— Я сейчас кончу, — простонала я.

Он зарычал и засунул свой язык глубже, сильно впиваясь пальцами в округлости моей задницы, чтобы держать меня неподвижно.

Мои бедра задрожали. Киска сжалась. Я выгнула спину и кончила со всхлипом.

Я рухнула на матрас, дрожа и тяжело дыша. Лучший будильник на свете.

Дейн вытер лицо о мой живот и опустился на колени между моих бедер.

— Приподними футболку, чтобы я мог видеть твои сиськи, пока буду трахать тебя, — приказал он, перекидывая мои ноги через сгибы своих локтей. — Вот так, хорошая девочка.

Я приоткрыла губы, когда почувствовала, как широкая головка его члена толкнулась внутрь меня, растягивая. Я уже привыкла к этому жгучему ощущению. Мне это нравилось. Он медленно, но с силой погружал свой член в мою киску, сантиметр за сантиметр безжалостно прокладывая себе путь мимо пульсирующих мышц, отказываясь поддаваться их сопротивлению. Казалось, прошла вечность, прежде чем он, наконец, вошел до конца.

Я закрыла глаза, чувствуя блаженную наполненность. Его член пульсировал внутри, такой горячий и твердый и... я нахмурила лоб, когда кое-что поняла.

— Презерватив. Ты забыл его.

— Я надену его через минуту, — сказал он, обхватывая руками мои бедра. Его взгляд метнулся к тумбочке, и я увидела лежащий там презерватив. — Просто хотел узнать, каково это — находиться внутри тебя без него.

Он медленно отпрянул, наблюдая, как его член выходит из меня, выглядя завороженным видом его достоинства, всего мокрого и блестящего. Он издал низкое рычание и рванулся вперед, снова зарываясь по самые яйца.

Я сжала в кулаке простыни, выгнувшись дугой, когла стенки моего влагалища задрожали вокруг него.

Он стиснул зубы.

— Такая чертовски горячая и скользкая.

Снова и снова он лениво отстранялся, растягивая момент, а затем глубоко вонзал свой член. Я стонала, брыкалась и хныкала, когда он наполнял меня снова и снова.

Я никогда не была поклонницей «медленного и жесткого» секса до Дейна. Благодаря ленивому ритму я по-настоящему ощутила каждый толстый, длинный сантиметр его члена; почувствовала каждый выступ, вену и пульсацию. Мне это нравилось чувствовать это так же сильно, как и то, как он вонзается в меня.

Вновь отведя бедра назад, он скользнул взглядом по презервативу на тумбочке, на его лице отразилась решимость. Я ожидала, что он потянется за пакетом фольги. Но он этого не сделал. Он замер, сжав челюсть и рот в жесткую линию.

— Дейн?

Его взгляд встретился с моим — полный похоти, голода и обладания — и его решимость рухнула.

— К черту это, — он вонзил свой член так сильно, что все мое тело содрогнулось. Затем, схватив мои бедра для опоры, он яростно вошел в меня.

Он использовал всю свою сексуальную силу и чистое мужское доминирование на мне. Завладев мной. Управляя мной. Беря то, что хотел, и так, как он того хотел. И мне это чертовски нравилось.

В том, как он трахал меня было что-то почти... дикое. Как будто в этот момент он следовал первобытному инстинкту. Это было грубо, необузданно и дико, и мне хотелось большего.

Продолжая толкаться сильно и быстро, он изогнулся надо мной, меняя угол наклона, задевая мой клитор и входя так чертовски глубоко.

Я застонала.

— Черт, — я поцарапала его затылок и плечи. — Боже, не останавливайся.

— Не остановлюсь, пока не кончу в тебя, — он обхватил рукой мое горло и сжал — не сильно, но достаточно, чтобы возбудить меня еще больше.

Мои стенки сжались от спазма, когда импульсы наслаждения начали подкрадываться ко мне. Я думала, он попросит меня сдержать оргазм, но он этого не сделал. Он ускорил темп своих толчков и вонзался в меня словно отбойным молотком.

— Давай, кончи за мной, — он снова сжал мое горло.

Я закричала, когда оргазм пронесся через меня, как гребаный вихрь, заставляя мое тело сильно дрожать, а мою киску сжимать его член.

Дейн выругался, врезавшись в меня раз, другой, а затем кончил. Я чувствовала, как его член набухает и пульсирует, чувствовала, как струя горячей спермы заполняет меня. Затем силы, казалось, стремительно покинули нас обоих.

Тяжело дыша и дрожа, он уткнулся лицом в изгиб моей шеи. Я скользнула ногами по его бедрам и легонько погладила его по спине, погруженная в оцепенение после оргазма. Мы оставались в такой позе в течение долгих минут.

Подняв голову, он запечатлел нежный поцелуй на моем плече и вытащил свой размягчающийся член. Его взгляд опустился на мою киску, и его глаза отяжелели от чистого мужского удовлетворения.

— Мне нравится видеть, как моя сперма вытекает из тебя.

Значит, мне не нужно спрашивать, жалеет ли он, что не надел презерватив.

Он лег на спину рядом со мной. Перекатившись на бок, я лениво рисовала пальцем круги на его прессе. Теперь в комнате было намного светлее, так что я знала, что скоро сработает будильник.

— Вчера была годовщина смерти Оливера, — сказал он, уставившись в потолок.

