ДЖ

УЛИАН

Ужин с Лорой бесполезен. Она принесла несколько итальянских блюд и настояла на том, чтобы положить их на разогретую сковороду, как если бы она готовила их сама. Она устроила большое шоу, разложив еду по моим красивым тарелкам.

В тот момент, когда она постучала в мою дверь и с важным видом вошла ко мне, она начала копаться в поисках тарелок и готовить плиту. Как будто она жила здесь и знала каждый закоулок.

Я мысленно отметил, что нужно перестроить кухню, чтобы подобное больше не повторилось. Мне пришлось сделать еще одну мысленную заметку: не позволять ей сходить с рук за такие трюки.

У нее была причина, по которой она все это делает, но она не признается мне в этом. Я знаю, что она хочет еще раз, но о новых интимных отношениях с ней я больше даже не думаю.

Если бы она пришла ко мне с этим предложением раньше, я бы, конечно, согласился, но теперь я знаю, что это не пошло бы мне на пользу. Она истощила меня до тех пор, пока у меня ничего не осталось, и я все еще работаю над тем, чтобы собрать осколки. Я не был святым, но я не шел на все то, что она шла, и это то, что отличало нас.

— Тебе нравится паста Альфредо⁶? Я добавила в соус немного перца, — говорит она со своего места. Она сидит напротив меня и вертит вилкой лапшу. Она подносит вилку к губам и пристально смотрит на меня, пока я смотрю, как она откусывает.

Она жует медленно, выражение ее лица дразнит. На моем лице появляется хмурый взгляд, когда я беру макароны на тарелке и ем их. Я не хочу отвечать на ее очевидные заблуждения, потому что это не тот бой, на который я хочу тратить свою энергию. Если она хочет притвориться, что приготовила это блюдо, то пусть делает это.

Она откашливается, ожидая моего ответа. Я задумываюсь на мгновение, прежде чем улыбнуться.

— Все нормально. Ты знаешь, я не предпочитаю макароны в качестве еды на вынос. Китайская еда или пицца подошли бы.

Лора закатывает глаза и громко фыркает, кладя вилку на тарелку немного резче, чем необходимо. — Ты всегда был таким критичным. Это всего лишь макароны, сладкий. Это так же вкусно, как и любая еда на вынос.

— Я не говорю, что это плохо. Я просто предпочитаю сидеть в ресторане и есть это, а не заказывать на вынос. Или приготовить его с нуля, — добавляю я немного сарказма к последним словам.

Она медленно смотрит на меня, ее брови сдвинуты вместе. Затем она смотрит на меня со своим обвинительным выражением лица, к которому я уже давно привык.

— Ну, ты не дал мне выбора… — Ее голос доносится до тех пор, пока ее глаза не встречаются с моими. Моя челюсть стискивает от раздражения, а она продолжает: — Ты не хотел есть со мной где-нибудь в общественных местах. Вот что мне пришлось сделать.

Ее слова резкие, и она быстро вдыхает, снова берет вилку и агрессивно вращает ее, вытягивая огромный кусок лапши и кладя его в рот.

На мгновение наступает тишина, поскольку тишину заменяет ее жевание. Мой разум ищет ответ, но я не могу его придумать. Я внезапно чувствую себя перенесенным во времена, когда мы были женаты.

За ней всегда должно быть последнее слово. Выражение ее лица казалось обвинительным, хотя для этого не было причины. Ее острые и зазубренные слова врезались в меня, выдергивая из меня кусочки , когда она выдергивала воображаемый нож.

Мое сердце начинает сильнее стучать в груди, и я чувствую, что снова теряю себя. Гнев, который охватывает меня всякий раз, когда мы оказываемся в таком затруднительном положении, — это не то чувство, которым я предпочитаю быть поглощенным.

Однако она знает, как проникнуть мне под кожу и нажимать на кнопки — она знает, как манипулировать мной, заставляя думать, что это моя вина, когда я добираюсь до этого свободного пространства. У нее есть способ заставить меня думать, что это моя вина, что я так злюсь. Это удушающая ловушка. Цикл, в который меня всегда загоняет Лора.

Она откашливается, и я наконец смотрю на нее, замечая, как ее глаза блестят. Она всхлипывает и смотрит в потолок, словно пытаясь не позволить себе заплакать.

— Лора, что ты хочешь сейчас? — бормочу я, позволяя вилке выпасть из моих рук. Он громко стучит по тарелке, и она цокает себе под нос.

— Джулиан Эстрада, тебе нужно исправить свои манеры за столом.

Больше она ничего не говорит и смотрит на меня прищуренными глазами. Она моргает несколько раз, ее глаза все еще блестят. Я не знаю, какого черта она хочет сказать, но я хочу, чтобы она ушла.

Не знаю, почему я согласился позволить ей приехать. Я не знаю, почему я позволил ей прийти. Мне следовало сидеть в темноте и притворяться, что меня нет дома. Я мог бы легко уйти из квартиры на ночь. Мысль о том, чтобы поставить на дверь новые замки, приходит мне в голову, когда она шмыгает носом через стол.

Мои глаза закатываются, и она задыхается.

— Джулиан, ты заботишься обо мне. Перестань лгать себе.

Она снова поднимает вилку, перекручивает еще макароны и откусывает имбирный кусочек.

Я пристально смотрю на ее рот, пока она жует, и мои губы хмурятся. Внутри меня кипит жар, и я знаю, что скоро дойду до точки кипения, которая не прекратится. Я ее по-настоящему расстрою, и она поставит меня в такое положение, когда я буду извиняться перед ней.

