— Что... Что значит, рак вернулся? Это какая-то больная шутка? Что это за дата? Это первоапрельский розыгрыш или что-то в этом роде? Подожди... меня разыгрывают? Вот оно, да?

     — Адриана... — бормочу я, боясь посмотреть ей в глаза.

     — Лекс, ты ненавидишь розыгрыши. Скажи мне, что это шутка... больная, извращенная, жестокая шутка?

     С угрюмым лицом я пытаюсь поддерживать с ней зрительный контакт, чтобы она поняла, что это не шутка. Я наблюдаю, как ее лицо превращается в неверие, и внезапно она снова переводит взгляд на Элайджу.

     — Четвертая стадия, Адриана. Слишком поздно, — объясняет Элайджа, его голос монотонен.

     Кровь отхлынула от ее лица, когда его слова дошли до нее. Ее тело отшатывается, руки автоматически летят к животу, начинается дрожь.

     — Что значит «слишком поздно»? — кричит она.

     — Адриана, девочка, четвертая стадия означает, что ему осталось жить всего несколько месяцев, — отец обретает голос, который Элайджа окончательно потерял.

     — Ты лжешь! Чарли... пожалуйста, скажи мне, что они лгут? Это какая-то жестокая шутка, которую вы разыгрываете.

     Лицо Шарлотты залито слезами. Я протягиваю руку и беру ее за руку, которая неудержимо дрожит.

     — Адриана, мне так жаль, у меня нет слов, — плачет Шарлотта.

     Адриана стоит, неустойчиво держась на ногах.

     Моя мама быстро идет следом, чтобы удержать ее.

     — У нас будет ребенок. Через месяц этот ребенок появится на свет, и ты говоришь мне, что тебе осталось жить всего несколько месяцев?

     — Адриана, я не хотел подвергать опасности здоровье ребенка, — голос Элайджи едва слышен.

     — Какой, блядь, смысл? У ребенка не будет отца!

     Рыдания усиливаются в комнате, моя мама и Шарлотта не могут скрыть боль, разворачивающуюся перед нами.

     Адриана стоит на месте, не проронив ни слезинки, пока Элайджа не присоединяется к ней и не обнимает ее, и они оба падают на пол, плача в объятиях друг друга.