ГЛАВА 14

ГЛАВА 14

— Т

ы мазохистка, не так ли? — Я раздражаюсь, когда Эстелла натягивает на меня кожаные штаны. За последние два часа она отполировала, натерла воском, обработала и причесала каждый сантиметр моего тела. Мои волосы были завиты и уложены с точностью до дюйма. Даже зная, что смотрю на себя в зеркало, я не могу отделаться от мысли, что выгляжу как сумасшедшая.

Макияж, который она наносит на меня, выглядит естественным, но в то же время каким — то суровым. Эстелла действительно талантлива. Слегка дымчатые тени делают мои глаза более голубыми, чем обычно. Обычно они такие темные, что люди думают, что они карие, но это не так.

Через мою правую бровь проходит небольшой шрам. Я получила его, когда мне было шестнадцать, во время одного из моих первых выступлений в качестве Темной руки. Я узнала от своего отца, что те, в ком течет божественная кровь, могут исцелить практически любую рану. За исключением тех, что нанесены клинком Гефеста. Я не знаю, как у нападавшего оказалось оружие, созданное богом огня и кузнечного ремесла, но я все еще ношу эту метку. Эстелла придала форму моим бровям, но сказала, что хочет оставить шрам видимым, потому что он выглядел круто.

Еще есть одежда. Когда Эстелла сказала, что приоденет меня к интервью, я подумала, что она оденет меня во что — нибудь пушистое и девчачье. Не то чтобы в этом было что — то плохое, но я не хочу быть в розовом платье из тафты, когда я уже ввязываюсь в драки по поводу законности моего пребывания здесь. Что так запутанно, потому что я хотела бы быть где — нибудь в другом месте. Словно чувствуя мое желание убежать, лента сжимается вокруг моего сердца, отчего у меня перехватывает дыхание. Гребаные боги и их скрытные контракты.

Как бы то ни было, Эстелла одела меня в совершенно сексуальный, но совершенно мучительный наряд. Темно — коричневые кожаные штаны настолько узкие, что я не знаю, как мне сесть, чтобы не выпятить задницу. Верх сделан из той же кожи, но выглядит как декоративная броня. На моих руках есть полоски ткани, которые она перекрещивает крест — накрест, и в целом выглядит это дико.

Если бы я собиралась ввязаться в настоящий бой, это не тот наряд, который я бы хотела надеть. Чертовы штаны такие жесткие, что я сомневаюсь, что смогу поднять ногу достаточно высоко, чтобы даже пнуть кого — нибудь. Хотя сапоги горячие.

— Даже не притворяйся, что тебе это не нравится. Я видела, как ты разглядывала свою задницу в этих штанах, по крайней мере, раз пять. — Эстелла хихикает, взбивая мне волосы. Как будто им нужно стать еще пышнее.

— Прекрасно, ты невероятна. Это делает тебя счастливой?

Несмотря на то, что Эстелла вырвала все волосы на моем теле и командовала мной последние два часа, это было весело. Веселее, чем у меня было за все время, сколько я себя помню. Она может работать на Игры и богов, но она кажется порядочным человеком. Это не значит, что мы станем лучшими друзьями, но я буду наслаждаться тем небольшим отрезком времени, когда у меня была возможность отключить свой мозг и перестать думать об Играх.

— Давай просто снимем это. — Эстелла протягивает руку, чтобы снять с меня ожерелье. — Я так быстро отхожу с ее пути, что она приоткрывает рот от удивления.

— Это остается. — Я сохраняю ровный тон, но с этим не поспоришь. Меня не волнует, если это портит эстетику наряда. Я не собираюсь его снимать.

Что — то промелькнуло в глазах Эстеллы, но исчезло так быстро, что у меня нет времени интерпретировать этот взгляд. Я высосала из комнаты все веселье.

Стук в дверь снимает напряжение. Нервный ассистент в очках в темной оправе просовывает голову прежде, чем заканчивает стучать, не дожидаясь приглашения войти.

— Вам пора идти, мисс Торрес.

Эстелла шлепает меня по заднице, когда я прохожу мимо нее, и я поднимаю бровь. Она одаривает меня лукавой усмешкой. — Не позволяй им добраться до тебя, Рен.

Нервный ассистент ждет меня за дверью, подпрыгивая на носках. — Следуйте за мной, пожалуйста.

Он ведет меня через тренировочный зал, который пуст. Интересно, проходили ли у кого — нибудь интервью и где я нахожусь в очереди. Мы идем, пока не возвращаемся в модную часть дома. Роскошный декор и расписанные вручную фрески на стенах заставляют меня чувствовать себя так, словно я играю в переодевание.

— Вот и вы. Мисс Хинсон ждет вас внутри. — Мужчина открывает мне дверь и закрывает ее за мной, как только я переступаю порог комнаты.

Первоначальное назначение помещения, скорее всего, гостиная или какое — то другое причудливое название, которое они дают такой комнате. Там есть зеленый бархатный диван напротив камина и большой, богато украшенный письменный стол, который занимает значительную часть интерьера у дальней стены. Перед диваном находится целая съемочная установка с тремя отдельными камерами на штативах, ярким светом, микрофонами и кучей других предметов, о которых я понятия не имею, для чего они предназначены. Мы бы не хотели пропустить реакцию при съемке с неправильного ракурса.

