10. Раздуй пламя

10. Раздуй пламя

Дрожащими руками я опускаю одежду в старую фарфоровую раковину в нашем подвале. Схватив жидкость для розжига, мои руки обшаривают металлические полки, выстроившиеся вдоль цементной стены подвала, в поисках спички. Моё сердце бешено колотится, когда я кладу руки на край раковины, наклоняясь вперёд над покрытой кровью и грязью одеждой.

Он на твоём заднем дворе.

Желчь поднимается в моём горле, и в тот момент, когда я борюсь с тошнотой, я чувствую его позади себя. Его рука скользит вверх по моей шее, обхватывает мои волосы и сильно тянет их, пока моя голова не откидывается назад. Я задыхаюсь, когда он прижимается своим телом к моему, чувствуя, как его твердое телосложение упирается мне в спину.

— Там стоял выбор: ты или он, — говорит он своим грубым тоном, его рот рядом с моим ухом. — Ты, блять, идиотка, раз не видишь этого.

Он отпускает крепкую хватку на моих волосах, и моя голова падает вперед. Я тут же поворачиваюсь к нему лицом, нахмурившись. Его руки лежат по обе стороны раковины, удерживая меня на месте. Его маска снова на лице, а ореховые глаза, которые всегда имеют опасный безжизненный взгляд, смотрят прямо на меня. На нем черная футболка и новая пара чёрных брюк. Я не могу понять, откуда они взялись, разве что он буквально принес сюда сумку, когда пробрался в дом.

Он наклоняется ко мне, подходя слишком близко. Возвышаясь надо мной, он смотрит на меня, дрожащую перед ним.

— Никто не причинит тебе боль, кроме меня, — говорит он окончательно, как будто это должно принести мне какое-то утешение.

Он снова прижимается ко мне, словно втирая свой запах в меня, или мой запах в себя, прежде чем прошептать мне на ухо: — Но боль, которую причиню тебе я, будет такой, какая тебе нужна. Такой, которую твоё тело будет умолять, чтобы я нашёл глубоко внутри этой милой маленькой оболочки. Такой, о которой будут кричать твои внутренности, но которую будут заглушать обманы греха.

Я закрываю глаза, в то время как моё дыхание становится тяжелым. Я чувствую этот крик, эту боль, о которой он говорит, сокращения в нижней части живота. Мои бедра, теперь напряжены, снова прижимаются друг к другу.

Он слегка откидывается назад, отдаляясь лишь настолько, чтобы поднести средний палец к основанию моего горла. Медленно он проводит им по моей груди, по рубашке, между грудей и по линии живота, пока не достигает места, расположенного чуть выше подола моей юбки.

— Я могу избавить тебя от этой боли, куколка, — шепчет он, проводя унизанной кольцами рукой по краю моей юбки, просовывая палец под подол. — Если ты позволишь себе погрузиться в пламя вечного ада вместе со мной.

Я практически слышу ухмылку в его тоне.

Моя кожа пробуждается от его прикосновения, и неохотный стон вырывается из моего горла. Он наклоняет голову, его глаза снова смотрят в мои. Я вижу удовлетворение под черной лыжной маской только лишь благодаря его глазам. Он прекрасно осведомлен о своем воздействии на тело перед ним.

Приподняв маску настолько, чтобы обнажить резко очерченную челюсть и полные губы, он тянется за спину, доставая что-то из заднего кармана. Я вдыхаю, когда он помещает одну спичку между зубами, как сигарету, и направляет конец ко мне.

Сера. Запах. Именно этот запах теперь напоминает мне о нём.

— Возьми, — говорит он сквозь зубы.

Он заставляет меня так нервничать. Я в ужасе, но в то же время так сильно заинтригована.

Моя рука медленно поднимается, и я тяну за конец спички и забираю её из его губ, осторожно, чтобы не коснуться их при этом. Он пристально смотрит на меня, и я вижу движение его горла, горла, которое, при ближайшем рассмотрении, покрыто татуировкой в виде чёрной розы.

Я никогда не видела никого, похожего на него. Я не знаю никого, похожего на него. Вопросы снова мучают мой разум, когда я пытаюсь собрать воедино, кто он такой, почему я чувствую знакомую близость в его присутствии, почему я доверяю ему.

— Пойми, Брайони, я — воздух для твоего огня. Всё, что тебе нужно сделать, это раздуть пламя, — его взгляд падает на спичку в моей руке и поднимается обратно. — Заканчивай.

Он раздаёт свои приказы сквозь стиснутые челюсти, в его тоне чувствуется холодность.

Натянув маску, он поворачивается и идет обратно по лестнице из подвала. Я смотрю на спичку в своей руке, его слова снова впиваются в меня своими когтями. Символизм, который он постоянно использует, — это странное зеркало его собственной правды или же расчетливая игра, направленная на то, чтобы обмануть меня.

Я беру спичку и ударяю ею о кирпичную стену за раковиной. Пламя вспыхивает в воздухе, сера загорается. Я сделала свой ход. Я раздула пламя. Бросив спичку в раковину, одежда быстро загорается, и я смотрю на яркое оранжево-красное свечение, чувствуя странный комфорт в его пламени.

