего плана. Мы должны быть готовы к воскресенью, если «Комиссия» одобрит.

— Ненавижу отвечать перед этими ублюдками, — Ренцо хмуро смотрит на меня через плечо. — Что они замышляют? — он щурится, глядя на фотографию, где Фиеро и Массимо забираются в вертолет на вершине современного здания, которое все еще строится на Стейтен-Айленде.

— Я бы тоже хотела знать, — я выхожу из файла с изображениями, открывая одностраничный сводный отчет. — Здание принадлежит компании под названием «Ринасита». Это крупный конгломерат с разнообразными интересами, но два основных направления их деятельности — недвижимость, импорт и экспорт особых итальянских продуктов.

— В переводе с итальянского это означает «возрождение». Думаешь, они главные?

Я поджимаю губы, когда длинный гладкий черный «Мерседес» останавливается

рядом с нами.

— Они не числятся ни директорами компании, ни сотрудниками, но им не составит труда спрятаться за другими, если они захотят сохранить это в тайне.

Ренцо качает головой.

— Я не понимаю. Когда эти ублюдки успели построить такой бизнес? Ни у кого из них нет ума, — добавляет он. — Должно быть, они там по другой причине.