Именно поэтому Вселенная не могла позволить мне иметь что-то хорошее. Единственная хорошая вещь, что была дарована мне после стольких лет, была жестоко отнята, как я и предполагала. И теперь я навсегда осталась одна. Как и должно было быть.

Возвращение к прежней жизни казалось мне бессмысленным. Я говорила это не из-за ошибочных представлений об эмоциях, которые я не могла испытывать. Напротив, я говорила так, потому что полностью осознавала свои возможности. Я поняла, что это правда, в тот момент, когда раздался выстрел.

После целого дня отказа от еды и воды и разговоров у вращающейся двери с родственниками, забегающих в гости, мамино беспокойство усилилось. Я не упрямилась, чтобы причинить ей боль. Просто исчезла моя воля к борьбе. Я скорее увяла бы, чем смирилась с надвигающимися мрачными новостями. Это была единственная потеря, с которой я не могла справиться. Я не была к ней готова. Я смогла пережить все остальное, даже смерть папы, потому что знала, что его наследие будет жить во мне, когда я стану генеральным директором. Смерть Дэймона стала последним ударом. До сих пор я была бойцом, но мне больше не хотелось жить, если Дэймона не было в этом мире, чтобы разделить эту жизнь со мной.

Потому что Дэймон не был моим шансом на счастье, он был моей единственной возможностью для него.

— Поппи, я знаю, ты не хочешь этого слышать, но мне нужно, чтобы ты вернулась ко мне.

Мама была права. Я не хотела этого слышать.

— Пожалуйста, детка, – умоляла мама, казалось, в сотый раз, нежно сжимая мою неповрежденную руку.

Когда-то мамины слезы имели надо мной огромную власть, и я прикладывала все усилия, чтобы остановить их появление. Но теперь я была непроницаема. Мои внутренности онемели. Никто не мог снова коснуться меня своими словами. Я существовала без цели, занимала пространство и кислород, не внося ничего стоящего. После моего отказа от еды и воды меня подключили к капельницам, обложив проводами со всех сторон. Это тоже казалось огромной тратой ресурсов. Не осталось ничего, кроме бесконечной пустоты.

Существовал только один логичный путь действий.

Я должна была покончить с этим, потому что мертвая женщина не может испытывать эмоции. Какой смысл жить в теле, которое потребляет кислород, пространство и ресурсы, не внося позитивного вклада в общество?

Много лет назад я наблюдала, как кремировали моего отца, а затем и бабушку, забрав вместе с ними лучшие части меня. Долгие годы после этого я оставалась потерянной маленькой девочкой, которая не могла смириться с утратой. Я была заморожена. А потом пришел он и растопил мой мир.

Он увидел меня. Злую и мерзкую, и все же он полюбил меня. Единственный человек, который не отвернулся от меня, каким бы черным ни было мое сердце. Он любил мое гнилое сердце, даже когда я ничем не могла ему отплатить.

И теперь была одна вещь, которую я хотела дать ему взамен. Моя поддержка.

Я могла бы присоединиться к нему в смерти и составить ему компанию.

Это было иронично. Дэймон вошел в мою жизнь, чтобы помешать мне принять именно такое решение. В прошлом я бы никогда не подумала о подобном поступке. Но теперь это занимало все мои мысли, потому что случился Дэймон.

В мою жизнь вошли пронзительные голубые глаза.

Я привыкла проводить пальцами по растрепанным русым прядям.

Запах подгоревших круассанов, когда я сидела у него на коленях, поглотил все мои чувства.

То бессердечное отношение, которое он проявлял к моему испорченному разуму, не смог бы повторить никто.

То, как он смотрел на меня, словно я была всем его миром. Как будто он не мог вынести разлуки со мной. Как будто даже секунда вдали от меня была пыткой.

Хватит!

Прекрати это. Прекрати это. Прекрати это.

Большую часть своей жизни я стремилась к уединению, даже в своем горе. Но мне не нравилась мысль о том, что Дэймон где-то мертв и обречен на вечные муки в одиночестве. Без него жизнь потеряла смысл. Теперь это было единственное, что я могла сделать. Присоединиться к Дэймону в смерти.

Мои пальцы играли со скальпелем, который я стащила с подноса врача. Все наконец покинули мою палату. Некоторые отправились в отделение интенсивной терапии навестить Розу, другие были в кафетерии, а мама общалась с врачами. Мои кузены слонялись по коридору, ища передышки от гнетущей атмосферы.

Я покрутила скальпель между пальцами, ощущая его прохладу на своей коже. Было бы поэтично, если бы я перерезала себе запястье, заменив исчезающие красные следы, оставленные наручниками. Эта мысль принесла странное чувство комфорта, когда я проследила взглядом за острым лезвием.

Единственная причина, по которой я до сих пор не порезала себе запястье, заключалась в том, что я хотела прожить еще несколько минут, наслаждаясь моментами, которые я разделила с Дэймоном.

Голубые глаза.

Запах подгоревших круассанов.

Русые волосы, беспорядочно спадающие ему на глаза.

Я покачала головой. Хватит уже.

Я могла бы провести всю жизнь в этих воспоминаниях, но Дэймон ждал. И я знала, что он ненавидит быть вдали от меня слишком долго.

Мой большой палец коснулся двух колец на безымянном пальце, нащупав татуировку под ними – мое настоящее обручальное кольцо. Мы обещали, пока «смерть не разлучит нас», но никто не говорил, что умереть должен только один из нас.

Вытянув вперед другую руку, я прижала скальпель к запястью. Когда я надавила, потекла кровь, но прежде чем скальпель успел нанести существенный вред, его выхватили у меня.

— Даже не думай об этом, – ровным голосом предупредил Зейн.