***

Позже, тем же днём я слушаю, как Мия болтает по телефону о всякой ерунде, наблюдая за задним двором через окно своей спальни. Неверие и гнев наполняют меня от того, что Эроу шантажировал меня, втянув в свою паутину разрушения. Пришло время разработать план против него.

— Оливия сказала, что она ожидает, что Терранс пригласит её на губернаторский бал, но что он, вероятно, выберет Эрин, потому что она отсосала ему в машине в прошлую пятницу вечером. Ты можешь в это поверить?

— Во что? В то, что он выберет Эрин вместо Оливии?

— Нет, — она насмехается с отвращением. — В то, что Эрин так с ним поступила? Её теперь все называют городской шлюхой на Facebook, с тех пор как их поймали на той парковке.

Вот как это происходит. Любой человек, особенно женщины в нашем обществе, подвергается за это наказанию. Мужчины — не так сильно. Секс — это не то, о чем мы говорим вслух. В браке эта интимная часть отношений остается за закрытыми дверями, в стороне от тем для разговоров. Но это приемлемо. Что не приемлемо, так это прелюбодеяния, и как только ты получаешь титул городской шлюхи, твою душу уже не спасти. Последствия такого поступка навсегда подорвут твой авторитет как женщины Господа в нашей церкви.

Прощение, о котором они так любят говорить, приходит только к тем, кто решил прожить свою жизнь для Господа. Подобный поступок? В их глазах это практически непростительно. Ты можешь пройти через акты покаяния, но никогда не сможешь занять место в общине как человек, достойный уважения или истинной ценности.

Именно здесь мои внутренние убеждения вступают в конфликт. Я не считаю своего Бога тем, кто не прощает, но церковь и её члены хорошо знают, что такое пятно на женщине никогда не будет смыто.

— Интересно, почему она это сделала? — спрашиваю я вслух. — Я имею в виду, что если они собирались заняться чем-то настолько сокрушительным для их репутации, почему бы просто не пуститься во все тяжкие и не заняться сексом?

— Брайони! — Мия задыхается на другом конце.

— Ну, я серьезно. Почему нет? Почему так?

— Потому что некоторые распутные женщины, похоже, получают удовольствие от того, что удовлетворяют кого-то другого, — говорит она отталкивающе, прежде чем вздохнуть. — Я не знаю. Может быть, она думала, что если не пойдет до конца, то всё равно будет спасена.

Мои мысли тут же возвращаются к Эроу. Образы меня, стоящей перед ним на коленях, смотрящей на его закрытое маской лицо, наводняют меня. Мои пальцы скользят по его упругому животу, покрытому татуировками, которые выжжены в моем сознании, шрамами и историями об аде, в котором он живёт. Его большие, покрытые венами руки снова в моих волосах, они крепко сжимают и тянут их, пока я ублажаю его своим ртом, заставляя его рычать от удовольствия.

— В общем, бал, — продолжает Мия. — Я слышала, что Сэйнт пригласил тебя сегодня! Почему ты мне не сказала?

Я встряхиваю головой от этих мыслей, обнаруживая, что мои пальцы лежат между моими грудями, где он касался меня, прокладывая тот же путь. Исследование этого неизвестного элемента влечений и любопытства для меня понятно. Я даже не могу винить Эрин за любопытство. Я могу винить её только за то, что она попалась.

— Эм, прости. Это произошло буквально несколько часов назад, — говорю я, встаю и подхожу к кушетке у моего туалетного столика, глядя на румянец на моих щеках от неуместных мыслей. — Разве ты не слышала, что произошло?

Конечно, новость о таинственном метателе кирпичей дошла до неё раньше, чем новость о том, что он пригласил меня на бал.

— Мне только-только сказали, что он пригласил тебя после занятий сегодня днем и что ты согласилась! Я так счастлива, что мы обе идём!

Я не могу поверить, что такая информация, как то, что Джейкоб в настоящее время считается пропавшим, или что лобовое стекло Сэйнта было разбито в результате таинственного нападения, не известна, но каждая глупая деталь о том, кто с кем идет на бал губернатора, или о том, что Эрин делала минет, известна. Это очень тревожно.

— Мне снова придется одолжить платье, — заявляю я, заглядывая в свой маленький унылый шкаф. Встав с кушетки, я прохожу к своей кровати, приземляюсь на неё и ложусь на спину, глядя в потолок. — Может быть, мы можем собраться вместе?

— Конечно, — быстро говорит она, как будто и мысли не было, что мы сделаем это как-то иначе. — Я принесу свои вещи завтра.

Договорившись с Мией, я кладу трубку, уставившись на белый потолок, лишенный всякого цвета.

Он напоминает прямой и узкий путь, по которому я иду в своей жизни. Делая правильный выбор, являясь той девушкой, которая следует правилам, только для того, чтобы всё ещё находить себя ступающей по воде, в то время как мужчины в нашей церкви наблюдают за этим из своей лодки. Неравенство проявляется в том, что Сэйнт был назначен вести занятия со мной, вместо того, чтобы я вела занятия сама, как мне было сказано.

Я думаю о том, как потеряться в цвете. В частности, в красном. В глубоком пунцовом цвете распустившихся роз и пылающего пламени.