— Простите, — бормочу я. — Я не говорю по-итальянски. — Я даже не уверена, что она говорит именно по-итальянски, но поскольку Доминик - итальянец, я не думаю, что он будет держать кого-то другого так близко.
Она оглядывает меня с ног до головы, а затем испускает прерывистый вздох, как будто я ей мешаю.
— Ты и тот ребенок, о котором он говорил, не так ли?
Я сморщила нос, смутившись.
— Я Елена Маркони, — бормочу я. Что-то во взгляде этой женщины заставляет мое сердце учащенно биться. — Я...
— Я знаю, кто ты, — вклинивается она. — Я Бьянка, главная экономка. Дай мне знать, если тебе что-нибудь понадобится.
Она протискивается мимо меня и выходит из комнаты. После ее ухода я не свожу глаз с двери.
Что это, черт возьми, было?
Я не из тех, кто позволяет людям переступать через себя, так почему же я молчала и позволяла ей обращаться со мной так, словно я какая-то шлюха, которую Доминик привел домой? Очевидно, что я ей не нравлюсь по какой-то причине, но не нужно грубить мне.
Выдохнув, я пробираюсь к гардеробной, где аккуратно сложена моя одежда. Я выбираю красную майку и джинсовые шорты, затем раздеваюсь, беру полотенце и иду в ванную.
Закончив принимать душ, я надеваю одежду и выхожу из комнаты. Дверь Доминика сразу же со скрипом открывается, как будто он ждал меня. На нем черная футболка, демонстрирующая мускулы на руках, и тренировочные штаны. Выпуклость в его штанах привлекает мое внимание, и я не решаюсь отвести взгляд.
— Не смотри так на мой член, если не собираешься его сосать.
Я задыхаюсь, и по позвоночнику пробегает электричество.
— У твоего рта действительно нет фильтра.
— И у твоих мыслей тоже. — Он подходит ближе, и от него пахнет лосьоном после бритья и сандаловым деревом. — Поклянись, что ты не думала о том, чтобы обхватить мой член своими крошечными пальчиками, хотя я думаю, что предпочел бы твой рот.
Тепло ласкает мои щеки, и я быстро перевожу взгляд на его лицо. Его темные волосы вьются, а голубые глаза мерцают от света, льющегося в коридор.
Боже. Он такой красивый.
— Я лучше буду сосать кусок металла, чем прижиматься к тебе, Доминик.
Лукавая ухмылка омрачает его выражение лица, но дальше он не идет.
— Готова к завтраку?
Я киваю. Я не могу говорить, когда мое сердце пульсирует, а грудь трепещет.
Лукас уже копается в еде, когда мы входим в столовую. Он склонился над огромным обеденным столом, и звон столовых приборов по тонкому фарфору эхом разносится по комнате, пока он набивает рот едой. Он выглядит так, будто не ел уже несколько дней.
Доминик садится рядом с Лукасом, игнорируя пустое место в конце стола, а я сажусь напротив него. Лукас поднимает на него глаза и ухмыляется.
— Прости. Я был слишком голоден, чтобы ждать.
Доминик улыбается в ответ и гладит его по голове.
— Все в порядке, сынок. Делай, что хочешь. Это твой дом.
Лукас смотрит на меня, и его улыбка расширяется. Он обхватывает руками свою чашку с горячим шоколадом и пьет из нее. Когда он опускает ее, вокруг его рта появляется пена. Я хватаю полотенце и пытаюсь вытереть ее, но Доминик меня опережает. Он так нежен с Лукасом. Я бы признала, что он хороший отец, если бы не отрицала все, что с ним связано.
Доминик и Лукас болтают, пока мы едим. Когда я наблюдаю за ними, во мне проскальзывает сожаление. Это так трогательно - наблюдать, как они так хорошо ладят друг с другом.
Впервые за много лет я начинаю задумываться, действительно ли я поступила так, как было лучше для Лукаса, отдалив его от отца. Я была эгоисткой и ставила свои интересы выше интересов Лукаса. Груз сожалений не ослабевает и к тому времени, когда мы заканчиваем трапезу. Я поднимаюсь в свою комнату и звоню Мойре. Она - единственный человек, который может помочь мне почувствовать себя лучше.
