Глава 14

ДОМИНИК

— Алексея заметили в Нью-Йорке сегодня утром.

Я провел рукой по подбородку, мой интерес возрос.

— Ты уверен в этом? — Спрашиваю я Данте.

— Я так же уверен в его возвращении, как и в том, какую шлюху я буду трахать сегодня вечером. — Он нахально улыбается. — Думаешь, он избавится от старой бляди ради нас?

— Не могу быть слишком уверенным. Я знаю, что мы чертовы ублюдки, но проливать кровь его собственного отца, это нечто другое.

Я на секунду задумался.

Алексей - сын Кирилла от его первой жены, которую он убил двадцать лет назад. После того как Алексей совершил свое первое убийство в четырнадцать лет, Кирилл стал бояться собственного сына и, опасаясь, что тот убьет его, отправил Алексея в Чикаго, как только смог.

— Если он вернулся, то только потому, что хочет занять место отца, — говорю я, на моем лице затаилась мрачная улыбка. — Как насчет того, чтобы заключить с ним сделку?

— Какую сделку?

— Мы сажаем его на трон Братвы, а взамен он передает нам Кирилла.

Данте фыркнул.

— У этих русских ублюдков эго больше, чем яйца. Если Алексей вернулся с намерением убить Кирилла, он не примет твое предложение.

Я киваю.

— Это может быть правдой. Все равно никто не хочет быть истребителем родственников. — И это единственная гребаная причина, по которой Петерсон жив.

Мне плевать на то, что все будут говорить о том, что я убил своего дядю, но я постараюсь сохранить ему жизнь, пока у меня не появится веская причина убрать его. В последнее время он слишком часто таскается за Еленой. Он еще не знает, что его преследует смерть.

— Возможно. Но он не придет к тебе только потому, что ты его пригласил.

— Я его не приглашаю. — Я достаю из кармана телефон и звоню Маркусу. Он отвечает на втором звонке, и я включаю громкую связь. — Телефон на громкой связи. Со мной Данте.

— Привет, брат.

Я игнорирую его приветствие и перехожу сразу к делу.

— Алексей в городе. Данте обнаружил, что он крадется по нашей территории. Ты слышал об этом?

— Я услышал несколько минут назад. Что сам думаешь?

— Думаю, нам нужно с ним немного поговорить. — Я кладу телефон на стол и сжимаю пальцы. — Мы могли бы устроить встречу выпускников сегодня вечером.

Данте разражается маниакальным смехом.

— Мне нравится эта идея.

— Конечно, тебе нравится, — говорит Маркус хриплым голосом. — Это ты сумасшедший придурок, который вбивает идеи в голову моего брата.

— Я консильери не просто так. Не нравится? Соси мой большой и толстый член.

— Лучше бы я его отрубил. Я окажу услугу тебе и твоим шлюхам. Как тебе это?

— Хватит! — Желчь поднимается у меня в горле, когда я слышу, как они спорят о членах и шлюхах. — Отбивать друг другу члены будем потом. Сейчас меня интересует только член Алексея. Найди его и приведи ко мне к вечеру.

— Si, Capo.

— Хорошо. — Я вешаю трубку и указываю на Данте. — Отвали… Делай все, что хочешь, со шлюхой, которую ты заказал на сегодня. Но убедись, что ты будешь на складе раньше меня.

Данте улыбается однобокой ухмылкой. Самоуверенный ублюдок!

— Кажется, у тебя улучшилось настроение. — Он щурится на меня. — Это из-за нее. Не так ли?

Я отмахиваюсь от него.

— Не суй свой нос, куда не следует.

— О, но это так. Твои дела – это мои дела. Ты наконец-то получил единственный кусочек киски, который ты когда-либо хотел.

Мои ноздри раздуваются.

— Ты не будешь говорить о Елене, пока не окажешь ей уважение, которого она заслуживает, ты понял?

Он поднимает руки в успокаивающем жесте.

— Остынь, парень. Я просто рад за тебя. Я должен как-нибудь зайти к тебе на ужин. Столько лет прошло.

— Подойдешь к моему дому, и я всажу пулю в твой гребаный череп.

— У тебя не будет друга, если ты это сделаешь. Я единственный, кто достаточно безумен, чтобы дружить с таким бессердечным ублюдком, как ты. — Он наклоняется вперед. — Ты любишь ее, не так ли?

Манипулятивный ублюдок. Я иду к мини-бару в своем кабинете, беру бутылку скотча и два стакана. Вернувшись к столу, я наливаю по два пальца в каждый стакан и протягиваю один Данте.

— Мы делаем шаг за шагом. Ради Лукаса.

Он отпивает из бокала и морщится.

— А. Лукас. Отличный повод скрыть свои чувства. Не могу сказать, кто из вас более упрям. Ты или Елена.

Я провожу пальцем по ободку бокала, мой член твердеет, когда я думаю о прошлой ночи. Секс с Еленой - лучший за последние годы. То, как она тает во мне и сжимается вокруг меня, лучше, чем все, что я когда-либо испытывал.

— Почему ты улыбаешься?

Голос Данте возвращает меня в настоящее, и против моей воли мои брови сходятся.

— Ты такой блядь идиот.

— А ты, друг мой, - киска. — Он наливает себе еще. — Кто бы мог подумать, что маленькая женщина может схватить за яйца своими крошечными пальчиками всемогущего Доминика Романо?

Елена так и сделала и даже не подозревает об этом. Ради нее и Лукаса я готов сжечь весь мир. Интересно, наступит ли день, когда она поймет, насколько велика ее власть надо мной и этим городом?

