14

ДЖУЛИАН

Я не хочу, чтобы Клэр вступала в отношения со мной в розовых очках. Мне нужно, чтобы она поняла, что тьма внутри меня – это нечто большее, чем мое испорченное детство. Удовольствие, которое я получаю от причинения боли, чувственной боли и ее получения, исходит из желания. Иногда грань между желанием и ненавистью стирается. Ненависть заставляет меня принимать боль и обращать ее на себя. Никогда не было никого, кто мог бы полностью понять всю глубину моих переживаний, когда они смешиваются с радостью, целью и стремлением стать тем, кем мой отец никогда не хотел, чтобы я стал.

Когда Клэр опускается на кровать рядом со мной, мои мысли не сразу переходят к сексу. Я притягиваю ее к себе, обхватываю рукой за талию, но быстро вспоминаю о своем обещании. То, как быстро я убрал руки, заставляет ее повернуться ко мне лицом.

— Ты можешь прикасаться ко мне, Джулиан. Только без секса, да?

— Никакого секса, — говорю я ей, когда сон замедляет мое моргание. Не думаю, что у меня сейчас хватит сил на секс. Она поворачивается ко мне лицом, позволяя мне притянуть ее к себе, чтобы этот день наконец закончился.

Вожжи моего здравомыслия крепко держатся на моем режиме контроля. Мой распорядок требователен, труден и тщателен, потому что я должен сдерживать монстров, которые пугают самые маленькие частички моего внутреннего ребенка, которые я все еще ношу в себе. Однако мягкость Клэр рядом со мной позволяет мне расслабиться. Она помогает мне почувствовать себя в безопасности.

Вот тут-то и кроется проблема.

Боль вырывается из темноты моих кошмаров. Словно кто-то держит паяльную лампу на кончиках моих пальцев рук и ног. Я никогда не могу по-настоящему уснуть, потому что он всегда врывается в мою комнату, как чертов торнадо, и швыряет меня по ней, как торнадо. Мое тело содрогается, и страх захлестывает меня до такой степени, что я понимаю: я достаточно большой, чтобы дать ему отпор.

Сон не позволяет моему долбаному мозгу функционировать или отключаться. Он пребывает в состоянии чистилища, обязательного, потому что моему телу нужен отдых, но мое прошлое не дает ему этого сделать. Мой разум хочет убедить кусочек одиннадцатилетнего Джулиана, скрывающегося в глубинах моего сознания, что происходящее не реально.

Поместье Блэквелл превращается в камеру пыток, из которой я не могу выбраться. Слезы текут по моему лицу, когда я мельком вижу внутри мальчика, который едва выжил. Звук его голоса, голоса Чарльстона, нависает надо мной. Удар за ударом он кричит в моих снах.

— Вставай, Джулиан! Сражайся со мной как мужчина. Мой сын ни...

— Вставай, Джулиан, пожалуйста..., — доносится откуда-то издалека. Я должен защитить его.

— Эдди, уходи... Не надо..., — кричу я, когда одиннадцатилетняя версия меня вливается в шестнадцатилетнего Джулиана, которого все еще бьет ремнем его старик, но теперь он может сопротивляться.

— Джулиан, проснись. — Другой голос, незнакомый в моем прошлом, но очень близкий в моем настоящем.

— Не трогай меня! — Я взвизгиваю, обильно потея от того, что сон крепко держит меня, как медвежий капкан. Я поворачиваюсь в сторону голоса, призывающего меня встать и пойти к доктору Малии Мескал. Ее образ исчезает так же быстро, как и появляется, словно призрак, преследующий меня, чтобы я вспомнил о работе, которую мы проделали, чтобы этого не случилось. Но мой мозг снова не может отделить ночной ужас от реальности. Я кричу ей. — Ты не можешь меня исправить!

Я, спотыкаясь, встаю с кровати. Алкоголь мало помогает мне успокоить нервы. Кошмары только подстегивают мое опьянение. Комната кружится, когда я упираюсь ладонью в стену. Я чувствую ее запах, сладкий аромат ее ванильного шампуня.

Вспышки ее светлых волос проносятся мимо меня как в тумане. Моя рука прихлопывает ее, как мошкару.

Я слышу ее мольбы, но изо всех сил пытаюсь освободиться. Клэр зовет меня:

— Джулиан, ты должен проснуться. Пожалуйста, открой глаза. Это Клэр.

— Отойди от меня! Убирайся отсюда! Он убьет нас обоих. — Предупреждаю я. Мои кошмары перетекают в реальность, отчаянно пытаясь освободить меня из моей психической тюрьмы.

Наконец она слушается, отстраняясь от меня. Крепкая хватка огромных сильных рук берет меня за плечи и прижимает к стене.

— Джулс, это Эдди, — его голос похож на дозу мелатонина. Он расслабляет меня, потому что мне не нужно думать о том, что с Эдвардом я в безопасности. Мое тело мгновенно понимает, что он здесь, чтобы защитить меня. Все вокруг расслабляется, когда он отодвигает меня от стены и становится позади меня, чтобы опустить на пол.

Окончательно проснувшись, я слышу ее всхлипы, когда она выходит из комнаты.

— Клэр, — шепчу я, понимая, что облажался. Я хотел, чтобы она поняла, но не так, не сейчас, когда я не могу контролировать демона и страх, бушующие внутри меня. — Неужели? Я причинил ей боль?

