32
НОВА
Месяц спустя
В ноябре в Бостоне резко похолодало, и я начала искать зимнюю одежду, которую поспешно засунула в кладовку перед поездкой в Денвер.
Когда я иду домой из кафе, ветер задувает в воротник моего пальто. Я плотнее натягиваю его на себя.
Отправляю своей новой соседке по комнате фотографию, на которой я запечатлена в таком виде.
Она отвечает почти сразу.
Ты все еще не жалеешь, что послала своего бывшего босса на хуй?
Тогда у меня были деньги на машину.
Нет, — отвечаю я.
В большинстве случаев это правда.
Зарплата была лучше, чем в кафе, хотя в некоторые дни я получала хорошие чаевые.
Я разговаривала с Мари по телефону после ее возвращения из медового месяца, слушала ее восторги по поводу погоды, океана и еды.
Я игнорирую социальные сети. У меня не включены уведомления, потому что я не хочу видеть ничего, что Мари могла бы написать о команде, и то же самое касается Брук или Хлои, за которыми я слежу со дня свадьбы.
За исключением одного вечера, когда я была на двойном свидании, которое устроил мне один из моих старых друзей. Мы пошли в спорт-бар, и там шла игра «Кодиакс». Мой спутник спросил, увлекаюсь ли я спортом, и я ответила, что нет.
— Уэйд – зверь, но его переоценивают».
— Не может быть, он вернется в этом году, – ответил другой парень. — Ты видел, какие показатели он показал на прошлой неделе? Он просто машина.
— Я слышал, что он мудак.
— Он может быть кем захочет. Все равно весь мир будет выстраиваться в очередь, чтобы отсосать у него в конце вечера.
С каждым упоминанием звездного игрока у меня пропадал аппетит.
Клэй не разбил мне сердце. Он не мог этого сделать, рассуждала я, потому что мы никогда не были вместе.
Но его письмо все еще лежит в глубине моего ящика.
Этому не суждено было случиться.
Я не тот, за кого ты меня принимаешь.
У нас ничего не может быть.
Записка Клэя, переданная через Харлана, показалась мне более жестокой, чем письмо Брэда в почтовом ящике, потому что я думала, что мы с Клэем понимаем друг друга. Я ненавидела то, что он не сказал мне этого в лицо. Ненавидела, что он впустил меня, а потом захлопнул дверь.
Он заставил меня почувствовать себя глупой и доверчивой, и я поклялась, что больше такой не буду.
По дороге домой после двойного свидания я поискала его имя.
По-прежнему ничего о сделке с Лос-Анджелесом, хотя слухи ходили обо всем.
Почему ничего не вышло?
Я отмахнулась от этого вопроса. Его ситуация — не моя проблема.
Между новостными статьями есть фотографии, на которых он запечатлен в своей форме, на пресс-конференциях. Я наткнулась на одну из них, где он запечатлен с женщиной, очень похожей на ту, что присылала ему голые фотографии в машине.
Проклятые кодашьянки.
Я люблю арахисовое масло с цельными орехами.
Теперь ты знаешь то, чего не знают они.
Злиться легче, чем быть раздавленным.
Так что несколько недель я позволяла себе злиться на него — тем жестким, хрупким способом, который скрывает тот факт, что, когда поздно вечером я смотрю в потолок, я скучаю по нему больше, чем по человеку, который предложил надеть мне кольцо на палец.
Но с каждым днем становится немного лучше.
Я разбираюсь во всем. Я двигаюсь дальше.
— Вы — она, — говорит хорошо одетая женщина, когда я заканчиваю убираться в кафе.
— Простите?
— Я увидела ваши работы в журнале. Там было указано ваше имя, я поискала вас в социальных сетях и увидела, что это именно вы.
Она достает свой телефон и показывает мне.
Мой рисунок Клэя был опубликован в журнале.
— Вы очень талантливы. Я бы с удовольствием купила вашу работу.
Я удивлена и довольна.
— У меня еще ничего не готово. Скоро, — быстро продолжаю я.
С тех пор как я вернулась в Бостон, я много рисую. Это единственная вещь, которая приносит пользу, единственное время, когда я чувствую себя живой и энергичной.
Она протягивает мне визитную карточку.
— Позвоните мне, когда закончите.
Я никогда не продавала свои работы, разве что на аукционе, потому что люди поддерживали благотворительную организацию. Перспектива зарабатывать деньги на своих работах захватывает. Я не допускала такой возможности со времен художественной школы.
Пообещав, что позвоню ей, я закрываю кафе. Вернувшись домой с работы, я проверяю свои социальные сети.
Она не единственная, кто нашел меня.
Прокручивая ленту, я вижу, что меня отметили сотни раз.
Невероятно.
Но есть еще и электронное письмо.
Дорогая Нова,
Я пишу от имени команды «Кодиакс», чтобы пригласить вас создать специальную художественную инсталляцию, которая будет выставлена в Денвере.
Конфиденциальность очень важна, поэтому, если вы намерены согласиться, пожалуйста, встретьтесь со мной, чтобы обсудить детали и дальнейшие шаги.
Искренне,
Джеймс Паркер
Владелец «Денвер Кодиакс»
Какого черта?
Это загадочно, и в это так трудно поверить, что я проверяю обратный адрес электронной почты, чтобы убедиться, что это не розыгрыш.
Но формат такой же, как у Харлана, только имя другое.
Джеймс Паркер.
Я думала, что оставила это позади.
Очевидно, нет.
