РЕН

Я однажды сломала палец на ноге, когда ударилась им об угол стола. Я думала, что это больно, но я ошибалась. Быть проткнутым в живот рогом огромного мифологического зверя — все равно что сломать миллион пальцев на ногах по всему телу. За исключением того, что твои кишки разрываются на части, а не ломаются кости.

Я не фанат. Это самая сильная боль, которую я когда — либо испытывала. Я бы действительно хотела вернуться на конспиративную квартиру, посмотреть телевизор и съесть немного попкорна.

Стражник — транспортер Олимпийских Игр держит меня на руках. Я должна знать его имя. Он уже несколько недель переносит мое тело по континенту, а я так и не удосужилась узнать.

— Как тебя зовут? — Вопрос звучит гораздо более невнятно, чем я намеревалась.

Его ноздри раздуваются, когда он смотрит на меня сверху вниз. Он не фанат. Поняла.

— Тодд? — Вена на лбу мужчины пульсирует. — Джереми. — Я закрываю глаза, шипя, пока мои внутренности снова собираются воедино. Я не должна валять дурака. Я даже не знаю, куда он меня перенес.

— Бартоломью. — Уф, это был комок во рту, и я не уверена, что это было понятно, но мужчина дергается от меня. Я приоткрываю веко и вижу, как двигается его челюсть. Из меня вырывается смех, вместе с кровью, которая наполняет мой рот. — Нет? Правда?

Черт, я потеряла много крови. Я плохо соображаю. Мне нужно взять себя в руки. Мне нужно понять, где я нахожусь и как вернуться к остальным. С ними все в порядке? Что с Атласом? Последним звуком, который я услышала перед тем, как меня вынесло из туннелей, был крик, который разбил мое сердце на куски. Он был таким… опустошенным.

— Что ты с ней сделал? — рявкает чей — то голос. Я снова закрываю глаза, когда начинаю узнавать. Нет.

Я заставляю себя снова открыть глаза и смотрю туда, куда привел нас Барт. Моя кровь капает на блестящий черный пол, образуя гладкую лужицу, которая почти сливается с плиткой.

Я снова в доме Натаниэля. Я застряла в кошмаре, в котором снова и снова повторяю один и тот же сценарий. Должно быть, именно это и происходит. Я читала подобные книги. Я должна правильно распределить все составляющие дня, и тогда я, наконец, освобожусь от этого повторяющегося дерьма. Надеюсь, тогда мне больше никогда не придется видеть лицо Натаниэля.

— Она ранена, сэр, — Барт сжимает меня, и я стону от боли, которую вызывает это движение. Член.

— Отпусти ее. Эта сука лгала нам все это время. С ней все будет в порядке.

Мы находимся в полностью черной прихожей Натаниэля. Он стоит перед дверями, ведущими на свободу. Его руки скрещены на груди, а пышные волосы растрепаны. Интересно, у кого — то был плохой день. Барт бесцеремонно опускает меня на землю. Я прикусываю губу, чтобы сдержать крик. Еще больше крови наполняет мой рот, и я кашляю, разбрызгивая красные капли, которые разлетаются по воздуху и капают на землю.

Натаниэль издает звук отвращения. Он отмахивается от Барта, и его задница исчезает в мгновение ока. Начищенные черные туфли Натаниэля постукивают по земле, когда он приближается. Мое лицо отражается в его туфлях. Натаниэль поднимает ногу, ставит ее мне под подбородок и откидывает мою голову назад, так что я вынуждена смотреть на него. Спасибо ему за отличное равновесие. Если бы я не пыталась сдержаться, я бы определенно ударила его другой ногой, чтобы он мог насладиться окровавленным полом вместе со мной. Его блестящий ботинок снова оказывается на земле, прежде чем я набираюсь сил, чтобы наброситься на него.

— Такая хитрая маленькая девочка. — Голос Натаниэля сочится снисхождением.

Я смотрю прямо в его глаза — бусинки. Та самая вспышка, которая говорит мне, что он не обычный человек, мелькает на мгновение, прежде чем исчезнуть.

— Все это время Фурия была прямо у меня под носом, и я не учуял тебя.

Я полагаю, что на вопрос о том, видели ли жрецы видеозапись боя с минотавром, получен ответ. Натаниэль знает. Я уверена, что остальные Боги тоже в курсе.

— Тебе понравилось смеяться надо мной? Думала, что ты меня разыгрываешь?

— Я уверена, что тебе трудно это принять. — Я вынужден прерваться, поскольку меня охватывает новый приступ кашля. Кровь забрызгивает ботинки Натаниэля, и он отскакивает назад, как будто это кислота Гидры. — Но я никогда о тебе вообще не думала.

Натаниэль фактически предупреждает о своем ударе, но я не могу двигаться достаточно быстро, чтобы уйти с пути его ноги. Он ударяет меня по щеке с такой силой, что я валюсь на пол. Я вытягиваю руку, чтобы удержаться, прежде чем мое лицо ударится о плитку.

— Мне следовало догадаться. Ты такая же, как любая другая Фурия. Самодовольная и высокомерная. Ты думаешь, что ты намного лучше всех. Скоро ты поймешь, что истекаешь кровью и умираешь, как и любая другая Фурия, павшая к моим ногам.