— Нет, — говорит он низким тоном, садясь рядом со мной. Мы оба наклоняем головы вверх и назад. Жест, настолько присущий нам, что мы не осознаем, что подражаем друг другу, когда это происходит.

— Вот почему я перестал пытаться, еще до того, как здесь появилась Клэр, — бормочу я в тишине своей спальни. Свет в комнате по-прежнему не горит. Лучи лунного света дают мне достаточно света, чтобы увидеть Эдварда, зарывшегося лицом в свои руки.

— Что с тобой происходит, Джулиан? — Говорит Эдвард. — Это было очень плохо.

— Мне стало слишком комфортно. Так бывает, помнишь? — Спрашиваю я его, слезы не могут остановиться. Я позволяю им падать без всхлипов и сопения. Мокрые слезы – это следы горя молодого Джулиана, который слишком удобно устроился, позволив своему бездомному другу остаться на ночь.

— Комфорт означает смерть, но только когда Чарльстон Блэквелл - лорд поместья. — Эдвард вздыхает, подталкивая меня локтем, чтобы я собрался с мыслями.

— Черт. У меня только что был этот гребаный разговор с Клэр. Сегодня мы должны были вести себя как обычно. Просто спать. Вот и все.

— Слушай, я не осуждаю, но и знать ни хрена не хочу. Вы двое меня доконаете. Она не может сидеть в машине одна и не дрожать, а ты не можешь нормально выспаться, не борясь со своим прошлым. Ты стрелял в него, Джулиан. Ты думал, что убил его. Он не должен так мучить тебя после стольких лет.

Моя голова двигается из стороны в сторону от нахлынувших воспоминаний.

— Каждый раз, когда этот мудак появляется в офисе или у ворот, он ведет себя так, будто этой части его не существует. Как будто то, что я подстрелил его из его же пистолета, не было прямым результатом дерьмового недоразумения.

Эдвард насмехается.

— Недоразумения? Чарльстон думал, что мы трахаемся. Нам было по шестнадцать, и он даже не потрудился спросить, почему я там. Он просто решил, что ты подцепил меня и протащил в дом. Не учитывая того, что я был бездомным и мне некуда было идти, он думал, что я гребаная шлюха, как будто ты когда-нибудь смог бы пойти на свидание с кем-то вроде меня.

Это вызывает у меня смех.

— Я люблю тебя как брата, и это все. Жаль, что Чарльстон перестал избивать меня достаточно быстро, чтобы я мог сказать ему это. Честно говоря, я думаю, ему просто нужна была причина, чтобы перестать сдерживаться.

Эдвард кивает.

— Я никогда не понимал, почему он так тебя ненавидел. В смысле, я прошел через всякое дерьмо, но твой собственный отец сделал чертовски много, брат.

Я пожимаю плечами.

— Три сломанных ребра, одна сломанная рука...

Он обрывает меня, напевая:

— И куропатка на грушевом дереве.

Я пихаю его.

— Отвали, чувак. А Дерек? Братан был маньяком. Ты должен проверить тело! Ты должен проверить тело! — Это все, что он мог сказать. А это дерьмо с пистолетом?

Эдвард улыбается, соглашаясь со мной.

— Ди был бескомпромиссным переговорщиком, даже до получения диплома юриста. Ты стреляешь отцу в спину из его же пистолета, из того же самого, из которого он убил ту проститутку, а Дерек на лету соображает, как использовать его в качестве рычага? Гениальный ход для шестнадцатилетнего парня. Заставить Чарльстона перестать выбивать из тебя дурь, пригрозив обратиться в прессу.

Воспоминания об отце Клэр и обо всем, что он для меня сделал, согревали меня изнутри.

— Да, а отказ вызывать скорую помощь, был просто гениален. Определенно помогло то, что у него был пистолет, а я знал, где находится тело. Если бы он был умным, он бы давно попросил Армандо убрать тело девушки.

Эдвард не согласен.

— Твой дядя Армандо – это концы с концами, которые у него не хватает духу завязать. Все люди под его кулаками меньше его, моложе его или и то и другое. Ты когда-нибудь думал о том, чтобы сдать его? Убийство не имеет срока давности.

Я качаю головой.

— Думал, но, во-первых, я понятия не имею, что Дерек сделал с пистолетом. Во-вторых, даже если мы его найдем, последним, кто из него стрелял, был я. И в–третьих, я не сомневаюсь, что Чарльстон воспользуется своим влиянием, чтобы повесить на меня убийство той женщины, если я пойду против нашего соглашения. Мы договорились похоронить пистолет, убийство, избиения, наше насилие и двигаться дальше, как почетные люди Блэкуэлла.

Эдвард хмыкает.

— Твой отец - настоящий кусок дерьма. Кстати, спасибо тебе, Джулиан, за то, что ты для меня сделал.

— За что? Это ты спас Клэр от меня сегодня ночью. Ты и меня предупредил.

— Предупреждение о том, что это может случиться, и то, что это произошло на самом деле, означает, что ты должен воспринимать меня всерьез. И я благодарю тебя, потому что, если бы ты не поставил на кон свое тело, я знаю, что Чарльстон убил бы меня. Думаешь, от пули у него амнезия или что-то в этом роде? — Спрашивает он.

— Нет. Этот мерзавец все помнит. Он, наверное, гордится тем, что я застрелил его из его же пистолета, после того как он разбил меня на куски. Столько лет прошло, а я все еще чертовски сломлен. Клэр никогда не будет с таким, как я. Она заслуживает лучшего.