Мое сердце упало. Было ужасно потерять брата или сестру. Но Дейн не просто потерял своего брата, он потерял часть себя. С тех пор он жил с этой пустотой, никогда не осмеливаясь позволить кому-либо заполнить ее. Но, увидев, что это признание сделало с ним, у меня возникло ощущение, что в этом было гораздо больше, чем просто горе.

— Надеюсь, ты не винишь себя в случившемся, Дейн, — мягко сказала я. — На твоем месте я бы, наверное, винила себя. Но это было бы неправильно. Ты не подвел его тем, что играл дома, а не с ним на улице.

— Я не играл, Виена, — сказал Дейн удивительно ровным голосом. — Я свернулся калачиком на полу в подвале после того, как отец избил меня палкой по спине, бедрам, ногам и ступням.

Я вскинула голову, когда гнев пронзил меня.

— Черт, он избил тебя палкой? Ублюдок.

— Бэррону нравилось причинять людям боль. Ему нравилось бить нас, но ему было мало просто ударов кулаком. Он заставлял нас часами стоять на одном месте или сидеть в напряженных позах, пока наши мышцы не сводило судорогой. Я предпочитал побои, даже когда он использовал трость.

Какой гребаный ублюдок.

— Разве твоя мать не пыталась защитить тебя?

— Если бы мы обратились к ней за помощью, она бы сказала: «Прими это как мужчина и терпи». Иногда он заставлял ее смотреть, как он бил нас палками, или, когда пытался заставить нас бить друг друга.

Я открыла рот от шока.

— Он заставлял вас всех... — я не смогла закончить предложение; не смогла осмыслить то, что он сказал.

— Виновник должен был стоять на стуле. Бэррон приказывал одному из нас бить его сзади по ногам. Оливер легко справлялся с ударами трости; мы вздрагивали от боли, чтобы Бэррон не заметил. Кент обычно уходил в свои мысли и терпел. Тревис не мог отключиться от происходящего; он рыдал во время и после, что казалось Бэррону забавным.

Боже, этот человек был гребаным монстром. Я обняла Дейна за талию и поцеловала его в грудь, хотя знала, что это его не утешит.

Дейн посмотрел на меня.

— Я отказался причинять боль кому-либо из них, но не думай, что это моя совесть остановила меня. Я даже не уверен, что у меня она была. В некотором смысле Оливер был моим моральным наставником. Я просто так сильно ненавидела Бэррона, что отказывался подчиняться ему. Он был настроен выбить из меня непокорность, поэтому я проводил много времени в подвале. Иногда он пробирался в мою спальню посреди ночи и тащил меня туда, чтобы «дисциплинировать».

Что объясняло, почему он так чутко спал и почему ненавидел, когда кто-то был в его комнате. Я сглотнула.

— Ты ведь это имел в виду, когда сказал, что твой отец виноват в том, что ты не близок со своими братьями. Он пытался заставить вас всех причинить друг другу боль, чтобы не было ни доверия, ни преданности, — и он также стал причиной тому, что они не могут доверять другим людям.

— Разделяй и властвуй, — Дейн облизнул передние зубы. — Людьми легче управлять, когда они не объединены. Причина, по которой Бэррон заставил нашу мать смотреть, заключалась в том, что он хотел, чтобы мы увидели, что она никогда не защитит нас; что нам не к кому обратиться.

Я положила подбородок на грудь Дейна.

— Удивительно, что вы общаетесь друг с другом.

— Я полагаю, это наш способ показать Бэррону средний палец. И, возможно, общее прошлое странным образом связало нас. Но это не родственная связь. Больше похоже на общение выживших вместе людей. И годы, проведенные с Хью, помогли сплотиться. Он дал нам «нормальную жизнь».

— Раньше я удивлялась, как Тревис мог так легко попытаться разрушить твой «брак». Но с раннего возраста его поощряли причинять боль и предавать; приучали верить, что это нормально. Но с Кентом это не сработало.

— Кент решил, что он будет абсолютной противоположностью Бэррону. Может, это была его личная форма бунта. Также Тревис никогда не заканчивает трапезу, и все потому, что Бэррон заставлял нас либо съесть все до крошки, либо съесть остальное на завтрак на следующий день. Но Тревис также перенял некоторые дурные привычки Бэррона — азартные игры, мошенничество, умение залезать в долги. Он ненавидит меня.

Я нахмурилась.

— Почему? Ты никогда не делал ему больно.

— Так и есть. Я выстоял против Бэррона. Тревис ненавидит, что я сопротивлялся, когда он не мог, хотя мы были всего лишь детьми, и это никоим образом не делало его слабым.

— Он возмущен твоей силой, — поняла я.

— Так же, как Хизер возмущена твоей.

Я снова поцеловала его в грудь. Теперь я понимала его намного лучше.

Понимала его потребность в тишине, покое и пространстве — у него просто никогда не было этого. Он провел большую часть своего детства в доме, наполненном страхом, криками, плачем, болью и оскорблениями. Тишина напоминала ему, что этого больше нет. Он чувствовал себя в безопасности, только когда был один. Удивительно, что он не поселил меня в своем гостевом доме.

Теперь я также поняла, почему он держался особняком и всегда стремился к большему. Единственным человеком, с которым Дейн когда-либо был по-настоящему близок — был его близнец. После потери Оливера Дейн никогда никого не подпускал достаточно близко, чтобы заполнить пустоту, с которой он остался, и поэтому он шел по жизни, чувствуя себя неудовлетворенным, независимо от того, чего он достиг или приобрел. Он был… опустошен.