Они никогда не брали детей старше двенадцати. Чем моложе они были, тем легче было управлять и контролировать их. Приобретенных младенцев всегда продают родители, как и меня, продали в свое время, но они пользуются меньшим спросом.

Мысль о том, что меня продали, заставила меня заново пережить почти тот ад, через который я прошел, чтобы выжить.

«Это то, что ты хочешь услышать? Что я тебя боюсь? Что я все еще боюсь тебя? Да, я боюсь, но это все, что я когда-либо почувствую к тебе. Это необходимость выжить. Ты не можешь контролировать меня дальше..."

Слова Монро громко звенели у меня в ушах, и я почувствовал, как моя рука сильнее сжимает руль, и гнев накатил на меня жесткими, непоколебимыми волнами. В течение десяти лет она позволяла своему страху преобладать над ее здравым смыслом и называла это выживанием. Она была слабой… и, возможно, немного мазохистской. И что же это значило для меня?

Она могла бы остановить меня давным-давно, но вместо этого предпочла уступить. Она хотела сохранить свою драгоценную невинность. Я знаю, она думала, что я говорю о сексе. Это был просто бонус.

То, что я хотел у нее украсть, лежало далеко не на поверхности. Я хотел увидеть ее эгоистичную сторону. Я хотел увидеть, как она спасается. Я хотел развратить ее. Почему? Потому что я чертовски ненавижу героев.

Остальной мир дал бы отпор и проклял бы свою семью, друзей и всех, кого я мог бы использовать против них. Они сделали бы это из гордости, потому что их эго не позволило бы им признать поражение.

По правде говоря, не у многих людей хватило бы сил сделать то, что она сделала. Скорее всего, я бы убил ее тетю и сломал ее маленькую подругу. Она была достаточно умна, чтобы увидеть это. На протяжении многих лет я старался изо всех сил просто посмотреть, как далеко я смогу зайти, прежде чем она сломается. Я хотел сбить ее с пьедестала и запачкать, но она боролась со мной. Все это время она думала, что проигрывает, потому что не видела, в чем была настоящая борьба. В конце концов, она не сломалась, и я стал меньше беспокоиться о ее морали и больше интересоваться собственно ею.

Когда я наконец был готов отпустить ее, она переступила через себя и меня, сдав меня. Ее неповиновение было беспрецедентным. Хотя я хотел развратить ее, я все же требовал контроля. Ей нужно было понять, что она всегда будет моей.

К тому времени, как я остановил машину, я был в темном месте и в еще более мрачном настроении. Я понял, что приехал не домой, но было уже поздно. Мне нужно было удовлетворить потребность, и я не собирался отказывать себе в этом.