В детстве мы с Мари каждое лето поджигали бумажные фонарики, в которых были наши надежды и мечты. Видеть, как они уплывают в темноту, было освобождением.
Я топаю в свою спальню и роюсь в глубине шкафа. Мои пальцы сжимают футболку Клэя, и я сдергиваю ее с вешалки, на которой она висела с тех пор, как я повесила ее туда месяц назад.
Вернувшись в гостиную, я достаю зажигалку из ящика кофейного столика.
Это движение вперед. Это завершение.
Я выдыхаю, поднимая футболку.
Я щелкаю зажигалкой, пока на конце не заплясало оранжевое пламя.
Мое сердце учащенно бьется.
Плохая идея, Пинк.
Я отбрасываю голос, его голос, и поднимаю зажигалку к уголку майки.
Ткань держится крепко.
Я стискиваю зубы.
В конце концов от края поднимается завиток дыма. Ткань темнеет, начинает чернеть и плавиться.
В дверь стучат.
Проклятье.
Бросив зажигалку и майку на диван, я пересекаю комнату и открываю.
Там стоит Брук с макияжем на лице и в куртке от «Канада Гос».
— Я думала, ты приедешь только завтра? — спрашиваю я.
— Да, ну, очевидно, я приехала пораньше, чтобы вызвать дезинсекцию, потому что твоя задница этого не сделала. Я увидела двух крыс внутри здания, — настаивает она, стягивая капюшон.
Я отступаю, чтобы впустить ее, и она обнимает меня.
— Рада тебя видеть, — бормочу я ей в куртку.
— Ну, если бы я не настояла на том, чтобы навестить свою подругу, этого бы не случилось, — я беру ее куртку и подхожу к стойке. — Вина?
— Черт возьми, да.
Я наливаю два щедрых бокала и несу их обратно в гостиную.
Брук восседает на стуле, как королева при дворе.
Большим и указательным пальцами она поднимает майку с журнального столика.
— Что это, черт возьми, такое?
Я передаю ей бокал вина и делаю большой глоток из своего.
— А не видно что-ли?
Я ударяюсь задницей о диван, отчего зажигалка подпрыгивает. Глаза моей подруги расширяются, когда она замечает ее.
— Ты собиралась сжечь это место дотла? — спрашивает она.
— Я не сумасшедшая. Я просто хотела стать свободной.
— Сжечь себя — это не выход, — она качает головой. — Что бы ни случилось между тобой и Клэем, ты не можешь прятаться здесь.
— Брук, это моя жизнь, — я жестом обвожу квартиру.
Моя подруга смотрит на меня.
— Ты больше этого.
— Квадратный метр дешевле, чем в Нью-Йорке...
— Я имею в виду твой дух, Нова. Ты была создана для большего, — она бросает мне футболку, и я ловлю ее, уставившись на опаленный край.
Я думаю о сообщении, которое пришло незадолго до ее приезда.
— Раз уж ты об этом заговорила, — я отставляю вино и достаю телефон, чтобы зайти в свою электронную почту.
Глаза Брук расширяются от удовольствия, когда я передаю ей письмо.
— Боже мой. Это грандиозно, — она вскрикивает. — Ты должна сказать «да».
— Ни за что. Зачем Харлану делать это предложение?
— Держу пари, Харлан ничего об этом не знает. Ходят слухи, что они с Джеймсом почти не разговаривают, только если Джеймс не хочет засветиться в прессе.
С каждой секундой в этом становится все меньше смысла.
— Он безумно богат, парень, который не жалеет денег, — продолжает она. — Он заработал свои деньги на финансах и владеет двумя самолетами и восемью домами. Если он приглашает тебя сделать это, это не будет какая-то старая инсталляция. Ты должна сказать «да».
Загадка меня заинтриговала, надо отдать ей должное.
— А что, если я не хочу возвращаться? — я смотрю на майку, на спине которой видна половина имени Клэя.
— А что, если твое будущее ждет тебя? — возражает она.
— У меня уже есть работа.
— Да, потому что подавать капучино по завышенным ценам — твое призвание, — она закатывает глаза, жестом указывая на стены. — Очевидно, что ты больше не занимаешься искусством.
Мои работы развешаны повсюду. Каждый вечер я рисую. Это навязчиво. Я не могу остановиться.
Я осушаю свой бокал и, скомкав майку в кулаке, иду к раковине. Клянусь, я чувствую, как его номер выжигается на моей коже, когда я ставлю бокал на стойку.
В электронном письме говорилось, что инсталляция будет в Денвере.
Какую бы сделку ни пытался заключить Клэй с Лос-Анджелесом, она не состоялась. Если я соглашусь на эту работу, избежать его будет невозможно.
Когда я оглядываюсь, Брук набирает текст на моем телефоне.
— Что ты делаешь? — я бросаюсь к ней.
Она убирает телефон.
— Если ты не скажешь «да», это сделаю я.
Я выхватываю его обратно и смотрю на электронную почту.
— Собирай свои вещи, – говорит она. — Я закажу чартер в аэропорту «Логан» через час.
Я проверяю свой телефон, расхаживая по комнате.
— Сегодня вечером домашняя игра.
— Мы можем пока держаться подальше от стадиона.
Здесь внезапно становится слишком тепло. Я поднимаю окно над раковиной, холодный воздух врывается внутрь и обжигает мои легкие.
— Нет, — я расправляю плечи. — Я уже большая девочка, и с Клэем покончено. С этого момента речь идет обо мне.
Глаза Брук вспыхивают от волнения.