Я жажду выбросить все, что когда-либо дарил мне Гриша, вычеркнуть его из своей жизни и начать все сначала. К сожалению, это означает большую часть приличной части моего гардероба. Возможно, он и оказался лживым мудаком, но у него хороший вкус в одежде.
Левин не скрывает своего выражения лица так хорошо, как я думала, когда я ухожу, и мысль о том, что, возможно, я произвожу на него такое сильное впечатление, что он не может скрыть жар в глазах или подергивающиеся мышцы на стиснутой челюсти, глубоко возбуждает меня.
— Я вызову такси. — Я делаю вид, что не замечаю этого. — Ты собираешься проводить меня?
Левин качает головой.
— Полагаю, я могу тебе доверять? Ты лучше понимаешь последствия, если снова сбежишь?
— Ты правильно предполагаешь. — Я оглядываюсь на него, направляясь к двери. — Я не сбегу.
— Хорошо — это все, что говорит Левин, когда я выхожу, тяжело закрывая за собой дверь.
Всю поездку на такси до квартиры Гриши мое сердце бешено колотится. Он открывает дверь после первого звонка, и я вижу, как его лицо светится, когда он видит меня в новом платье.
— Ты прекрасно выглядишь, Лидия, — говорит он, открывая дверь шире, и я захожу внутрь.
На кофейном столике в гостиной разложены мясные закуски и красное вино в графинах, в камине из белого мрамора уже вовсю горит огонь. Я снимаю свои бархатные сапоги на краю гостиной, мои пальцы ног утопают в плюшевом белом ковре. Гриша одет для него неброско: черные кашемировые джоггеры и приталенная серая футболка с v образным вырезом, и я точно знаю, как пройдет этот вечер.
Мы собираемся немного поболтать, поесть и выпить вина, а затем он собирается проверить мои границы. Он будет подбираться все ближе и ближе, прикасаясь все больше и больше, пока у меня не появится выбор — сдаться или сбежать во второй раз.
Я знаю, что у меня не будет другого шанса ни с Левином, ни с Гришей. Я должна довести это до конца.
Я пью немного больше, чем могла бы в противном случае, не настолько много, чтобы напиться и оступиться, но достаточно, чтобы снять напряжение. Это не сложно. Вино вкусное, насыщенное и фруктовое на вкус, хорошо сочетается с остальными дорогими закусками. Я ем, не в состоянии разогреть аппетит, но, кажется, это не имеет значения.
— Чем ты занимался, пока мы были порознь? — Небрежно спрашиваю я его, подливая еще немного вина в его бокал из графина. — Раньше ты никогда много не рассказывал мне о своей работе. Мне всегда было любопытно. — Я прижимаюсь к нему немного ближе, мое сердце начинает бешено колотиться от расспросов, но, если он заметит, я уверена, он будет достаточно эгоистичен, чтобы подумать, что это из-за него.
Гриша пожимает плечами.
— Все это ужасно скучно.
— Не думаю, что что-либо из того, что ты делаешь, показалось бы мне скучным. — Слова обжигают мне язык, но я все равно справляюсь с ними. Я беру сушеную вишню с подноса на кофейном столике, кладу ее ему в губы, провожу кончиком пальца по краю одной из них, когда он берет ее. Я вижу, как подергивается его член под тканью джоггеров, что меня не удивляет. Я не сомневалась, что смогу его возбудить. Сейчас я беспокоюсь о том, смогу ли я сделать это стоящим.
— Очень лестно, Лидия, но я уверяю, что это наскучило бы тебе до слез. — Его рука скользит по моему плечу, касаясь выреза моего платья. — Здесь задействовано много математики, а я знаю, как сильно ты ненавидишь математику.
Он наклоняется вперед, и мое сердце замирает в груди, зная, что сейчас произойдет.
Его губы, прохладные и влажные от вина, касаются моей кожи. Я содрогаюсь от отвращения, но он не видит разницы между этим и желанием.
Он не Левин, это точно.
Левин. Мне приходит в голову, что воспоминание о том, что мы сделали вчера, будет не просто местью. Это будет моим спасением. Гриша заметит, если я не намокну, но даже мимолетного воспоминания о губах Левина, скользящих вверх по моему бедру, достаточно, чтобы мое естество сжалось, внутренние складки моей киски затрепетали при воспоминании о том, как его язык касался моего клитора. Я не только намокну, я сделаю это, вспоминая язык Левина, его четыре пальца, растягивающие меня, как он делал бы со своим членом, тем самым членом, который был у меня между губ, когда я глотала его сперму. Те же губы, которые Гриша поднимает для поцелуя, стонет, когда его член твердеет, отставляет свой бокал с вином и мой, когда притягивает меня ближе.
И внезапно, когда меня согревает тлеющий уголек мести, мне становится хорошо.
Возможно, в конце концов, это будет не так уж и сложно.