— Что это должно означать? — Спрашиваю я, задаваясь вопросом, насколько много я могу выудить информации.

— Мы - оружие нашего отца, — вмешивается Леви, странная мрачность пронизывает его глубокий тон. — Нас тренировали убивать, мы выходили за свои пределы, чтобы ничто не смогло нас сломить.

Роман продолжает за него.

— Мы солдаты в армии из трех человек, и он наш лидер, только этот лидер потерял хватку, и управлять его армией уже не так просто, как было когда-то.

Я с трудом сглатываю, понимая, как далеко они зашли, если даже их отец-босс мафии не может удержать их в узде.

— Так вот почему вы планируете свергнуть его? Вы хотите вернуть себе свободу?

Маркус хмыкает, и та же мрачность отражается в его собственном тоне.

— Свобода - это не та проблема, которая волнует нашего отца, — говорит он, оставляя тему в подвешенном состоянии, а мое любопытство так сильно разгорается, что может просто вытолкнуть меня за грань. — У нас много счетов, которые нужно свести с этим ублюдком.

Мы проходим оставшуюся часть туннеля, пока не выходим в небольшой частный гараж, окруженный густым лесом.

— Что это за чертовщина? — бормочу я, пока Маркус ведет меня к черному "Эскалейду", стоящему в центре гаража. — Полагаю, ваш отец не знает об этом маленьком маршруте побега?

— О, он знает, — бормочет Леви, забираясь на переднее пассажирское сиденье, в то время как Роман занимает выгодное положение за рулем. — Этот ублюдок просто не может понять, где он, блять, находится.

Образ их отца, пытающегося дисциплинировать их и получить ответы, просачивается в мой разум, и на моих губах появляется злая усмешка, удивляющая не только меня, но и Маркуса.

— И ты думаешь, что мы в полной заднице, — бормочет он, открывая заднюю пассажирскую дверь и практически швыряя меня на заднее сиденье. — Что ты себе представляешь? Старика, который выбивает из нас все дерьмо, пытаясь добиться ответа?

Моя улыбка становится только шире, когда я выпрямляюсь на своем сиденье и не отрываю взгляда от окна.

— Что-то в этом роде, — бормочу я себе под нос, понимая, что он, скорее всего, говорит одну из своих суровых истин.

Маркус ворчит и забирается в "Эскалейд" рядом со мной, и в тот момент, когда за ним закрывается дверь, Роман вылетает из секретного гаража и устремляется в густой лес.

Мы едем еще несколько минут, прежде чем выезжаем из леса, и я наконец вижу готический замок во всей его красе, и все же каким-то образом мы оказываемся по другую сторону больших охраняемых ворот, которые окружают территорию.

— Как вы, парни, нашли этот туннель? — Спрашиваю я, не в силах отвести взгляд от замка - призрака.

— Нашли? — Леви хмыкает. — Мы потратили пять гребаных лет, выкапывая это дерьмо.

Я ошарашено смотрю на братьев, молча сидящих на передних сиденьях. Должна признать, я впечатлена. Когда парни преданы какому-то делу, они, черт возьми, придерживаются его.

Замок исчезает вдали, и мы сидим в полной тишине по меньшей мере час. Машины проезжают мимо нас по шоссе, и мое сердце болит от каждой из них. Я бы все отдала, чтобы пролезть через большой люк в крыше и катапультироваться на крышу одной из этих машин, лишь бы получить небольшой шанс на свободу.

Конечно, если бы я могла каким-то образом выбраться на дорогу, одна из этих машин подобрала бы меня. Но всего один взгляд на моих похитителей заставил бы любого спасателя броситься в противоположном направлении.

Тяжело вздохнув, я откидываюсь на спинку сиденья, пытаясь понять, почему парни оказались пленниками в своем собственном доме. У них есть персонал, который может приходить и уходить после своей смены, персонал, к которому у них есть доступ. Поэтому, конечно, они должны знать, как они входят и выходят. Хотя, я уверена, что у всех них есть персональные электронные коды для ворот и дверных проемов, но это кажется слишком простым. Может быть, сканеры сетчатки? Тогда как же они уходят, когда их отцу нужно, чтобы они сыграли роль его идеальных солдат - киллеров? Приходит ли он к ним или им дают какой-то временный код для освобождения?

Они преследовали меня три месяца, прежде чем, наконец, похитили, так что добиться их свободы не кажется таким уж трудным делом. Но с другой стороны, я также не видела, чтобы они покидали свой дом с тех пор, как я приехала.

Проходит еще час, и парни обсуждают свои планы по свержению своего отца, хотя они говорят загадками, так что я не могу понять, о чем идет речь. Они обсуждают незнакомые мне названия, места, о которых я никогда не слышала, и времена, которые просто не имеют никакого смысла.

От их сбивчивого разговора у меня быстро начинает болеть голова, и как раз в тот момент, когда я собираюсь отключиться, Роман сворачивает с шоссе на длинную грунтовую дорогу. Разговор затихает, и я замечаю, как братья садятся немного прямее. Их внимание сосредоточено на окне, как будто они чего-то ждут или высматривают. В конце концов грунтовая дорога выводит на задворки старого промышленного района.

