Двадцатая глава

Я сижу за столом напротив Найри.  

Свидание пока не представляет собой ничего необычного. Она фантастический повар, готовит какие-то испанские блюда, которые я никак не могу выговорить. Большую часть времени мы говорим о работе, поскольку это, похоже, единственное, что нас объединяет. 

Квартира находится напротив Лонг-Бич с видом на океан, в воздухе витает запах соли и влажности. Когда балконные двери открыты, мягкий ветерок дует на занавески из органзы фиолетового цвета, которые висят у двери. 

— Хорошее у тебя место, — вежливо говорю я. 

Это гостиная открытой планировки, совмещенная со столовой. Мебель вся белая, но не выглядит слишком стерильной. Она приятно украшена вкраплениями ярких цветов и миллионом подушек. 

Что за подушки? Я не придирчивый парень, но я думаю, что любительницы подушек должны иметь предупреждение. 

— Я люблю это место. Переехала сюда около двух лет назад, — она допивает последнюю каплю вина, сообщая мне, что собирается взять еще немного и устроиться поудобнее на диване. Я никогда не понимал, когда люди говорят, что нужно устроиться поудобнее. Разве это не то, что вы естественно делаете? Зачем специально создавать себе дискомфорт? 

Передвинувшись, я сажусь на край, не уверенный, что мне можно испортить тщательно выровненную подушку. Схватив мобильник, я отправляю сообщение просто из любопытства, размышляя, нужно ли поднимать этот вопрос на наших терапевтических сессиях. 

Я: Поскольку ты женщина, не могли бы ты объяснить мне, для чего вам нужен миллион подушек на диване? 

Я не ожидаю немедленного ответа, зная, что у Адрианы сейчас рабочий день. Мгновением позже я с удивлением вижу, как загорается мой экран. 

Адриана: Полагаю, вечер свиданий становится уютным. Честно говоря, я ненавижу подушки. Тебе нужна только одна. Вы собираетесь ставить и убирать их каждый день? 

Этот комментарий сбивает меня с толку. Это совсем не так. Я не хочу этого, не так ли? Найри великолепна, сексуальна, но что-то сегодня не так. 

Я: Она пошла за вином, так что, отвечая на твой вопрос, это не одно из тех свиданий. Ты же знаешь, что Эрик — серийный фрик. 

Найри долго идет за вином. Я тыкаю головой в сторону, не видя ее тени на кухне. Может, она хранит вино где-то еще в своей квартире? Например, где... в спальне? Я наслаждаюсь одиночеством, пользуясь тем, что пишу смс, пока ее нет. 

Адриана: Эрик — чудак во всем. Еще вина? Это не может быть хорошим знаком. Теряешь хватку, Бейкер? 

Какое-то чувство закрадывается в душу, часть меня говорит мне, что нужно уходить. Но почему? Адриана не говорит ничего неправдивого. Набирая текст с рекордной скоростью, я отправляю сообщение, за которым следует сожаление. Я не должен был этого говорить, я не знаю, что это значит, и самое ужасное, что я не хочу, чтобы она чувствовала себя виноватой. 

Я: Может быть, а может быть, это просто не тот человек. 

Я слышу мягкие шаги позади себя и чувствую прикосновение рук Найри, массирующих мои плечи. Я закрываю глаза на несколько мгновений, надеясь, что ее прикосновения как-то связаны со мной, но с таким же успехом это может быть прикосновение девяностолетней старухи, потому что это ощущение неправильное. Все неправильно. 

Мне не следовало отправлять это сообщение. 

Зачем я это сказал? 

Она не отвечает. Я причинил ей боль. Я заставил ее чувствовать себя виноватой, и я знаю это. 

Я переступил черту нашей дружбы, и от одной этой мысли у меня внутри все разрывается. 

Найри, должно быть, чувствует напряжение в моих мышцах, поэтому она сжимает их сильнее, а затем двигается к дивану. На ней тонкий черный пеньюар. Он очень прозрачный, ее розовые соски выделяются под одеждой. Между ее длинными загорелыми ногами и идеальной грудью, она абсолютно сногсшибательна и неотразима для любого мужчины перед ней. 

Кроме меня. 

Глядя, как эта похожая на модель женщина стоит передо мной, готовая доставить мне такое удовольствие, какое я не получал уже давно, можно подумать, что мои штаны готовы лопнуть. И все же я сижу здесь, вялый, как морская звезда, и все, о чем я могу думать, это о том, какая у нее гладкая кожа. 

Когда все, что я хочу поцеловать — это шрамы. 

Как ярко сияют ее глаза, полные жизни. 

Когда все, во что я хочу смотреть, — это глаза воина. 

Какие у нее пухлые и сочные красные губы. 

Когда все, что я хочу попробовать, — это красные, сырые, потрескавшиеся губы. 

Найри протягивает руку, чтобы коснуться меня, и я мгновенно отшатываюсь, пораженный своей реакцией. Я не могу так относиться к Адриане. Я ее друг, и у нас с ней сложилась особая связь, которую невозможно разорвать. Эти мысли ядовиты, как больная карусель эмоций. Не разрушай это доверие. 

— Что-то случилось? — Найри выглядит ошеломленной. 

— Я... у меня много дел, — отвечаю я. 

Она отстраняется, на ее лице видна обида: — Много дел или кто-то другой на уме?

