28

Адриан

Выйдя на лед в Детройте, я почувствовал, как рев толпы обволакивает меня, заставляя сосредоточиться на игре. Матч с "Детройтскими росомахами" не был простым делом, и, будучи центровым второй линии "Крествуд Титанз", я чувствовал, как на меня давит груз ожиданий. Я глубоко вдохнул, и холодный воздух застыл в моих легких, укрепив меня в моменте. Мои лезвия врезались в лед - знакомое ощущение.

Игра началась с неутомимой энергией. Мой разум метался между стратегией и инстинктом, каждая смена на льду была рассчитанной игрой в нападении и защите. Я пробирался сквозь ряды соперников, управляя клюшкой с практической легкостью, шайба была почти продолжением моей собственной воли. Я отдавал пас Дэмиену, зависшему возле ворот, и наша отработанная химия была очевидна в каждом движении.

В обороне я был в своей стихии. Читая игры "Росомах" почти до того, как они начинались, я перехватывал пасы и срывал их темп. Моя осведомленность о том, где находятся мои партнеры по команде, позволяла мне принимать стратегические решения, часто отбирая шайбу быстрым и мощным ударом. Несмотря на нарастающий темп, я не терял самообладания. Я был совсем другим игроком, нежели тот, кто позволял эмоциям управлять собой в прошлых играх.

При игре в большинстве я оказался в центре событий. Позиционируясь обдуманно, я создавал проходы, мои передачи были острыми и целенаправленными. Именно во время одного из таких матчей, отдав точный пас Джеку Реоничу, мы забили эффектный гол, приведя болельщиков "Крествуда" в бешенство. Эта передача стала для меня высшей точкой.

Когда игра завершилась нашей победой, я уходил со льда на коньках, а адреналин все еще бурлил в моих жилах. Удовлетворение от победы в сочетании с моим личным выступлением еще раз подтвердило, почему я так люблю эту игру. Острые ощущения, вызов, сырая радость от хоккея - все это было здесь.

Тренер Морган, возвышающийся над раздевалкой, хлопнул в ладоши, требуя нашего полного внимания. "Так, так, так, черт возьми, так", - начал он, его голос звучал с той грубоватой резкостью, которую мы все слишком хорошо знали. "Вот о чем я говорю, парни! Это там? Это был хоккей! Настоящий, жесткий, бьющий в самое сердце хоккей!"

Он вышагивал перед нами, его шаги были продуманными. "Понимаете, дело не только в том, как ты управляешь шайбой или катаешься по льду. Дело в этом огне, в этом горячем желании победить! Вы, ребята, принесли этот огонь сегодня. Вы играли не только своим мастерством, но и своими чертовыми сердцами!" Он обвел взглядом каждого из нас, убеждаясь, что его мысль попала в точку. "Эта игра, эта прекрасная, жестокая игра, это больше, чем стратегия и физическое мастерство. Это ментальное поле боя, и вы должны быть воинами!"

Морган перестал вышагивать и наклонился вперед, положив руки на колени, становясь ближе к нам. Его голос перешел на более заговорщический тон. "Но помните, что не всегда нужно быть ярким и ослепительным. Речь идет о работе, о неустанном натиске. Как в хорошо смазанной машине, каждая деталь, каждый игрок должен делать свою часть работы. А сегодня? Сегодня вы, ребята, сработали как часы. Но не стоит слишком расслабляться. В тот момент, когда вы думаете, что у вас все получилось, вы наиболее уязвимы".

Выпрямившись, Морган слегка смягчил выражение лица, но интенсивность его не ослабевала. "Я горжусь вами. Каждым из вас. Вы показали, что такое хоккей в Крествуде. Но не останавливайтесь на достигнутом. У нас впереди чертовски длинный сезон, и я жду от вас только того, что вы показали сегодня. Каждый. Single. В каждой игре". Он хлопнул еще раз, резкий, звонкий звук. "А теперь приведите себя в порядок. Мы хороши лишь настолько, насколько хороша наша следующая игра. Помните об этом". Кивнув напоследок, он повернулся и вышел из раздевалки, оставив после себя воздух, наполненный решимостью и решимостью.

Как только Морган ушел, мной овладело грызущее чувство срочности. Каждая секунда вдали от Сиенны казалась мне авантюрой, особенно с учетом непредсказуемого характера Донована. Несмотря на систему безопасности и недавно установленные замки в таунхаусе, доверие к брату было роскошью, которую я не мог себе позволить. Мысль о том, что Сиенна может остаться одна, потенциально уязвимая для махинаций Донована, вызывала у меня холодок по позвоночнику. Я торопился с послематчевой рутиной, мой разум бился быстрее сердца в последние минуты игры на льду.

В раздевалке, среди обычных разговоров и перепалок, я чувствовал себя оторванным от реальности, мои мысли были направлены на Сиенну. Я быстро принял душ, но горячая вода мало чем помогла успокоить узел тревоги в моем животе. Каждая капелька, казалось, отражала мое беспокойство, каждая дымка напоминала о расстоянии, отделявшем меня от нее. Я переоделся в уличную одежду в рекордные сроки, отказавшись от обычного послематчевого анализа с товарищами по команде. Сейчас мной двигала одна единственная цель - быть рядом с Сиенной, чтобы убедиться, что она в целости и сохранности.

