— Я выиграл? — кричит он сквозь раскаты грома.

Улыбку на его лице я никогда раньше не видел, и она согревает кровь в моих венах.

—Только потому, что я позволила тебе победить! Я кричу ему в ответ, замедляя бег, когда боль пронзает мою больную ногу. Я упала всего в ста метрах от сухого укрытия.

— Эйвери? — Он подбегает ко мне. —Что случилось? Ты ударилась?

Он кладет руку мне на плечи и резким движением подхватывает меня под колени, словно я невесомая. Моя рука хватается за ткань его рубашки. Дождь продолжает бить нас, когда он возвращается под каменную эстакаду.

—Ты чувствуешь себя виноватым из-за того маленького победного танца, когда я подружилась с землей? — поддразниваю я с оттенком сарказма, и хихиканье вырывается из меня.

— Ты действительно упала?

Серьезный голос Луки врезается в меня.

— Я подвернула левую лодыжку, — признаюсь я. —Я в полном порядке.

—Ты не преувеличила драматический обморок, чтобы мне пришлось нести тебя остаток пути?

Его пальцы шевелятся под моей рукой, и ощущение щекотки вызывает у меня приступ смеха.

—Опусти меня! Опусти меня!

Я кричу сквозь каждый вопль своего хихиканья. Острая пульсация в лодыжке уменьшилась.

—Нет. — Он улыбается мне. —Это мой приз за победу.

—Что? Раненая женщина?

Я наклоняюсь к его груди, которую теперь обнажает мокрая ткань его рубашки.

—Нет. — Он притягивает меня к своим губам. — Я снова прижимаю тебя к себе.

Уличные фонари мигают и гаснут.

— Хотя я действительно не ранена. Есть только тупая боль. Ничто не исправит немного льда.

— Мы почти на месте, а потом я тебя высажу.

Я стону в фальшивом протесте. Я пропустила, если это то, на что это похоже, когда его несут. Я чувствую себя невесомой.

— Знаешь, еще никто меня так легко не поднимал.

—Почему бы и нет?

— Не знаю, — шепчу я, — может быть, потому, что я довольно высокая.

—Почему это имеет значение?

Я пожимаю плечами.

Он смотрит мне в глаза. — Это их потеря.

Лука легко перемещается в нашу сухую гавань. Мой пульс учащается. Ладно, это официально, я хочу, чтобы меня везде носили.

Добираемся до асфальта.

— Это было не так уж плохо, не так ли?

Он улыбается, одной из тех заманчивых улыбок, и кладет мое тело на ароматный тротуар.

Я поправляю ноги в своем новом кресле, вытягивая их на земле перед собой, но я не хочу ослаблять руки, обвившие его шею. Держаться за него — это все равно, что с утра первым делом обхватить руками дымящуюся чашку кофе. В нем есть комфорт, который поистине незаменим.

Я дуюсь от его объятий вокруг моего торса. —Это было классно. У тебя очень большие плечи.

— Тебе нравятся большие вещи, Эйвери?

—Да.

Подожди. Я сказала это вслух?

Он усмехается. —Хорошо.

Лука становится на колени перед моей ушибленной лодыжкой. Тыльные стороны его пальцев пробегают по моим икрам, оценивая любые другие повреждения, и я срочно хочу, чтобы эти теплые руки нашли путь вверх по моим бедрам к влажным лужицам на моих кружевных трусиках.

— Я не имела в виду, я просто…

Мои легкие резко вздымаются от его прикосновения. Ощущение его ласки меня катапультирует дрожь от основания позвоночника до ключицы, как от сильного удара на карнавале.

—Все хорошо?

Он начинает массировать мое колено, а другой рукой убирает влажные пряди волос с моих глаз.

Я киваю.

— Я только проверю, не опухло ли оно, хорошо? — спрашивает Лука.

Я снова киваю.

Лука расстегивает ремешок моих балеток, и его теплые пальцы заботливо гладят мою левую лодыжку. Ощущение настолько приятное, что у меня вырывается стон. Звук прорезает сильный дождь и эхом отдается под мостом, заставляя его полностью напрячься.

—Ты в порядке? — он спросил.

—Ага. Все в порядке, — говорю я, прочищая горло.

— Похоже на небольшой синяк. Он улыбается, и теплый цвет его радужных оболочек теперь наполнен знакомой тьмой. Лука берет мои руки в свои, складывает мои пальцы между ладонями. —Мне жаль тебя разочаровывать, но я думаю, что вы не так спортивны, как в дни своего талисмана,Cariño.

Не могу не улыбнуться этому прозвищу.

Дорогая.

Его Cariño.

—Привет! Я очень спортивная.

Я снова игриво шлепаю его по руке.

Он хихикает, как непослушный малыш. Эта мальчишеская ухмылка застыла на его лице. —Спорим, что нет.

—Ну, может быть, я упала нарочно, чтобы отомстить тебе за все те разы, когда я выигрывала наши пари.

Его лицо становится серьезным, и он проводит своими пальцами по подушечкам моих пальцев.

Я сказала что-то не то?

Мы сидим какое-то время, ни один из нас не в состоянии подобрать слова, пока мы слушаем, как капельки танцуют на тротуаре, и наши дыхания обмениваются одним и тем же воздухом. Запах его мускусного одеколона смешивается с влажным асфальтом, и я облизываю губы, желая попробовать.