Я уделяю ей все свое внимание и знаю, что следующий шаг будет неправильным. Возможно, я удовлетворю себя сексуально, но в этот раз я знаю о последствиях и мне не нужен другой пластырь, чтобы временно решить проблему.

— Мне нужно идти. Прости, Найри.

Она накрывается подушкой. Ха! Так вот для чего их используют. 

— Она того стоит? — спрашивает она. 

Я обдумываю свой ответ: — Она стоит того. Она просто принадлежит кому-то другому. И всегда будет принадлежать.

*** 

Сейчас два часа ночи, и я не сплю. Сегодняшний вечер прошел не так, как я планировал, и, подливая масла в огонь, мои чувства всплыли на поверхность, и теперь это все, о чем я могу думать. Куда бы ни повернулся, я разрываюсь. Эгоистичная часть меня отказывается игнорировать чувства, простирающиеся дальше, чем просто дружба. Но по ту сторону пруда, в моем беспокойном мозгу, рациональная сторона меня умоляет, чтобы мои мысли прояснились и поняли масштабы желания кого-то недостижимого.

Есть недостижимая, а есть Адриана. 

На следующий день я все еще ничего не слышал о ней. Я предпочел промолчать, заняв себя работой на фрилансе, которую мне удалось найти. Это не самый большой доход, но мой банковский счет выглядит самым здоровым за долгое время.  

После обеда Хейзел предлагает покормить животных, и я нахожу это очень терапевтическим занятием. Мы много говорим о жизни, ее муже и сыне. Хейзел увлечена моим пребыванием за границей и хочет узнать больше о моей жизни до приезда сюда. Чем больше я говорю, тем больше понимаю, как сильно изменилась моя жизнь. Прежний Джулиан без колебаний прыгал в самолет и отправлялся в отдаленные точки мира, отчаянно желая получить журналистское представление о бедности третьего мира. Поразмыслив, я едва ли задерживался в одном месте надолго, пока не добрался до Нью-Йорка. Стабильность штатной должности плюс внештатная работа для New York Times принесли больше проблем, чем я когда-либо хотел признать. 

Как только я перестал двигаться, начались все мои зависимости.

— Мне страшно, Хейзел, — говорю я, поглаживая Клетуса, калифорнийского вакеро Хейзел, известного как дикая лошадь на ферме, — Это самое долгое время с тех пор, как я был в Нью-Йорке, чтобы находился в одном месте.

— Это то место, где ты видишь себя однажды?

— Нет, Лос-Анджелес был побегом. С момента окончания колледжа я мечтал только о путешествиях. И я путешествовал, мне нравилась каждая минута, но потом я почти уговорил себя оставить эту жизнь.

— Жажда странствий, — она улыбается, положив свою ладонь на мою руку, — Это заложено в тебе.

— Откуда мне знать? А что, если это не заложено, а просто механизм преодоления?

— Дорогой мой, я думаю, что в глубине души эмоциональная мотивация твоих путешествий намного перевешивает твои сомнения. Ты помогал людям по всему миру. Ты привлекал внимание к деревням, в которых нет пресной воды, к детям, рожденным в рабстве. Твое сердце чище, чем ты хочешь это признать, и сейчас, как и Клетуса, тебя что-то насторожило.

Я поворачиваюсь лицом к Хейзел, наполовину ожидая увидеть в ее руке хрустальный шар. Она видит то, чего люди еще не видели сами. 

— Уже поздно, — говорю я ей, испуская протяжный вздох, — Может, я приготовлю ужин сегодня?

Она переплетает свою руку с моей, когда мы начинаем идти обратно: — С удовольствием.

Подкрепив наш предыдущий разговор о моем пребывании за границей, я приготовил блюдо, которое мне понравилось в Танзании — пиллау. Хейзел поглотила это блюдо, похвалив меня за мои кулинарные способности. Остатки она кладет в контейнер и объявляет, что идет к Майлзу, зная, что ему тоже понравится это блюдо. 

Оставшись наедине со своими мыслями и все еще не получив ответа, я решаю сделать все хорошо и не позволить молчанию между нами вызвать враждебность или нежелательное внимание.

Я: Я думал о тебе и о свиданиях. Мне не по себе от того, что ты, вероятно, не умеешь этого делать, поэтому я приглашаю тебя завтра на свидание, но это не официальное свидание. Скорее, это будет тренировочное свидание без счастливого конца — да, мне пришлось пойти на это. Покажи мне, что у тебя есть. 

Я бросаю мобильник на подушку, надеясь, что она ответит и одобрит эту идею, но замечаю, что время уже за полночь. Тема «свиданий», очевидно, является больным местом для Адрианы, и на это есть веская причина. Она ясно дала понять — Эллай был ее первым всем. И с учетом этого ее страх вполне оправдан. 

На моей подушке загорается мобильник.  

Адриана: Спасибо, что сказал мне, что я отстойная. У меня нет абсолютно никаких комментариев на твой комментарий о счастливом конце, что странно, так как у меня всегда есть ответ на все, верно? Хорошо, ты на коне. Я надену свой наряд для свидания, или назову его распутным черным платьем, и я даже побрею ноги!

Я не могу сдержать улыбку на лице, радуясь, что она не обиделась на мое сообщение. 

Я: Какого черта ты не спишь? Может, мне еще и ноги побрить? Я действительно побрил ноги... ну, скорее подстриг. Годы игры в баскетбол. Эрик не раз хвалил мои навыки бритья.