— Привет, детка, — говорит она, отвечая на мой звонок. — Как дела?
— Отлично, — говорю я. — Мы обустроились, и Лукас очень хорошо вписался. Как будто он прожил здесь всю свою жизнь.
— Если это так, то почему ты такая грустная? — Она делает паузу. — Елена, ты в порядке?
Я фыркаю и опираюсь спиной на изголовье кровати.
— Я в порядке. Просто... Доминик стал очень хорошим отцом для Лукаса, и я думаю, правильно ли я поступила, лишив его отца на такой долгий срок.
Наступило короткое молчание.
— Детка, я, наверное, не тот человек, который может судить о твоих поступках. Я даже не знаю, что правильно, а что нет, но могу сказать, что не думаю, что это имеет значение.
— Ты считаешь, что я была неправа?
— Я не об этом, — говорит она, — я хочу сказать, что важны только твои намерения. Ты сделала то, что сделала, чтобы защитить Лукаса, и именно так поступают мамы. Они защищают своих детей всеми возможными способами. Я уверена, что Лукас поймет это, когда станет достаточно взрослым.
Я позволяю словам Мойры застыть в моей голове достаточно надолго, чтобы немного успокоить себя.
— Ты лучшая, Мойра. Ты ведь знаешь это, правда?
Я представляю себе ее улыбку на другом конце телефона.
— Я знаю, что это так, поэтому я думаю, что ты должна рассмотреть возможность увеличения моей зарплаты...
Я вешаю трубку до того, как она заканчивает предложение, и усмехаюсь про себя. Моя лучшая подруга помешана на деньгах и члене.
Проходит два дня, а жить в особняке Доминика действительно не стало легче. Бьянка по-прежнему груба и неприветлива, и мне все труднее игнорировать свое влечение к Доминику. Каждое утро мы завтракаем с Лукасом, и Доминик настаивает на том, чтобы отвозить его в школу и подвозить меня на работу. Маркус и Винсент не появлялись последние два дня, и я начинаю волноваться, когда думаю о том, что увижу их.
Интересно, Винсент такой же ворчун, как Маркус и Доминик? Похоже, это в крови Романо.
Лукас уже в постели, когда я возвращаюсь с работы. Уже почти полночь, а я засиделась допоздна, готовя бумаги для продукта, который моя компания запускает через неделю. Горничные уже спят, и в доме тихо, как на кладбище. Я принимаю душ, надеваю одну из своих сорочек и спускаюсь вниз, чтобы приготовить себе быстрый ужин.
Я доедаю остатки пасты и устраиваюсь на табурете у кухонной стойки. Дверь распахивается как раз в тот момент, когда я собираюсь начать копаться в еде, и в комнату входит Доминик. На нем белая пижама, волосы взъерошены. Его глаза не опухли и не покраснели, так что я предполагаю, что он не спал.
Я опускаю вилку на тарелку.
— Привет.
— Привет, — говорит он и идет к холодильнику. Он берет бутылку воды и выливает ее себе в горло. Сжав пустую бутылку, он выбрасывает ее в мусорное ведро. — Ты поздно вернулась домой.
— У меня было много работы. Либо я остаюсь допоздна, либо пропущу срок.
Он кивает на мои макароны.
— Это ужин?
— Да. Я собиралась приготовить лосося и шпинат со сливками, но я слишком устала, поэтому остановилась на этом.
Он почесывает челюсть.
— Как насчет того, чтобы я приготовил тебе что-нибудь поесть?
Я моргаю.
— Что?
Прошли годы с тех пор, как Доминик готовил мне ужин. Ностальгия лижет мою грудь, а воспоминания семилетней давности захлестывают меня с головой. Доминик хорошо готовит. Высокомерный, но хороший повар.
Когда-то он приготовил лучшего лосося, которого я когда-либо пробовала. Я не знаю, в каком состоянии сейчас находятся его кулинарные способности, но если они такие же, как и раньше, то я уже знаю свой ответ.
— Да.
Он улыбается и показывает на мои макароны.
— Давай сначала избавимся от этого, хорошо?