Я унижен. Я крепко прижимаю ее к себе.

— Ты лучшая из пар.

— Мы в этом вместе, ты и я. — Она снова гладит меня по щеке, ее ласка полна любви. — Все будет хорошо. Я бывала в ситуациях и похуже. Помнишь, когда мы, люди, совершили аварийную посадку здесь, не имея ничего, кроме пары пижам? По крайней мере, теперь у нас есть еда, одеяла и, ну, в общем, многое. — Ее грудь сотрясается от сдерживаемого смеха. — Мы прошли через это, и мы пройдем через это. Все мы. Вместе.

Возможно, она просто говорит мне то, что мне нужно услышать. Возможно, она оказывает мне ту же эмоциональную поддержку, что и племени. Это не имеет значения, потому что это то, что мне нужно услышать. Моя пара полностью доверяет мне. Что я не подведу нас.

И я никогда ее не подведу.

ХАРЛОУ

Я смотрю, как моя пара спит рядом со мной. Лицо Руха расслаблено во сне, но темные круги под глазами не скрыть. Я предполагаю, что он не спал несколько дней, и все это из-за беспокойства за меня. Я люблю свою вторую половинку, но я беспокоюсь о нем. Он был сам не свой.

С другой стороны, я полагаю, что я тоже была не в форме.

У меня остались лишь смутные воспоминания о моей травме. Просто сильная боль, разговор с Рухом внизу, на дне корабля, а потом еще большая боль. Вспышки тепла и доброе лицо Мэйлак.

Может быть, это и хорошо, что я не могу вспомнить. Я думаю о том, что корабль разбит, потерян для нас. Это наша единственная связь с технологиями, и в недрах почти непостижимого компьютера содержится так много информации и так много того, что может помочь нам сделать нашу жизнь здесь лучше, если только я смогу добраться до этого. Это не давало мне покоя последние полгода или около того.

Но, с другой стороны, может быть, и хорошо, что это ушло. Я знаю, что пыталась создать новое оборудование для ша-кхаи, но это было встречено с недоверием. Обогреватель в помещении? Никто этого не хотел. Никто ему не доверял. Мой камнерез? Никто, кроме меня, им не пользовался. Загрузка языка — это единственное, что кто-то нашел полезным, но и этому они не доверяли. Иногда мне кажется, что я навязываю племени то, чего я хочу, а не то, чего они на самом деле хотят для себя. Так что, да, если они довольны копьями, пращами и меховыми одеялами, может быть, тогда мы на этом и остановимся.

Моя грудь болит и наливается, и я знаю, что моего сына нужно покормить. Где-то за пределами нашей маленькой палатки плачет ребенок. Это не он, но мое тело реагирует точно так же — из моей груди начинает течь.

Рядом со мной Рух шевелится, моргая, просыпаясь от крика ребенка. Его взгляд фокусируется на мне, а затем в нем появляется ярость. Он обнимает меня и сокрушительно крепко прижимает к себе.

— Хар-лоу.

— Привет, — бормочу я, скользя руками по его обнаженным плечам. Он чувствует напряжение, как будто все еще носит в груди заботы этого мира. Я чувствую, как мой кхай вибрирует в ответ на его близость, и он отвечает мне. Я улыбаюсь. — Мне уже лучше.

Взгляд, который он бросает на меня, полон боли и беспокойства. Его большая рука ласкает мое лицо.

— Моя пара. Ты… ранена? Целитель?

По крайней мере, он снова заговорил. Я испытываю облегчение, и в то же время я подозреваю, что пока Мэйлак работала надо мной, она, возможно, немного поработала и над ним.

— Я в порядке. Оставь ее в покое. Я уверена, что она устала.

Выражение его лица становится упрямым.

— Если тебе нужно…

— Не нужно, — обещаю я ему. — Правда. Что мне нужно знать, так это все ли в порядке у вас с Рухаром. Где наш сын?

Он проводит рукой по лицу, словно пытаясь сосредоточиться. Он все еще выглядит измученным, бедняжка.

— С… Шорши. Она помогает.

Я делаю мысленную пометку поблагодарить Джорджи позже. Значит, я могу расслабиться, если он с ней. Она позаботится о том, чтобы он был накормлен и счастлив. Мое внимание переключается на мою пару.

— Как ты себя чувствуешь?

— Мне все равно. Ты…

Я прижимаю пальцы к его рту, чтобы остановить его слова.

— Нет, я серьезно, Рух. Ты в порядке? Ты напугал меня.

Его глаза расширяются, а затем на его лице появляется хмурое выражение.

— Я пугаю тебя? Ты… ты… — он запускает пальцы в мои волосы, а затем утыкается лицом мне в плечо. — Я чуть не потерял тебя.

— Я в порядке, — говорю я ему, хотя и преуменьшаю свои чувства. До того, как сюда пришла целитель, я была не в порядке. Я была совершенно не в себе. — Я знаю, ты волнуешься, но Рух, ты тоже беспокоил меня. Мы должны думать о Рухаре. Если тебе придется выбирать между ним и мной, всегда выбирай его… — я замолкаю, когда он издает низкое горловое рычание, как животное.

Поэтому я шлепаю его по руке, потому что с меня хватит этого дерьма.

Он втягивает воздух и смотрит на меня с потрясенным, уязвленным выражением лица.

— Я злюсь на тебя! — говорю я ему. — Как ты смеешь, черт возьми, терять свое дерьмо! У нас есть ребенок! Наш сын! Мы нужны ему!

Страдальческий взгляд Руха не поколебал меня.

