ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Эмма

Бал все еще полыхает от громкого смеха и радостных возгласов, напитков, плещущихся в бокалах, и неистовых слов, которыми обмениваются друзья. Комната кружится, и пол кажется тоже, будто я на корабле, которого затягивает в водоворот в море. Сочетание вина, моей кипящей крови и бешено колотящегося сердца, кажется, играют со мной злую шутку.

Легкое прикосновение к моему локтю пугает меня, и я оборачиваюсь, чтобы увидеть Кая, стоящего там, с Корой прямо рядом с ним.

— Все в порядке, принцесса? Ты выглядишь так, словно увидела привидение. — Теперь Кай смотрит прямо на меня, оценивая каждый дюйм, пытаясь разглядеть меня.

— Да… да, я в порядке.

Я забываю обо всем, что только что произошло, и натягиваю на лицо улыбку. Я все еще киплю от разочарования по отношению к Эйдену, но я решила сдержать это до сегодняшнего вечера. Я не готова снова окунуться в бурные воды наших с Эйденом отношений, прежде чем они смогут начаться по-настоящему. Если я расскажу им, что произошло, Кора задаст мне миллион вопросов, в то время как Кай выследит Эйдена, только чтобы оторвать его член и засунуть ему в глотку. Немного экстремально, но эта мысль немного поднимает мне настроение. Я уверена, что пожалею, что подумала об этом, как только алкоголь выветрится.

— Я просто хотела подышать свежим воздухом, но немного заблудилась по дороге. Кроме того, я боюсь, что, возможно, позволила себе больше вина, чем еды. На данный момент, я думаю, я просто готова идти спать.

— Что ж, боюсь, сначала тебе придется ненадолго побаловать королеву Зораиду и своего отца своим присутствием. Но потом, я уверена, мы сможем увести тебя с комфортом в твою комнату, — говорит Кора, подмигивая.

Обещая, что она сделает так, чтобы это произошло, хотя я знаю, что она быстро справится с моим побегом, чтобы она могла вернуться на бал. Капли пота, блестящие у нее на лбу, говорят мне, что она потерялась в танцах, скорее всего, поглощая угощения во время минутного перерыва, прежде чем снова погрузиться в музыку. Я завидую ее беззаботному образу жизни, когда ей не приказывают выполнить задание. Она никогда не жалуется. Она просто живет.

Губы Кая на мгновение приподнимаются, когда он смотрит на Кору. Он быстро отводит глаза, прямо перед тем, как сунуть мне в лицо стакан с водой, и бросает на меня понимающий взгляд. Я с благодарностью принимаю его, гадая, что это был за мимолетный взгляд, и залпом выпиваю половину воды, затем возвращаю его обратно.

— Пожелай мне удачи, — умоляю я.

— Тебе это не нужно, — говорит Кора с обожанием в глазах.

Разговор с другим высшим фейри был пресным. Я приходила в восторг каждый раз, когда говорила королева Зораида, но продолжала теряться в собственных мыслях, когда она, мой отец и правители других дворов говорили о встречах, которые у них запланированы на следующие два дня. Я уловила ту часть, когда они на мгновение сказали, что Испорченные продвинулись в своих дворах и что сегодня ночью произошло нападение. Но то, что, казалось, вызвало неподдельный ужас в их глазах под масками, было новостью о том, что на этот раз был замечен Падальщик. Чудовищные твари, которые превращают фейри в Испорченных. Я не могу не задаться вопросом, откуда взялись Падальщики? Как они появились, если они единственные существа, подобные им, которые существуют в Дейадруме?

Мне любопытно, есть ли у высших фейри дворов какие-нибудь подсказки, чтобы положить конец Проклятью, или есть ли лекарство, чтобы спасти тех, кто поцарапан или укушен. Они прекращают все разговоры по этому поводу, не отвечая ни на один из вопросов, всплывающих в моей голове. Но если бы существовало лекарство, Испорченные могли бы освободиться от вторгшегося в них яда и вернуться к своей жизни. За их семьи.

Мое горе захлестывает меня, к горлу подкатывают эмоции при мысли о матери, которую я никогда не видела, или тете, которая всплывает только в отдаленных воспоминаниях с тех пор, как меня забрал мой отец. Если бы их обратили, я бы бросила все, даже себя, чтобы найти лекарство и освободить их из тисков смерти.

Я сдерживаю внезапную потребность заплакать, когда мои глаза начинают гореть. Вино только усиливает интенсивность моих чувств, но я не могу здесь сломаться. Я позволю себе ненадолго утонуть в своих страданиях, когда я останусь одна, и никто не будет свидетелем этого. Как только им, наконец, удается допить полный бокал вина крошечными глотками, я воспринимаю это как намек на то, что мне пора уходить. Я сижу здесь достаточно долго, чтобы удовлетворить их потребность в моем присутствии. Я могу сказать, что мой отец вообще не хочет, чтобы я была здесь, по тому, как он смотрит на меня, а затем игнорирует мое присутствие, только чтобы прервать любого, кто пытается направить разговор в мою сторону. У меня такое чувство, что королева Зораида попросила меня составить ей компанию, хотя бы для того, чтобы я чувствовала себя более желанным гостем.

Мой отец начинает разговор с королевой, позволяя своим словам обтекать меня, как будто меня здесь вообще нет.

— Где твои сыновья, королева Зораида?

