Изменить стиль страницы

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ ДРЕМ

Дрем открыл дверь, выглянул наружу и посмотрел вдоль дорожки, которая вела к их холду. Всадники приближались. Много.

Папа, - сказал Дрем, выходя на крыльцо. Его отец последовал за ним, двинулся впереди него, накинув на плечи плащ и сунув в него меч Звездного Камня.

Во двор въехали всадники - десять, двенадцать, шестнадцать человек, и все еще прибывали новые. Дрем почувствовал свинцовую тяжесть в животе, потому что узнал некоторых из них. Во главе их ехал бритоголовый мужчина со шрамом от рта до челюсти, а за ним скакал человек с окладистой рыжей бородой. У него был новый синяк, покрывавший половину лица, один глаз покраснел и опух.

Он дрался с кем-то еще?

Когда они остановили своих лошадей перед хижиной, Дрем узнал еще нескольких: у одного было сломано предплечье, у другого - рука, которую Дрем раздробил и сломал кости пальцев. Позади собрались другие, от них исходила аура дурных намерений. Дрем привык жить среди трапперов и людей, существовавших на задворках цивилизации, людей, которые жили по своим законам или вообще без них. Но в этих людях было что-то другое, что-то худшее, как будто на их душах было пятно.

'Что вам нужно?' сказал Олин лысому со шрамом, который все еще казался их лидером. 'Зачем вы здесь?'

Мы здесь, чтобы повесить убийц кузнеца Колдера, - сказал лысый, слезая с коня, - а потом я лишу вас всего, что стоит монеты, а остальное сожгу, оставив вас двоих качаться на балке". Он усмехнулся им обоим, отвязывая от седла длинную толстую веревку, и направился к хижине, за ним копошились люди.

'О чем ты говоришь?' сказал Дрем. 'Убийцы?'

Не отрицай, - сказал лысый мужчина. Ульф говорит, что Колдера зарезали и оставили в лесу на растерзание медведю. Все знают, что вы были в кузнице Кальдера всю ночь - грабили его, без сомнения. Есть свидетели. Городские стражники видели, как вы покидали Кергард на рассвете, а ваш дом находится ближе всех к тому месту, где его нашли".

Он поставил сапог на первую ступеньку к хижине, мужчины встали по обе стороны от него.

Дрем почувствовал, как его охватывает паника. Он открыл было рот, чтобы возразить, указать, что их логика ошибочна: как они могли убить Колдера и бросить его в лесу, если свидетели видели их в Кергарде на рассвете? Но он знал, что это бесполезно.

Эти люди хотят видеть нас мертвыми, им нужен лишь повод, чтобы это произошло, а их тут почти целый десяток! Даже оружейное мастерство и магия Па не смогут это исправить!

Дрем, - сказал его отец шипящим шепотом. Один взгляд на него, и Дрем понял, что он пришел к тому же выводу. Возвращайся внутрь, пройди через хижину и вылезай через заднее окно".

На мгновение Дрем почти сделал это, настолько он привык следовать указаниям отца. Потом он понял, что отец не собирался следовать за ним. Дрем прижал пальцы к горлу, считая удары своего сердца. Оно билось намного быстрее, чем обычно.

Нет, - сказал Дрем, шагнув вперед, чтобы встать рядом с отцом.

Олин взглянул на него, увидел решимость на лице Дрема и отрывисто кивнул.

"Мы невиновны в смерти Колдера, - крикнул Олин, - но еще шаг, и твоя кровь будет на моей совести, и я не потеряю из-за этого ни одной ночи сна". Он стряхнул плащ с плеча, освобождая рукоять меча, и поднял над головой свой черный двуручный клинок.

Лысый человек замешкался на ступеньках, то ли от слов Олина, то ли от меча в руках Олина, Дрем не знал, но его взгляд был прикован к лезвию черного меча.

Однако другие вокруг и позади лысого протискивались вперед, и для Дрема все замедлилось. Он увидел, как по ступеням поднимается Виспи Борода, с копьем в руке, с неистовой ухмылкой на лице, и понял, что этот человек обрил голову.

Должно быть, ему холодно. Непрактичный поступок для того, кто зимует на севере.

Затем кто-то метнул в Олина копье, лезвие которого было нацелено в брюхо его отца. Олин, казалось, только шаркнул ногами, а затем копье пронеслось мимо него, по воздуху, в то же самое время черный меч Олина рубил вниз, рассекая голову мужчины, прямо за ухом. Раздался влажный треск, и вокруг лезвия из звездного камня и головы мужчины вспыхнуло пламя, только пламя было черным и сернистым, а затем меч пробил нижнюю часть челюсти мужчины, и его лицо со шлепком упало на ступеньку, кровь, кости и мозги брызнули по обе стороны от него. Олин отшвырнул неподвижный труп назад, на тех, кто стоял сзади, мужчины упали, спутанные.

Дрем боролся с желанием вызвать рвоту. Вид человека, замахнувшегося на него мечом, помог ему взять это под контроль. Он отступил на шаг, почувствовал, как воздух с шипением пронесся мимо его лица, когда меч промахнулся на расстояние вытянутой руки.

Как это может происходить? Я только что видел, как мой отец убил человека, а другие жаждут нашей крови. Могу ли я так поступить? Могу ли я забрать чужую жизнь?

Ему стало плохо, он пожалел, что не последовал совету отца и не побежал к заднему окну, хотя без отца он бы не ушел.

