После завтрака мы все забираемся в «ниссан» моего отца. Я сажусь со стороны Элли, так что она оказывается посередине. Дарси смотрит на меня с отвращением, как будто я совершил какое-то невыразимое злодеяние, просто сев в машину. Очевидно, что она хочет что-то сказать, что угодно, что заставило бы меня выйти из машины, но она не находит слов.

Моя мачеха включает какой-то христианский рок-канал, и из динамиков играет что-то мерзкое о каком-то чуваке, который хочет заняться этим с Иисусом или что-то в этом роде. Дарси утыкается в свой телефон, ее пальцы яростно летают по клавиатуре. Я пользуюсь тем, что все остальные отвлеклись, и перемещаю сумку Элли так, чтобы она прикрывала ее руку, затем беру ее мизинец в свой.

— Ты действительно хорошенькая, — шепчу я ей на ухо.

Она улыбается, но не смотрит на меня и ничего не говорит.

Я еще раз бросаю взгляд на Дарси, затем наклоняюсь и быстро целую ее в плечо. Но когда я поднимаю глаза, то встречаюсь взглядом с отцом в зеркале заднего вида.

Черт.

Я откидываюсь на спинку сиденья и принимаю свое обычное скучающее положение, прислонившись к окну, до конца поездки.

Когда мы добираемся туда, там нет ни одного пончика.

Мой папа и Лидия пожимают людям руки и ведут светскую беседу, пока я следую за ними. Люди, которых я на самом деле не знаю, говорят мне, как приятно видеть меня там и что мне следует приходить чаще, и я притворяюсь, что мне не все равно, прежде чем мы все занимаем скамьи, а Дарси и Лидия уходят, чтобы присоединиться к хору.

— Какого черта ты делаешь? — шепчет мне папа, когда они уходят.

— Восхваляю Господа?

— Из-за тебя у всех нас будут неприятности, — говорит он.

Я смотрю на Элли, сидящую всего в полуметре от меня. Она закусывает губу и смотрит прямо перед собой.

— Ты собираешься им рассказать?

— Нет. Но тебе нужно прекратить это.

— Хорошо, — говорю я.

Он качает головой, и мы оба откидываемся на спинки своих кресел, прекрасно понимая, что я не собираюсь сдаваться.