Глава 33

Нико

Мы копались в этом ублюдке целых двадцать четыре часа и выяснили, что у него пять объектов недвижимости, но ни один из них не находится поблизости. Никто не въезжал на территорию на машине, так что, должно быть, что-то ждало его на границе нашей земли. Он мог бы поехать куда угодно, но чутьё подсказывает мне, что он не повезёт Синдерс в то место, которое принадлежит ему по документам.

Я полагаю, что он либо снимает жильё, либо владеет чем-то, что не зарегистрировано официально. Как это найти? Поговорим об иголке в стоге сена.

Похоже, у него тоже мало настоящих друзей. Его электронная переписка и сообщения в WhatsApp многочисленные, но поверхностные. Много «Привет, дорогая, разве ты не чудесная?» модным редакторам и кураторам галерей.

Мой разум наполнен фильмами ужасов о том, что он может сделать с моей Синдерс. Как он может изнасиловать её. Моя челюсть напряжена так сильно, что зубы могут начать крошиться. Я не только убью его, сперва я буду его пытать.

Убийство для меня – ничто. Если я иду к тебе, значит ты не мальчик с хора, и заслуживаешь этого. Этот парень этого заслуживает.

Стук двери кабинета заставляет меня подпрыгнуть, когда она распахивается.

Сильванов заходит с этой сраной ухмылкой. Чему он так радуется? Ему стоит поостеречься разгуливать здесь с видом чертовски довольного происходящим. Я легко могу перенаправить своё насилие прямо сейчас, если меня достаточно спровоцируют.

— Угадай, что? — он почти мурлычет.

— Что, блядь?

— Раздражительный, — он поднимает одну бровь.

— Серьёзно? Не хочешь спуститься в спортзал и провести несколько раундов на ринге? Потому что сейчас мне бы не помешал выброс адреналина.

— Нет, спасибо. Моему Солнышку нравится моё лицо, и я не так быстр, как раньше. С тех пор как меня, блядь, подстрелили. В любом случае, зачем тебе бить человека, который нашёл лучшую зацепку?

— Ты что?

Он подходит и ставит передо мной фотографию.

— Значит, этот парень, который взламывает для меня…

— Рис, — предполагаю я. Он думает, что он единственный, кто может следить за людьми?

— Нет, на самом деле это Дамен. Ну, знаешь, зять Кантоса.

— Как у главаря греческого картеля?

— Да, так же. В любом случае, Дамен хорошо копается в глубинах даркнета. Он находит не только поверхностное дерьмо, как банковские счета и телефонные сообщения, он может найти твои самые грязные, самые тёмные секреты.

Моё сердцебиение учащается.

— Продолжай.

— Похоже, наш друг художник состоит в группе в даркнете для людей с определенными фетишами.

— Что за фетиши? — требую я.

Он внимательно меня рассматривает.

— Не уверен, что тебе нужно это знать.

— Что? Ладно, давай пропустим спортзал и сразу перейдём к оружию, ублюдок, потому что ты не имеешь права говорить мне, что я должен знать.

— Может и нет, но сейчас ты едва соображаешь. Если я расскажу тебе о его странных пристрастиях, ты пойдёшь туда, ты это знаешь.

Я сокращаю расстояние между нами.

— Мой разум уже там. Рассказывай. Это не может быть хуже того, что я себе представлял.

Он вздыхает.

— Он в странном дерьме. Ноги. Другие вещи. Девушки как куклы. Но больше всего он и один парень вели напряжённую беседу день за днем. Они сетовали на то, что все женщины в наши дни, по их словам, шлюхи.

— Ладно?

— Кажется, наш уважаемый друг художник потерял музу, потому что все женщины были слишком распущенные. Он может рисовать их только, если они чистые, и он не может никого найти. Тот парень согласен с его взглядами и считает, что женщины должны быть заперты и защищены от своих собственных, как он выразился, демонических импульсов.

— Чёрт возьми.

— В любом случае, парень, с которым он говорит, более экстремальный. Луи, так зовут нашего урода, не считает, что женщины – зло, просто шлюхи, и он хочет чистую. Одно из его последних сообщений было после аукциона туфли. Оно у меня. Хочешь послушать?

— Да, — я сдерживаю себя, чтобы не наброситься на посланника в тот момент, когда Сильванов начинает мне читать.

— Морис, думаю, я нашёл её. Мою музу. Это судьба, она должна быть такой, чтобы туфелька подошла. И она идеальна. Голубые глаза, фарфоровая кожа, золотистые волосы. Идеальная маленькая кукла. У неё даже фигура такая, какой не бывает в наши дни. Все эти женщины ходят в спортзал и губят себя. Но не эта. Можно перенести её в пятидесятые, и она бы точно вписалась. Она идеальная фарфоровая кукла, и она невинна. Я видел это в её взгляде. Она не запятнана. Я хочу сделать её своей.

В следующем говорится это:

— Я узнал, что моя куколка должна выйти замуж за какого-то мерзкого бандита. Я закипаю от злости. Болен от ярости. Она ещё одна шлюха, но она хуже остальных. Она шлюха, притворяющаяся невинной. Найдём ли мы когда-нибудь в современном мире невинную женщину, которая не была бы просто уродливой каргой, позволившей себе разориться? Думаю, что нет, и именно поэтому я не могу рисовать.

Он бросает чтение и качает головой.

— Это похоже на какую-то группу поддержки неудачников для грёбаных извращенцев. Я сам хочу разбить ему голову, а он даже не мою женщину увёл.

— Сообщения? Это было последнее?

— Нет, есть ещё одно, — он вздыхает, но потом начинает читать.