— Как думаешь, что я чувствую, зная, что, когда я пострадала, мой супруг полностью потерял рассудок и подвергал опасности нашего сына? Сейчас не только мы с тобой, Рух. Нам нужно думать о ребенке. Я знаю, ты был напуган и беспокоился обо мне, но ты должен, обязан думать о Рухаре. Я не знаю, что бы я делала, если бы со мной что-то случилось, и ты не смог бы позаботиться о нем. Мне невыносимо думать о нашем сыне в одиночестве, точно так же, как твой отец оставил тебя в одиночестве.

Он вздрагивает. Мои слова причинили ему боль. Я чувствую себя самой подлой, безжалостной парой на свете, но все, о чем я могу думать, — это мой маленький Рухар, оставшийся без обоих родителей: меня, мертвой, и его отца, одичавшего. Это не очень приятная мысль.

— Разве ты не подумал о Рухаре? Мы должны быть сильными ради него, даже когда один из нас в беде. Он должен быть на первом месте для нас.

— Я думал о нем, — говорит мне Рух грубым голосом. — Я думаю о Рухаре. Всегда. Но потом я думаю о своем отце и о том, что он не жил после смерти моей матери. Он двигался, но не жил. — Он прижимает руку к груди. — Я думаю о Рухаре. Но… без Хар-лоу я не буду жить.

Слезы обжигают мои глаза. Я протягиваю руку и касаюсь его лица, потому что я так сильно люблю этого большого парня, и мне больно видеть, как ему больно.

— Я тоже люблю тебя, и я бы тоже не хотела жить дальше без тебя. Но мы же родители. Мы не можем быть эгоистами и думать только о себе. Хотел бы ты поступить со своим сыном так же, как твой отец поступил с тобой? Оставить его одного в этом мире? Как он постоит за себя?

Он медленно качает головой.

— Все, что я мог видеть, это тебя… и кровь. Я не думал.

Я киваю.

— Я люблю тебя и никогда бы не бросила тебя, если бы был хоть какой-то другой шанс. Любой. Ты же знаешь, я последую за тобой куда угодно. Тебе даже не пришлось бы спрашивать. Просто знай, что я всегда на твоей стороне.

Вместо того чтобы утешить его, он выглядит еще более обеспокоенным моими словами.

— Что такое? — спрашиваю я.

Он проводит большой ладонью по моей руке, затем по боку, как будто ему нужно прикоснуться ко мне всей и самому убедиться, что со мной все в порядке.

— Я думаю… много раз я думаю о том, чтобы вернуться в пещеру. Жить там. Сами по себе.

— Морская пещера? — спрашиваю. Это то место, где мы провели прошлый год.

Рух кивает, продолжая ощупывать меня руками. Это приятное ощущение. Я слишком устала и измотана, чтобы возбудиться, но одно его прикосновение — это чудесно. Мне это никогда не надоест.

— Морская пещера, — соглашается он. — Но… никакого целителя. Хар-лоу… сильная, но не такая.

Сильная, но не такая?

— Я знаю, что временами мое здоровье было немного хрупким. — Я вспоминаю рождение Рухара, когда я была так больна, что едва могла стоять. И тогда я думаю о своей опухоли головного мозга, которую держит в узде мой кхай. Ладно, может быть, у него есть причина так сильно беспокоиться обо мне.

— Хар-лоу должна оставаться рядом с целителем, — говорит он тихим голосом. — Всегда.

— Всегда?

— Я не потеряю тебя. — Его большие пальцы касаются моей челюсти. — Итак, я живу с шумным племенем. Потому что я живу с Хар-лоу. Я не выживу, если не будет Хар-лоу. — Мои глаза снова наполняются слезами. Черт возьми, я всегда плачу, не так ли? Я хватаю его и притягиваю к себе в страстном поцелуе, и я даже не возражаю, что наши зубы слегка стукаются.

— Я тоже тебя люблю, — шепчу я ему. — Я тоже не смогу жить без тебя.

Он ничего не говорит, просто прижимает меня к себе. Некоторое время мы лежим в моих мехах, просто завернувшись в одеяла и чувствуя нашу связь. Я понимаю, что мне нужно быть более осторожной. Рухар зависит от своей мамы, но Рух не может потерять еще одного человека, которого он так нежно любит. Он уже так много потерял в своей жизни и так долго был одинок.

Это все решает. Харлоу остается с целителем. Может быть, пришло время отказаться от моих поисков по восстановлению корабельного компьютера. Довольно спорно сейчас, когда корабль лежит на боку и, похоже, в любой момент может скатиться в новое ущелье. Но если Рух может отказаться от своих мечтаний о тишине и покое, потому что беспокоится обо мне, я могу отказаться от компьютерной мечты.

Это то, что может подождать до другого дня или другого человека. Мы живем здесь и сейчас, и я должна принять это. Если ша-кхаи довольны костяными копьями и меховыми покрывалами, то кто я такая, чтобы навязывать им обогреватели и камнерезы? Во всяком случае, их больше нет. Я вздыхаю.

Мне кажется, что я снова оказалась в затруднительном положении из-за потери Пещеры старейшин, но, по большому счету, я полагаю, что это очень мало. Мы все вместе. Мы здоровы. Остальное неважно.

Ребенок снова плачет, и моя грудь откликается. Я похлопываю свою пару по плечу.

— Хочешь сходить за нашим сыном, чтобы мы все трое могли прижаться друг к другу?

Он кивает и запечатлевает поцелуй на моей щеке.

— Ты останешься.

— Я никуда не уйду, здоровяк, — мягко говорю я ему.

И я говорю это серьезно.

Глава 4