Она машет рукой в воздухе, в ее глазах мелькает беззаботный огонек.

— Я уверена, Эмиль ушел, наслаждаясь музыкой и едой, простыми радостями детства.

Нежность в ее голосе, когда она говорит о своем младшем сыне, согревает мое сердце. Мне любопытно узнать, каково это, и я в полном восторге от нее, когда она срывает черную розу с лозы, украшающей колонну рядом с ней, и заправляет стебель в волосы за ухом.

— А Дрейвен, что ж, он делает все, что ему заблагорассудится. Ему не нужно, чтобы его мать дышала ему в затылок, — говорит она со смешком.

Мой отец хмыкает, слегка кивая, как будто понимает, о чем она говорит. Но это так далеко от истины, и я сижу как доказательство того, что он не понимает, поскольку он контролирует все аспекты моей жизни. Мой отец поворачивается, наклоняясь, чтобы поговорить с Кэллоуэем, сидящим рядом с ним.

Прекрасная возможность и перерыв в разговоре, чтобы высказаться.

— Извините, я чувствую себя немного слабой и собираюсь откланяться, — обращаюсь я к ним мягким тоном.

— Ты в порядке, дорогая? — Спрашивает королева Зораида, и я слышу беспокойство в ее голосе, когда она изучает меня.

— Да, ваше величество. Если честно, я думаю, что мое платье, возможно, пытается меня задушить. — Я пытаюсь скрасить свой уход небольшой шуткой.

Она хихикает и кивает, ставя свой пустой бокал на столик рядом с собой.

— Я все знаю об этом, дорогая, — говорит она, проводя руками по корсажу платья. — Но, конечно, эти мужчины понятия не имеют о границах женской одежды. Надеюсь, ты хорошо отдохнешь.

Наклон ее головы и нежная улыбка украшают ее царственное лицо. Действительно, королева.

— Ваше высочество. — Я делаю реверанс, когда сталкиваюсь лицом к лицу со своим отцом, и опускаюсь ровно настолько, чтобы раздуть его эго и показать его власть надо мной, даже когда желчь подступает к моему горлу от принижения самой себя. Но я должна продолжать действовать так, как он ожидает, никогда не позволяя ему увидеть мои истинные мотивы, пока я медленно становлюсь сильнее в надежде однажды увидеть, как жизнь покидает его глаза.

Я просыпаюсь от лучей солнца, проглядывающих сквозь плотные облака, прежде чем свет поглощается целиком. Приятно просыпаться где-то, где меня не преследуют ужасные воспоминания, где я не представляю себе окровавленные полы или не слышу слабое эхо щелчков кнута. Но никогда не кричу. Никогда никаких криков.

Мне отчаянно нужно немного времени побыть одной. Время перевести дыхание и понять, почему все, что я узнала, было ложью. Как я предполагала, что земля Дейдрум полна мира и защиты, не ожидая реальности войны, назревающей не на жизнь, а на смерть. Затем, есть Эйден, тот, кого я считала близким другом…

Мое сердце сжимается при этой мысли. Я рассчитывала на него, делилась с ним многими чертами того, кто я есть, и он всегда был рядом с заботливыми глазами и нежными словами. Но прошлой ночью у Эйдена выросли рога.

Это просто еще одно доказательство того, что те, кто близок мне, в конечном итоге становятся запятнанными. Их чистые, добрые сердца окрашиваются в черный цвет, когда их души скисают. Тьма внутри меня, та, что затмевает каждую мою мысль, кажется, проникает в людей, о которых я забочусь. Кто скажет, что я не причина смерти моей матери? Или причина, по которой в дом тети Лидии был совершен налет, который привел к тому, что она пострадала?

Чувство вины пронзает меня, скручиваясь от всепоглощающего горя при мысли, что потеря их — моя вина. Меня бы это не удивило. Я — катастрофический общий фактор в их жизнях. Если причина во мне, то никогда не будет достаточно сурового наказания, чтобы компенсировать тот ущерб, который я причинила.

Я выбираю пару облегающих черных брюк с обтягивающей рубашкой-водолазкой с длинными рукавами цвета древесного угля, хватаю свой самый темный плащ, чтобы накинуть на себя, и натягиваю пару черных сапог до колен, чтобы пройти в них через лес. Последние штрихи: беру свою книгу и закрепляю кинжал на бедре, чтобы его не было видно, как только я застегну плащ.

Воздух здесь, может быть, и гуще, но температура холоднее. Когда я делаю глубокий вдох, в моих легких появляется приятный холодок, вызывающий легкое жжение, которое вызывает небольшой кашель. Погода достаточно холодная, чтобы видеть облачко воздуха, когда я его выпускаю.

Я благодарна за это время снисхождения. Мой отец не мог приставлять ко мне своих охранников на все часы дня, потому что это вызвало бы подозрения. Больше, чем уже есть, потому что я никогда в жизни не посещала никаких мероприятий. После завтрака я спешу найти тихое место для чтения, желая оказаться за стенами замка. Но это нечто большее… Меня тянет к лесу или чему-то первобытному в нем. Моя кровь бурлит от желания углубиться в него, не позволяя холодному воздуху заморозить мои вены. Даже при хмуром небе над головой прогулка под деревьями омрачает и без того пасмурный день. Они пропускают лишь лучики холодного света между ветвями.