— Морис, замечательные новости. Она не шлюха. Я всегда был прав, и должен был прислушаться к своим инстинктам. Тупая корова, купившая билеты, её мачеха, утверждает, что имеет право на туфлю, и хочет, чтобы я сделал ей другую. Дело, однако, в том, что она смеялась со мной по электронной почте над тем, какая Синди глупая и невинная. Она выходит замуж за этого ничтожного преступного куска дерьма только, потому что должна. Синди нужно спасти, Морис. Могу я воспользоваться твоим домом?

Моя голова раскалывается на последней строчке.

— Где его дом?

Сильванов пожимает плечами.

— Не знаю.

Мои пальцы чешутся от желания обхватить его горло и выжать легкомысленность из него.

Он улыбается мне.

— Но я знаю, где живёт Морис, и это недалеко, если ты хочешь его навестить.

— Ты замечательный ублюдок, — я притягиваю его лицо и целую в щеку в итальянском стиле. Он отстраняется и вытирается рукавом.

— Иисус, итальянцы. Хочешь, чтобы я пошёл? Тебе нужны люди?

— Нет, с этим я разберусь, но в долгосрочной перспективе я хочу, чтобы с охраной разобрались. Когда я верну Синдерс-Синди, я хочу, чтобы она была под защитой.

Я всё ещё называю её Синдерс, но пытаюсь остановиться. Я дал ей это имя, когда хотел унизить. Заставить чувствовать себя дерьмово. Меня это тоже странно задело, потому что я такой же долбанутый, но теперь я не хочу её унижать. Просто это имя засело у меня в голове.

— Джеймс, — я зову его, когда выхожу из кабинета. — Спасибо, я серьёзно. Я тебе должен, — говорю я Сильванову, когда он выходит за мной.

— Нет. Не должен.

Я поворачиваюсь к нему, теперь уже серьёзно.

— Должен, и, если тебе что-то когда-нибудь понадобится, ты это получишь. Когда-либо. Что угодно.

Я снова зову Джеймса, когда мы заходим в кухню. Мгновение спустя тяжёлые шаги раздаются вверх по лестнице.

— Что ты делал там, внизу? — спрашиваю я.

Я замечаю, что он слегка вспотел.

Его лицо тёмное.

— Разговаривал с Иветтой. Тебе не обязательно знать.

Я бросаю взгляд на его руки, и он усмехается.

— О, ну же, Нико. Ты меня знаешь. Я обучался технике допроса. Тебе не понадобятся кулаки, если ты знаешь все мои хитрости.

Я хмурюсь.

— Она рассказала нам правду о том, что произошло, не так ли?

— Насчёт этого – да. Но да ладно, она неравнодушна к Синди, поэтому я выясняю всё, что нам может понадобиться. Хочешь, чтобы я остановился?

— Нет.

— Хорошо, тогда чем меньше ты знаешь, тем лучше. Правдоподобное отрицание и всё такое.

Я резко киваю.

— Нам нужно встретиться кое с кем. С мужчиной, который, как я думаю, знает, где держат Синди.

Его брови взлетают вверх.

— Христос, Нико, быстрая работа.

— Это не я. Спасибо Сильванову.

Он пожимает плечами.

— Не мне. Одному из наших друзей в Греции.

— Мне нужно исправить ситуацию Иветты… прежде, чем я уйду, — говорит Джеймс.

Затем он возвращается вниз по лестнице.

— Он служил в специальных силах, поэтому знает нефизические методы допроса, — говорю я Сильванову.

— Как и я. Спецназ.

Я смотрю на него.

— Правда?

— Да. И эти приёмы могут сломить человека гораздо сильнее, чем простое избиение, так что, возможно, тебе стоит убедиться, что твой человек знает твои границы.

С этими словами он выходит из комнаты. Я не говорю ему, что с Иветтой у меня нет границ. Мне всё равно, если эта женщина останется бредящей, пускающей слюни развалиной, когда Джеймс закончит с ней.

Но мне любопытно, поэтому, когда Джеймс возвращается в комнату, и мы направляемся к машине, я спрашиваю:

— Так что ты с ней делаешь? Меня не волнует отрицание.

— Немного лёгких допросов, и поверь мне – они лёгкие, но она обладает психической и эмоциональной стойкостью ребёнка, — он смеётся. — По сути, она ребенок. Нарциссы такие, и она именно такая. Грёбаный ребёнок, разгуливающий в женском теле. Она действует не думая, когда нервничает. Она закатывает истерики и создаёт хаос, а потом перевирает правду, чтобы выставить всех остальных плохими. Хочешь мой совет? Избавься от неё нахрен. Навсегда. Она всегда будет ненавидеть тебя и Синди.

— Я заплатил ей охуенную кучу денег, чтобы она замолчала. Благодаря мне она разбогатеет. Любой другой был бы счастлив. Она не любит меня.

— Она ненавидит, когда ей отказывают. Она ненавидит, когда её выставляют напоказ. Она ненавидит быть второй. Ты сделал с ней всё это. В её больном уме Синди победила. Честно, босс, я бы избавился от неё.

— Я, блядь, не могу убить Иветту. Мне придётся убрать также Айрис. Это слишком очевидно. Отец Иветты очень влиятельный.

Он вздыхает.

— Ладно, что насчёт изгнания?

— Изгнание? — мы не делали этого дерьма в нашей семье, в нашем мире, долгое время.

— Она коварная и манипулирующая, но она не настолько сообразительная. Отправь её и убедись, что она никогда не сможет уехать. Маленький остров где-нибудь, можешь сделать его красивым, гламурным, так что её родители будут довольны этим, но она и её дочери уйдут, и никогда не вернутся. Мы будем следить за ними, чтобы гарантировать это.