Мисс Хинсон, облокотившись бедром на стол, наносит красную помаду с помощью маленькой пудреницы. Я сразу узнаю ее. Она одна из комментаторов, которые обсуждали Игры в баре Джерри. Ее платиново — светлые волосы идеально гладкой пеленой ниспадают на плечи. Из — за этого мои уложенные волосы выглядят еще более безумно.

Ассистент в очках в темной оправе поспешно возвращается в комнату с чашкой кофе и тарелкой, полной выпечки. Мисс Хинсон с отвращением смотрит на тарелку, но берет кофе и делает глоток. Она смотрит на меня поверх своей изящной чашки, оценивая каждый дюйм сумасшедшего наряда, в который меня нарядила Эстелла.

Никто из нас не двигается. Она ждет, пока я представлюсь? Я должна ждать, пока она закончит свой кофе — брейк? Никто не дает мне никакой информации для продолжения, поэтому я просто стою в дверях и смотрю на нее.

— Рен Торрес, верно? — Она наклоняет голову, поджимая губы.

— Это я.

Женщина ставит чашку, фарфор звякает, когда она встает. Она разглаживает руками обтягивающую юбку — карандаш и поправляет кремовую блузку. Ее одежда выглядит дорогой, а макияж густым, но идеально нанесенным.

Ее улыбка не касается глаз, когда она указывает на диван. — Пойдем, давай присядем и немного поболтаем.

Поскольку у меня нет особого выбора, я обхожу диван и сажусь, откинувшись на спинку, чтобы не расстегнуть пуговицу на брюках. Другой парень входит в комнату и направляется прямо к камере, возясь с ней и некоторыми лампами, пока мисс Хинсон присаживается на край дивана. Я осознаю тот факт, что выгляжу сутуловатой, а она выглядит собраной.

— Бернард, давай начнем, — рявкает она оператору.

— Как скажешь, Люсинда.

Оператор поднимает руку, а затем делает жест, который, как я понимаю, означает, что камера включена. Улыбка на лице Люсинды превращается в ослепительную демонстрацию ровных белых зубов. Она наклоняется ко мне и скромно складывает руки на коленях.

— Мисс Торрес, для вас это должно быть абсолютно захватывающим опытом. Быть избранным из миллионов, стать одним из двенадцати чемпионов, которые воздают честь богам. Как вы справляетесь с внезапно свалившейся ответственностью?

Хотела бы я сказать все, что всплывает у меня в голове. Какой в этом смысл? Мне не нужно рисовать на спине мишень побольше. За мной уже охотится половина других чемпионов. Есть шанс, что я могу умереть на Играх, но если боги узнают, кто я такая, они определенно попытаются убить меня. По крайней мере, если я погибну в одном из испытаний, то это будет из — за моей собственной неудачи.

Я тщательно подбираю слова. — Я бы сказала, что моя повседневная жизнь научила меня полагаться на себя. Я не считаю, что Игры чем — то отличаются.

Ноздри Люсинды чуть заметно раздуваются. — Да. У вас такая трагическая история, не так ли? — В ее глазах появляется блеск, когда она улыбается мне. Я должна была догадаться. Я открылась для этого вопроса.

— Моя история вполне соответствует историям большинства людей. Не так уж много людей избежали трагедии за эти годы.

Пальцы Люсинды сгибаются там, где она сцепляет их на коленях. Ее раздражение растет с каждым вопросом, на который я не могу ответить.

— О да, но у большинства людей не было родителей, которые также были бы чемпионами Олимпийских Игр.

Я знала, что это произойдет. Престон каким — то образом уже получил эту информацию. Есть большая вероятность, что большинство здешних чемпионов тренируют на стороне. У меня нет никого со стороны, кроме Джерри. И лучшее, чем Джерри мог бы помочь мне в Играх, — это подсказать, кто из чемпионов с наибольшей вероятностью одержит победу.

— Наверное, — отвечаю я, пожимая плечами.

Ресницы Люсинды быстро хлопают, и по ее шее ползет румянец. Она совсем мной не довольна.

— Должно быть, это была тяжелая потеря для вас и вашего отца. Вам было всего два года, когда ваша мать получила привилегию участвовать в Играх. Но такая ужасная смерть. Быть буквально разорванной на части.

Привилегия. К черту эту шумиху. Я пытаюсь сделать глубокий вдох, но кожаный корсет на столько тугой что не даем мне этого сделать. Вместо этого я сосредотачиваю свое внимание на красной помаде Люсинды. Это всего лишь крошечный кусочек, размазанный по ее верхней губе. В этом недостатке есть что — то заземляющее, что охлаждает гнев внутри меня, позволяя мне снова взять себя в руки.

Люсинда перестала тактично копаться в моем прошлом и перешла к попыткам вскрыть мне живот. Что ж, если она ищет слез, то это не тот случай. Она выжидающе смотрит на меня, а я смотрю на нее в ответ, не говоря ни слова. Не то чтобы она задавала мне вопросы.

— А еще есть ваш бедный дорогой отец. Которого убили, когда вам было шестнадцать. И теперь вы совсем одна.

Господи, это жестоко. Если бы мы вернулись в бар Джерри, я бы ткнула ее локтем в лицо и ухмыльнулась, глядя, как кровь заливает всю ее модную блузку. Но жрецы наблюдают. Весь мир наблюдает. Поэтому я сижу в тишине, ожидая, когда она вонзит следующий кинжал. Я позволила Престону спровоцировать меня на реакцию, и это не должно повториться.