Обветшалые склады едва видны в тусклом свете уличных фонарей. Большинство из них выглядят так, как будто не работали сотни лет, в то время как другие выглядят так, словно на них время от времени наносили краску, чтобы они продолжали работать.

Роман сбавляет скорость, когда мы едем по глухим улочкам безлюдного района, и когда он выключает фары, я обнаруживаю, что нервно сжимаю ручку дверцы. Внутри “Эскалейда” почти кромешная тьма, можете называть меня слабачкой, но оставаться наедине с братьями ДеАнджелис в темноте - не совсем одно из моих любимых занятий.

Он ведет “Эскалейд” через заброшенный склад, срезая путь через снесенный проем прямо к черному входу. Мы выезжаем на грязный двор, и он продолжает движение к самой задней части участка, прежде чем объехать несколько старых деревьев и въехать на соседний склад.

Он едет медленно, чтобы никого не предупредить о нашем присутствии, и, подъехав ближе к складу, останавливает “Эскалейд” прямо в идеальном месте, откуда открывается полный обзор собственности.

— Где мы? — Спрашиваю я, глядя на старое здание, которое разваливается.

Внутри горит приглушенный свет, а передние раздвижные двери широко открыты, освещая часть подъездной дорожки. Внутри беспорядочно припарковано несколько разбитых машин, двери оставлены широко открытыми, а в гараже слева горит небольшой костер.

— Просто навещаем старого друга, — мрачно бормочет Маркус, возбуждение в его тоне напоминает мне, что трое мужчин, которые сидят вокруг меня, получают удовольствие от жестоких убийств.

Я перевожу взгляд с одного брата на другого, прежде чем снова смотрю на склад.

— Зачем вы привезли меня сюда?

Леви смотрит на меня с отсутствующим выражением лица, его брови сдвинуты, как будто я только что задала самый нелепый вопрос, который он когда-либо слышал.

— Мы же не могли оставить тебя там совсем одну, не так ли? Не хотели рисковать тем, что ты найдешь выход.

Я с трудом сглатываю, опасаясь этой версии мужчины, которым наслаждалась в гостиной. Этого человека сейчас не существует, и я остаюсь с черствым, жестоким мудаком, чьими любимыми увлечениями являются топление монстров в своей голове, барабанная дробь по лужам крови и, вероятно, легкое обезглавливание в воскресенье днем.

Роман указывает в сторону бокового входа.

— Вы двое заходите спереди, а я зайду сзади.

Без лишних слов братья ДеАнджелис, не издав ни звука, выскальзывают из машины, готовясь к ночи адреналинового веселья.

Не уверенная, что должна делать и где, черт возьми, я им нужна, выскальзываю вслед за ними и держусь рядом, и только когда за мной закрывается дверь, три пары обсидиановых глаз возвращаются к моим.

— Какого хрена, по-твоему, ты делаешь? — Роман ворчит, но прежде, чем я успеваю ответить, Маркус возвращается в машину и достает толстый черный материал.

Я взволновано смотрю на них, когда узнаю мешок, который они надели мне на голову всего несколько ночей назад, и когда я отстраняюсь, более чем готовая сбежать, Роман ловит меня своей стальной хваткой, в то время как Маркус натягивает черный мешок прямо мне на голову и зажимает рукой рот, не давая мне закричать.

— Ты же не думала, что это будет весело, правда? — Маркус смеется, понизив голос, пока вырывает меня из крепкой хватки Романа и тащит мою задницу обратно к машине. Я кусаю его за руку через мешок и получаю болезненное удовлетворение от того, как он ругается от боли.

Должно быть, он использует руку, которую я проткнула ножом для стейка, но угрожающий смех напоминает мне, что он получает удовольствие не только от чужой боли, но и от своей собственной.

— Мммм, — стонет он, его лицо прямо напротив моего, когда он хватает мои запястья своими большими руками и поднимает их вверх. — Что бы я отдал, чтобы увидеть страх в твоих глазах прямо сейчас, малышка. Но ты должна пообещать, что в следующий раз укусишь меня сильнее.

Черт возьми. С каким больным извращенным мудаком я связалась?

Меня отбрасывает назад на сиденье, и я изо всех сил вырываюсь из его объятий, но это бесполезно, он слишком силен.

— Поторопись, — слышу я Леви снаружи машины. — Она привлекает слишком много внимания.

Маркус вздыхает, понимая, что его веселье закончилось. Одним быстрым движением я чувствую, как знакомый прохладный металл наручников сжимается вокруг моих запястий и цепляется за чертову перекладину над моей головой.

— НЕТ, НЕТ, НЕТ, — кричу я, когда Маркус отходит от меня. Но, несмотря на мои возражения, дверца машины захлопывается у меня перед носом, сопровождаемая мягким щелчком автоматических замков. — УБЛЮДКИ!

Я дергаю за запястье, но ничего не получается, поскольку страх перед неизвестностью пульсирует в моих венах. Я должна что-то сделать. Должна выбраться отсюда или, по крайней мере, попытаться. Промышленную зону окружает лес. Если я смогу выбраться из этой машины и каким-то образом затеряться в густых ветвях, тогда у меня, возможно, появится шанс на спасение.