Прошло совсем немного времени, и мы погрузились в автобус. Я занял место на заднем сиденье вместе с Лиамом, его длинные ноги были вытянуты перед ним - насколько это возможно в автобусе, где теснятся тридцать взрослых мужчин.

Пока автобус с грохотом несся по темному шоссе из Детройта в Крествуд, тени снаружи отражали беспокойство, бурлившее внутри меня. Гул мотора и редкие разговоры товарищей по команде превратились в далекий рокот, а мои мысли были полностью поглощены Сиенной и тем, что ждало нас дома. Моя нога беспокойно подпрыгивала. Каждая миля, пройденная нами, была шагом ближе к ней, но расстояние казалось мучительно огромным.

Лиам бросил взгляд в сторону, его глаза сузились от беспокойства. "Все в порядке?" - спросил он, его голос прорезал шум дороги. Его пальцы постукивали по столику кресла, его собственная неугомонность брала верх, поскольку он не мог взять сигарету.

Я стиснул зубы, мышцы челюсти напряглись, когда я пытался справиться с тем, что за чувство засело так глубоко внутри меня. "Просто плохое предчувствие", - пробормотал я, не отрывая взгляда от уходящей ночи. "Мне нужно домой".

Лиам бросил взгляд в мою сторону. "Итак, какие планы на День благодарения, Адриан?" - спросил он непринужденным тоном. "Собираешься пригласить Донована, раз уж ты с Сиенной?"

Я знал, что он был таким разговорчивым только потому, что отвлекал себя. Ему очень хотелось закурить. Если бы я не был так поглощен переживаниями по поводу Сиенны, то, возможно, даже рассмеялся бы.

Вместо этого я сделал паузу, обдумывая его вопрос. "Он никогда не любил перемен, особенно если чувствовал, что его обижают", - наконец сказал я, понизив голос. "Если он сможет принять нас с Сиенной, возможно, у нас появится шанс все исправить. Но я не знаю, справится ли он с этим. Я устал постоянно убирать за ним. Пора бы ему научиться самому справляться со своими проблемами и последствиями. Я слишком долго ограждал его от этого".

Лиам кивнул, казалось, глубоко задумавшись, тогда я перевел разговор на него. "А что насчет тебя? Есть планы на День благодарения?"

Он бесстрастно пожал плечами, на его губах появился намек на загадочную улыбку. "Если все пойдет по плану, то к тому времени я, возможно, женюсь".

Мои глаза расширились от удивления. "Жениться? Я так понимаю, ты не собираешься рассказывать подробности о том, как, почему и на ком?"

"Пока нет", - сказал он, его глаза блестели с нечитаемым выражением. "Пока все не будет официально".

Я не мог удержаться, чтобы не поинтересоваться дальше. "Я не считал тебя человеком, которого волнуют вопросы брака".

Лиам откинулся назад. "Меня волнует не брак", - загадочно произнес он.

Пока автобус катился дальше, мои мысли снова вернулись к Сиенне. До нее я никогда не задумывался о браке. Я представлял нас вместе, не просто как пару, а как партнеров по жизни. Я знал, что могу жениться на ней прямо сейчас, в одно мгновение, но я также понимал, что не могу торопить ее с такими обязательствами. Сиенне нужно было время, и я был готов дать ей его. Мысль о том, что когда-нибудь она станет моей женой, наполняла меня решимостью и надеждой. Это было будущее, которого я жаждал, обещание чего-то более глубокого, более значимого.

Но сначала мне нужно было вернуться к ней, увидеть ее и убедиться, что она в безопасности. Беспокойство, поселившееся в моей груди после того, как я оставил ее одну, не рассеется до тех пор, пока я не смогу снова заключить ее в свои объятия. Я смотрел в окно: проносящиеся мимо огни расплывались в полоски, пока мы возвращались в Крествуд.

Скоро, подумал я про себя, и автобус с уверенным гулом понесся по шоссе. Может быть, не так скоро, как День благодарения, но скоро. Я был полон решимости сделать ее своей женой, построить совместную жизнь, в которой мы могли бы поддерживать и лелеять друг друга. Все, что мне сейчас было нужно, - это вернуться домой и убедиться, что с ней все в порядке. Как только я узнаю, что она в безопасности, я смогу начать планировать наше будущее, будущее, в котором мы с Сиенной сможем смотреть на мир как одно целое.

"Это твое чувство", - пробормотал Лиам. "Оно как-то связано с твоим братом?"

Я стиснул зубы. "Это просто чувство", - сказал я.

Но я не мог избавиться от него.

Слова повисли между нами, и моя тревога стала ощутимой. Лиам знал, что лучше не настаивать на своем, но его молчаливое признание было небольшим утешением. Каждая секунда в этом автобусе тянулась слишком долго, а желание вернуться к Сиенне усиливалось с каждым мгновением.