— Я не думаю, что я лучше кого — либо. Кроме тебя. — Мне приятно, что я так огрызаюсь, но я задыхаюсь, расстроенная тем, что не исцеляюсь быстрее. Я знаю, это глупо. Магический человек — бык буквально разорвал мне внутренности на части, но с чувствами ничего не поделаешь.

Медленная улыбка расползается по лицу Натаниэля. — Посмотрим, что ты почувствуешь по этому поводу через несколько минут.

Натаниэль хватает меня за волосы, отрывая от земли с неестественной силой. Если бы я уже не знала, что он был Богом, маскирующимся под человека, все эти маленькие знаки, которые он постоянно подает, помогли бы мне догадаться. Знают ли остальные Боги? Или он скрывает это и от них тоже?

Я с трудом поспеваю за ним, мои ботинки скользят в крови. Движение только усугубляет рану. Из моего живота вытекает еще больше крови. Не думаю, что моя одежда может пропитаться еще сильнее. Натаниэль тащит меня по коридору, и другой жрец ждет там, чтобы открыть двойные двери с поклоном. Я спотыкаюсь о свои тяжелые ноги, когда мы входим в Святилище Олимпа. Дом Натаниэля находится прямо за Святилищем, но я не знала, что из его дома есть вход внутрь.

Я никогда не была внутри храма. Я едва могу сосредоточиться достаточно долго, чтобы разглядеть парящие колонны и массивную резную статую Зевса, сидящего на троне в конце прохода. Натаниэль не останавливается в своем шествии к парадным дверям, где другой жрец ждет, чтобы открыть массивные двери из красного дерева.

Когда мы выходим на улицу, нас встречает рев, такой громкий, что я чуть не зажимаю ухо рукой. Другой рукой я держусь за запястье Натаниэля, ту, что прикреплена к руке, которая дергает меня за волосы. Сейчас середина ночи, но снаружи Святилище освещено, как сверхновая звезда. Это можно было бы принять за дневное время, за исключением того, что чем дальше я вглядываюсь в толпу, тем больше она окутана тьмой. Здесь очень много людей. Больше, чем пришло на парад, в котором заставили участвовать чемпионов.

— Видишь всех этих людей? Я позвал их сюда, чтобы они стали свидетелями твоей смерти. Они не могут дождаться, когда увидят, как Фурия зальет кровью ступени моего Святилища, — злорадствует Натаниэль с широкой улыбкой на лице.

Натаниэль толкает меня, наконец отпуская мои волосы. Я падаю на землю, прямо к ногам Зевса и Геры. Они оба одеты в традиционные белые хитоны, и каждый дюйм их тела напоминает разгневанных Богов из мифологии. Моя кровь пачкает мраморные ступени цвета слоновой кости, размазываясь красным по лестнице. Зевс и Гера возвышаются, насмехаясь надо мной с таким восторгом в глазах, что я понимаю, что это будет плохо.

Все, над чем мы работали, привело к этому моменту. Вначале я не осознавала, что именно так сложится моя жизнь. Что я выйду из бара Джерри и буду подрабатывать Темной рукой в своем районе Чикаго, чтобы стать чемпионом Олимпийских игр. Причем невольным. Я никогда не хотела связываться с «Подпольем». Я хотела делать то, что говорил мне мой отец. Сохранить свой секрет, спрятаться. Я понимаю, почему он так боялся за меня, но я больше не ребенок. В прошлом я спасала людей под покровом ночи, но теперь этого недостаточно. Пришло время мне принять свою Фурию и свою судьбу. Добиваться справедливости и, наконец, усыпить этих гребаных Богов. Свергнуть жрецов, разоблачив Натаниэля Роджерса как мошенника, которым он и является.

Вот только у меня нет амулета. Гребаный стержень всего этого чертова плана. Я бросила его в Грир, когда мы сражались с минотавром. Я знаю, что она сохранит это, но я понятия не имею, застряли ли Атлас и мои друзья все еще в старых туннелях метро. Они выбрались? Кто — нибудь из жрецов или Богов тоже пришел за ними?

Зевс кружит вокруг меня, снова привлекая мое внимание к себе. — Ты вела себя вызывающе все время, пока была частью этих игр.

Гера стоит неподвижно, ухмыляясь мне сверху вниз. Краем глаза я замечаю, что перед Афродитой заискивают многочисленные жрецы, а Посейдон рядом с ней выглядит скучающим. Сегодня ночью по городу дует прохладный ветер. Я вспотела, но потеряла так много крови, что легкий ветерок пробирает меня до костей и заставляет дрожать.

— Ты пришла в наши игры, думая, что можешь солгать о своей истинной природе. — Зевс громко выкрикивает слово ложь, и толпа кричит и шипит оскорбления. — Ты обманом заставила моего сына прелюбодействовать с тобой, используя свои уловки, чтобы завладеть им.

Я не могу не закатить глаза от этого заявления, даже сквозь пелену боли. Кровотечение замедлилось, но рана едва начала затягиваться. Если бы из меня не делали пример перед Святилищем Олимпа, я бы провалялась в постели день или два, пока все полностью не заживет. Сейчас у меня нет такой роскоши, но я также не знаю, как мне из этого выпутаться. Меня окружают Зевс, Гера, Натаниэль, орды жрецов и обезумевшая толпа. Последние, похоже, готовы пробиться сквозь баррикады, удерживающие их на улице и подальше от ступеней, ведущих к святилищу.

Зевс наклоняется и что — то тянет меня за бок. Когда он встает, в его руке мой хлыст.