Я не могу продолжать извиняться за то, как она манипулирует мной, заставляя делать то, чего я делать не хочу.

— Итак, осенние каникулы наступят здесь быстро. Тебя уже приглашали на какие-нибудь факультетские ужины?

Я смотрю на нее, и она наконец улыбается. Я качаю головой и вздыхаю. Я отодвигаю стул назад, и он громко скребет. — Нет, Карлос еще ни на что меня не приглашал. Я даже не знаю, планирует ли он что-то делать у себя дома. Я предлагал сделать это здесь, но он слишком мал.

— Да, мы не сможем вместить всех этих людей.

Ее слова сильно поразили меня, и я глубоко вздохнул. Я упираюсь пятками в землю, отталкиваюсь от стула и выпрямляюсь. Она медленно наблюдает за мной, ее губы скривились в легкой улыбке, а затем снова вытянулись в прямую линию. Но я это улавливаю.

— ¡Ya, basta! Мы не вместе, Лора. Перестань вести себя так. И хватит пытаться влезть в мою жизнь! Мы закончили.

Я беру еще полную тарелку, иду на кухню и бросаю ее в раковину. Тарелка и столовое серебро громко звенят, и мне кажется, что тарелка разломилась пополам, но она все еще цела. Лора снова охает позади меня, и ее стул тоже царапается.

— Не нужно быть таким грубым по этому поводу. Я просто хотела приятно поужинать с мужем… — Она останавливается, прежде чем откашляться. — С моим бывшим мужем и узнать, как прошла первая неделя в школе.

Я слышу ее шаги позади себя и вздрагиваю, когда чувствую, как пальцы обхватывают мой бицепс. Она кладет голову мне на плечо, и я делаю шаг в сторону.

— Лора, иди к черту, — говорю я сквозь стиснутые зубы. Мой голос при этом надламывается от растущего гнева.

— Дорогой, ты знаешь, что не хочешь этого.

Ее согнутые пальцы становятся плоскими, когда она проводит ладонью по моей руке, прежде чем перейти к моей груди. Я делаю глубокий вдох, пытаясь оторвать ее пальцы, но она воспринимает это так, как будто я глубоко дышу для нее.

— Видишь? Ты не можешь сдержаться. Ты хочешь этого так же сильно, как и я.

Я качаю головой и не думаю, резко хватая ее за запястье. Она вскрикивает от крепкой хватки, и я отталкиваю ее от себя, делая шаг назад. Я провожу рукой по волосам.

— Ты чертовски сделал мне больно. Смотри!

Она вытягивает запястье, и я не вижу ни синяков, ни следов.

— С тобой все будет хорошо, Лора. А теперь убирайся из моего дома.

Я не позволяю ей снова приблизиться ко мне, направляясь к входной двери. Я широко открываю дверь. В коридоре тихо, если не считать слабого звука работающего телевизора, но его едва слышно.

— Выходи, сейчас же, — говорю я снова.

Я поворачиваюсь туда, где она все еще стоит, держась за запястье рукой. Раньше ее драматургия меня захватывала, но больше нет.

Она фыркает, хватает пальто, висевшее на стуле, оставляет тарелку на столе и тянется за сумочкой с кухонной стойки. Она вешает пальто на руку и перекидывает сумочку через плечо, направляясь к двери. Ее светлые волосы колышутся при движении, а глаза похожи на кинжалы.

— Я-я не знаю, что на тебя нашло, Джулиан. Но ты уже не тот человек, которого я знала.

Ее слова больше не причиняют мне боли, и мне действительно нравится слышать, как они исходят из ее уст. Если бы я был моложе и наивнее, эти слова сломали бы меня. Я бы умолял ее остаться, пока я снова не смогу стать самим собой.

Но мне нравится то, кем я являюсь сейчас. Я не тот сломленный Джулиан, из которого она сделала свою боксерскую грушу.

— Ándale, pues⁷. Прежде чем ты заставишь меня сделать что-то, о чем я пожалею.

Она молчит, прежде чем выскользнуть из двери и пройти по коридору. Я захлопываю дверь и прислоняюсь к ней головой, позволяя себе остыть.

Но, как и вчера, мои мысли плывут, и я чувствую, как ярость овладевает моим телом. Вчера мне помогло то, что Элиана чудесным образом вышла в коридор в тот же момент, когда я открыл дверь.

Ранее в кафе я сказал ей, что не смогу увидеться с ней сегодня вечером. Но я не знаю, что буду делать, если не сделаю этого. Мне нужно освобождение, которое она мне дает, и меня не волнует, станет ли это для меня костылем. Ее тело и ее стоны укрощают меня. Будто я в другом мире и Лоры нет. Не беспокоюсь о моем прошлом. Только она.

Я поднимаю голову от двери и иду к кухонной стойке, где лежит мой телефон лицевой стороной вниз. Я проверяю экран и вижу, что у меня есть несколько школьных писем, но это все. Я провожу по экрану и захожу в приложение для обмена сообщениями, прежде чем ввести ее имя.

Я

Приезжай.

Я ввожу свой адрес и нажимаю отправить. Я убираюсь на кухне и бросаю тарелку Лоры в раковину. Ярость все еще кипит, и я почти швыряю ее тарелку на стену, чтобы увидеть, как она разлетается повсюду.

Мой телефон жужжит, и я вижу сообщение от Элианы.

Элиана

На ужине с родителями. Извини.