Что мне делать? Стоять и сражаться? Убить или быть убитым?

Взгляд на своего па, который держался на вершине лестницы, пробивая древко копья, раскалывая его, как хворост, обратным ударом пробивая чьи-то глаза, брызги крови при падении.

И тогда решение было принято Дремом. Когда на ступеньки хижины навалилось еще больше людей, человека с мечом, который только что пытался вырезать кусок из лица Дрема, толкнули вперед, и Дрем, не задумываясь, шагнул ему навстречу, проскользнул мимо меча, полоснул костяной рукоятью секиры по руке человека, рубанул топором между шеей и плечом. Человек закричал, кровь хлынула фонтаном, и он рухнул, повалив стоящего за ним человека.

Боль пронзила руку Дрема: удар копья задел его, рука схватилась за древко топора и потянула его вперед. Он дико рубил и колол своим сиксом, услышал крик, и хватка на топоре вывела его из равновесия. Он споткнулся, упал на одно колено, что-то твердое ударило его по голове, в глазах вспыхнули белые огни, когда он наносил удары вслепую, почувствовал, как его лезвие врезается во что-то, сопротивление плоти, скрежет кости.

Зрение прояснилось, он все еще стоял на коленях, лезвие его ножа до рукояти вонзилось в бедро человека, схватившегося за рукоять его топора. Позади него лежали еще тела, мужчины кричали, вопили, тянулись к нему. Он пытался разглядеть своего отца, но вокруг была давка, Олина не было видно, хотя он услышал крик человека, что обнадеживало - значит, бой еще продолжается, только бы кричавший не был его отцом.

Дрем вонзил лезвие в ногу человека, услышал соответствующий крик, нарастающий по силе, и почувствовал, что рукоять его топора исчезла. Он выдернул свой сикс из бедра мужчины, на его руку хлынула горячая кровь, и он, пошатываясь, попытался встать на ноги. Снова удары, руки хватали его, тащили во все стороны, и он рванулся вперед, потом его ноги оторвались от земли, и его понесли, спустили по ступеням хижины во двор. Петлю из веревки накинули ему на шею и затянули; настал черед Дрема кричать, страх вырвался из его живота, придал его конечностям силу, и он стал брыкаться, колоть и рубить. Резкая боль в левой руке, и топор исчез, руки держали другую руку, прижав его, скручивая, а затем исчез и его сикс.

ДРЕМ. Он услышал рев своего отца, ДРЕМ.

Папа, - попытался крикнуть он в ответ, но петля на его шее была слишком тугой, чтобы он мог полностью разогнуть голосовые связки. Он увидел сучья над головой, веревку, перекинутую через них, руки, хватающиеся за нее, и давление на его шею все усиливалось, его поднимали вертикально, ноги болтались, люди кричали и издевались, а он не мог дышать, его руки хватались за веревку вокруг его горла.

Она слишком толстая, слишком тугая, и слепой ужас охватил его, его легкие горели, он кричал, пытаясь вдохнуть, все в нем исчезало, когда инстинкт жить, дышать, поглощал его. Черные пятна затуманили его зрение, соединяясь, как пролитые чернила, затуманивая мир.

Другой звук, слившийся с бешеным стуком его сердца, заглушил рев толпы, набросившейся на него, - ритмичный гром. Голоса, крики, все громче, а потом он закружился, кто-то схватил его, поднял на ноги, и внезапно он смог дышать, только струйкой, как через тростник, задыхаясь, но все же со сладким, славным облегчением. Рывок за веревку, и он понял, что кто-то ее перерезал. Голос рядом, и зрение вернулось, затуманенное, медленно фокусируясь.

"Чем это Олин тебя кормит?" - сказал голос, и он увидел Хильдит, хозяйку медоварни, сидящую на лошади. Один из ее грузных стражников держал Дрема. Другой стражник перерезал веревку над ним, и его бесцеремонно сбросили на землю.

Благодарю, - прохрипел Дрем, и Хильдит кивнула ему.

Соберите их, - крикнула Хильдит, и тут же появились еще стражники и собрали тех, кто пытался линчевать Дрема. Во дворе появился Ульф во главе дюжины мужчин. Он дико огляделся, а потом увидел Дрема, соскочил с коня и поспешил к нему.

Па, - прохрипел Дрем.

С твоим отцом все в порядке, - сказал Ульф. По крайней мере, я не думаю, что кровь, которой он покрыт, принадлежит ему".

Ульф начал смеяться, баритональным смехом, который вскоре перешел в нечто, напоминающее блеяние осла. Затем зрение Дрема снова затуманилось, темнота надвинулась с края его зрения. Последним ощущением было чувство невесомости, падения.

Дрем рывком поднялся на ноги, кашляя и отплевываясь. Его горло словно горело, а воздух просачивался через отверстие размером с иголку.

Они убивали меня, вешали меня.

Спокойно, сынок, - раздался рядом голос его отца, который мгновенно успокаивал его, и он расслабился.

Дыши спокойно и медленно. Ты в порядке".

Дрем так и сделал и, открыв глаза, увидел склонившегося над ним отца с озабоченным выражением лица.

"Ах, мой мальчик, я думал, что потерял тебя на несколько мгновений", - сказал Олин. Он прикоснулся к щеке Дрема. Мой чудесный, замечательный мальчик, - прошептал он, и улыбка смягчила его глаза. Брызги крови усеяли его лицо и одежду.