Моя рациональность колеблется, когда я наклоняюсь к короткому разделяющему нас пространству.

— Эйвери, эта игра между нами, вероятно, подходит к концу, — шепчет он всего в нескольких дюймах от моего рта.

Мой позвоночник ударяется о кирпич, и безудержная дрожь наполняет мое сердце. —Какая игра?

—Наши игры, соревнования, ставки, — объясняет Лука. — Эти оправдания мы придумали, чтобы быть ближе друг к другу.

Я даже не могу возразить, потому что он прав. Игры не являются безобидной игрой, чтобы скоротать время, они не просто моя конкурентоспособная сторона, пробуждающаяся вокруг него.

Каждый раз, когда мы вцепляемся друг другу в глотки, я чувствую трепет, которого раньше не испытывала. Когда я проиграю, я знаю, что он начнет со мной еще одну игру. И каждый раз, когда я выигрываю, он готов принять новые вызовы. Акт превосходства друг друга стал одним из моих любимых моментов за последние пару месяцев.

Лука наконец говорит. — Почему ты отрицаешь, что здесь что-то есть?

— Я не… — я колеблюсь. — Я просто… я не готова сблизиться с кем-то. Я не там, где я хочу быть в своей жизни.

—Где ты хотела бы быть?

Я хмурюсь. —Я всегда ставила свою карьеру на первое место, и я думала, что многого добьюсь сама, прежде чем появится кто-то вроде тебя.

—Что бы ты ни захотела, Эйвери, мы могли бы сделать это вместе.

Я так долго полагалась на себя. Кроме Лили, никто никогда не хотела подталкивать меня к тому, чтобы быть лучшим, кем я могу быть, и делиться своими победами.

До Луки.

Он всегда показывает мне, что ему небезразличны мои худшие и лучшие моменты.

—Я не знаю, как ориентироваться в чем-то серьезном.

Его глаза сканируют мое лицо. — Тогда давай пока просто представим, что это одна из наших игр.

— Я думала, ты хочешь остановиться?

—Единственное, чего я действительно хочу, — это ты, — говорит он.

Я сижу здесь и просто смотрю на него. Дождь сейчас почти не идет.

— Мне нужно снова поцеловать тебя, Эйви.

«Эйви».

— Эйви, — повторяет он, смакуя имя во рту, как будто оно тает на языке.

Его большая рука кладет мои плечи на плечи, прижимая спину к влажной бетонной стене, пока его пальцы наконец не достигают моей шеи. Подушечка его большого пальца скользит по моей челюсти, приближая мое лицо к его лицу. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, как месяцы страха покидают мое тело и превращаются в уверенность.

Я сокращаю расстояние между нами, и время останавливается в смешении чувств, когда я наконец встречаю его землистый вкус. Лесной пожар, который только он знает, как требовать от меня, снова разгорается.

— Я не думаю, что когда-нибудь насыщусь тобой, — шепчет он.

Мое сердце замирает.

Это второй раз. А может, это был третий?

Голод от нашего первого поцелуя возвращается, и наши языки исследуют друг друга с бездонной похотью. Его сильная рука баюкает меня, усаживая мое тело к себе на колени, когда он меняет мое место на тротуаре. Я обхватываю его ногами и тут же замечаю, что между моими бедрами теперь поселилась скованность.

Мы едва успели подняться, чтобы глотнуть воздуха, когда я издала стон. Моя потребность в нем достигает пика, и я перебираю пуговицы на его рубашке, отчаянно пытаясь почувствовать его больше.

Скрип велосипедных шин по гравию выводит нас из транса.

Почему мы прокляты этими жалкими перерывами?

Мы отрываемся друг от друга, тишина остановившегося дождя наполняет мои уши. Мое тело жаждет большего.

—Пошли домой.

Лука встает, снова поднимая меня с земли, и я в его объятиях.

— Тебе действительно не нужно нести меня, — говорю я, стабилизируя голос и игнорируя желание повалить его обратно на землю и разорвать эту рубашку.

— Ты когда-нибудь перестанешь пытаться со мной драться?

— Сомневаюсь, — признаюсь я.

Он улыбается. —Хорошо.

— Иногда я была довольно резка, не так ли? Я прячусь в его груди.

—Если я могу оставить это позади, то сможешь и ты, Эйви.

—Хорошо, давайте назовем это водой под мостом.

Он замолкает, и я отстраняюсь, чтобы встретиться с ним взглядом. Еще один приступ смеха вырывается из него, сотрясая все мое тело. Я присоединяюсь к нему с неудержимым хихиканьем.

—Давай приложим немного льда к этой лодыжке.

Он начинает идти, прижимая меня ближе к себе.

— Я живу на Шестьдесят пятой улице и…

— Ты забыла, что я однажды позаботился о тебе?

Я напрягаю мозг, чтобы вспомнить. — Подожди, так ты знал, что я живу в сорока кварталах отсюда?

Он кивает, заставляя меня краснеть. — Я бы прошел с тобой весь Нью-Йорк, Эйви. Этот темный взгляд снова впивается в меня, прежде чем он приподнимает бровь. —Теперь мы наконец-то можем обсудить, почему ты живешь над винным погребом.

—Поэтому у меня никогда не заканчиваются закуски.