Я владею этим городом, но Елена владеет мной так же, как и я ею.

— Она еще не знает этого, и в этом кроется проблема, — говорю я, потягивая напиток, и тепло обжигает мое горло, проникая в желудок и смешиваясь с проснувшимся там беспокойством.

Мне приходится бороться с тем, чтобы не отвлекаться на Елену и сосредоточиться на том, что нужно сделать. Мой член пульсирует, желая ее и еще больше прошлой ночи.

— Настанет день, когда она увидит это. И ты станешь полным поклонником ее киски, когда это случится. Это будет трагедия, наблюдать, как ты угасаешь, парень.

Мой кулак сжимается, и я напоминаю себе, почему я дружу с этим сумасшедшим ублюдком передо мной. Он мой консильери и был рядом со мной с тех пор, как мы были мальчишками. Он готов отдать за меня свою жизнь, а я отдам свою за него.

Мы братья по обету.

Друзья по выбору.

И это единственная причина, по которой я терплю его высокомерие. Мужчины умирали только за то, что смотрели на меня не так.

— Тебе повезло, что ты мне нравишься, Данте.

Дверь распахивается, и входит Дэвид Петерсон. За ним, тяжело дыша, вбегает моя секретарша.

— Простите, сэр. Я отошла выпить кофе и не заметила, как он вошел.

Я машу рукой секретарше, отстраняя ее, а затем обращаю свое внимание на Петерсона.

— Что тебе нужно?

Петерсон хитро ухмыляется.

— Так не приветствуют дядю, мальчик.

— Думаю, лучшим способом было бы убить тебя, вонзив нож в сердце, но ты ведь не этого хочешь, верно?

В его глазах мелькает страх, но он не перестает улыбаться.

— Я хотел бы поговорить с тобой. — Он смотрит на Данте. — Наедине.

Данте смотрит на меня, и я киваю. Он неохотно встает, хмурится на Петерсона и проносится мимо него. Их плечи сталкиваются, и Петерсон немного пошатывается.

Когда Данте уходит и закрывает за собой дверь, Петерсон садится на стул, который только что освободил Данте.

— Лучше поторопиться, — говорю я ему. — У меня нет целого дня.

— Мы оба занятые люди, поэтому я сразу перейду к делу, племянник. Я здесь, чтобы заключить с тобой сделку. Передай мне мафию в Нью-Йорке и возвращайся в Италию. Ты останешься здесь капо - по имени, конечно, - а взамен я приведу Братву к твоим ногам.

Я откинулся в кресле и повернул его. У меня есть мгновение, чтобы ответить. Единственная реакция, на которую я способен, это медленная улыбка.

— Что смешного?

— Мне смешно. Ты не только предатель, но и смельчак. Похоже, ты действительно Романо, дядя.

Он качает головой и смотрит на меня со зловещим выражением.

— Каков твой ответ, мальчик?

Я наклоняюсь вперед, и мои ноздри раздуваются.

— Ты идиот, если думаешь, что я отдам свой трон такому предателю, как ты. Еще раз назовешь меня мальчиком, и я отрежу твой язык и засуну его тебе в глотку.

Напряжение повисло в воздухе и на минуту омрачило атмосферу, прежде чем он разразился сардоническим смехом.

— Ты не можешь убить меня, Доминик. Ты бы уже убил, если бы мог.

— Ты ошибаешься. Дело не в том, что я не могу. Я просто не хочу, но каждый раз, когда ты открываешь рот, ты произносишь что-то, что заставляет меня пересмотреть свой выбор.

— Полегче, парень, — тянет он. — Не стоит угрожать, если не собираешься выполнять. Коза Ностра запрещает убивать родственников. Если ты посмеешь причинить мне вред, тебя сочтут не более чем грязным и нечестным.

— Я и есть Коза Ностра. Мое слово – это правило. Еще раз толкнешь меня, и ты получишь не только угрозы.

Злость бурлит в моих жилах, а в голове звенят убийственные мысли. Петерсон слаб и стар. Я могу убить его прямо здесь, где он сидит, если захочу. Не знаю, почему я позволил этому старому пердуну обойти меня, но я знаю, что, черт побери, уже достиг предела своих возможностей с ним.

— Если это все, то уходи. Тебе здесь больше не рады. Никогда.

Петерсон ворчит и поднимается на ноги. Он ударяет кулаком по моему столу. Его потемневшие глаза контрастируют с улыбкой на губах.

— Не будь слишком уверен. У тебя может быть очень веская причина увидеть меня снова. Твой сын очень похож на тебя. Я должен как-нибудь пригласить его и его мать на ужин.

Я смотрю Петерсону прямо в глаза, мой взгляд непоколебим.

— Ты будешь держаться подальше от Елены и Лукаса, или я сделаю так, что ты больше никогда не увидишь свет.

Его улыбка сходит на нет, а адамово яблоко подрагивает, когда он сглатывает.

— Я ухожу, племянник.

Он разглаживает свой бордовый костюм и поправляет галстук, затем поворачивается, чтобы уйти. Когда он доходит до двери, я не могу удержаться, чтобы не вставить последнее слово.

— И еще одно, дядя.

Он поворачивается ко мне лицом.

— Скажи Кириллу, что я приду за ним и что он не переживет, когда я это сделаю.

***

Через пять часов я в одном из клубов, потягиваю виски и все еще киплю от злости от встречи с Петерсоном.

Из колонок, расставленных по углам клуба, доносится музыка, а мерцающий свет грозит ослепить меня. Ирония судьбы: мне принадлежат самые большие клубы Нью-Йорка, но я не выношу ни грохочущей музыки, ни мерцающего света.