Я знал, что она пьяна, но это не ослабило воздействия ее слов.

Она думала обо мне.

Она фантазировала обо мне.

Она считала меня незаменимым.

Черт. Дерьмо. Дерьмо.

Опасные слова от опасной женщины, которая видела во мне больше, чем я думал. Но я сомневался, что она видела меня изнутри, за блестящей внешней стороной. Внутри, где ничего не было. Никаких желаний. Никаких альтернатив. Ничего. Дыра, в которой должны были жить мечты и стремления, но не жили, потому что то, чего я действительно хотел, - мой сын - было так далеко от меня, что я не мог даже мечтать об этом.

— Ты не хочешь быть мной.

— Ага, — согласилась она. — Может, и не хочу. Но я хочу знать, что, если бы это было моим единственным истинным желанием, я могла бы.

Ее признания обнажили ее передо мной, но они не сделали ее слабой. Наоборот. В ней были сила и уязвимость, переплетенные так тесно, что я не мог понять, что из них важнее.

Проведя ладонью по челюсти, я уставился на бутылку водки, а затем обратил внимание на то, как она уделяет мне все свое внимание.

— Ты производишь впечатление человека, который может сделать все. — Может быть, потому, что я сомневался, что она вспомнит об этом утром, но честность показалась мне правильным подходом.

— Правда?

— Я не лгу.

Разве что себе.

Она вздохнула, закрыла глаза и встала.

— Вообще-то лгу. Я, наверное, самая большая лгунья из всех, кого ты когда-либо встречал.

Я сомневался в этом.

Что бы это ни значило, я не понял, пока она стояла. Я наполовину ожидал, что она уйдет. Вместо этого она взяла меня за руку, и я позволил ей провести ею по юбке своего платья, гадая, как далеко она зайдет.

Она использовала мою руку, чтобы сдвинуть в сторону свои кружевные трусики. Мои ногти коснулись губок ее киски. Я не двигал ими. Просто позволил им остаться на месте, пока каждая клеточка моего тела боролась с моей головой.

— Прикоснись ко мне. — В ее глазах не было неуверенности. Только чистая, незамутненная потребность. Ее тон был на децибел ниже умоляющего, но, взглянув на нее, я понял, что она не собирается этого делать.

Я провел пальцем между ее губами, собрал ее влагу, поднес ко рту и просунул палец внутрь.

— Ты такая мокрая от меня.

— Иногда я тебя ненавижу. — Она обхватила губами мой палец и присосалась, так чертовски жадно ожидая, что между нами произойдет.

— Ты ненавидишь то, что хочешь меня. Не путай эти два понятия.

— Может быть. — Она вздохнула, обхватив мой палец, и я понял, что она слишком пьяна, чтобы это продолжалось, с этой уязвимостью, такой обнаженной передо мной. — Бастиан, — простонала она, и мне стало гораздо труднее остановиться. Она произнесла мое имя так, словно это было не просто имя, а дыхание - продолжение ее, словно я уже был внутри нее.

Я вынул палец из ее рта и помог ей успокоиться.

— Ты много выпила. Давай отвезем тебя домой.

— Да, хорошо. Думаю, я все равно хочу спать. — Она прислонилась ко мне, позволяя мне поддерживать ее вес, пока мы шли к моей машине. — Иногда ты такой долбаный засранец, но когда ты милый, это сбивает меня с толку.

И тебя, и меня.

Дело в том, что она могла назвать меня засранцем, но сама не была милой, мягкой или доброй. Она была жесткой. Сильной. Зачатком воина. И я видел ее мягкость только рядом с Тесси... и сейчас. Когда алкоголь свел ее барьеры на нет.

Она промямлила свой адрес, хотя я помнил, где она живет, из ее личного дела. Я помог ей подняться в квартиру и уложить в кровать, когда мы добрались до нее. Квартира была пустой, лишенной индивидуальности, а шкафы - еще более пустыми. Никакого "Адвила". Ни спортивных электролитных напитков. Ничего, чтобы побороть жестокую головную боль, которая, несомненно, будет у нее утром.

По крайней мере, еда могла бы помочь. В холодильнике у нее ничего не было, а в глубине морозилки лежала одинокая упаковка мороженого. Я взял его, ложку и салфетку, а затем направился в спальню. Она лежала на матрасе, сбросив платье на пол, ее тело было сплошь изгибами и кружевами, глаза закрыты, а конечности раскинуты по кровати, как лапша.

Когда я вошел, ее взгляд переместился на меня, и она взяла коробку с мороженым.

— Мороженое дешевле, чем терапия.

— Возможно.

— Ненавижу терапию.

Я приглушил свет, а затем снова повернулся к ней, приподняв бровь.

— Ты была на ней?

Было ли неправильно воспользоваться ее предстоящим состоянием? Возможно. Волновало ли меня это? Ничуть. Были и худшие способы добыть информацию.

Ее глаза закрылись.

— Да. Я все еще хожу, потому что должна.

— Ты ничего не должна, — напомнил я ей.

— Нет, должна. — Она широко открыла рот.

Я сел рядом с ней на кровать, и мое тело проделало огромную вмятину в дерьмовом матрасе.

— Что ты делаешь?

— Я хочу мороженого, но не думаю, что смогу пошевелить руками, даже если попытаюсь.

— Из-за ледяной смены? — Мне нужно было отстранить ее от этой смены. Это был поступок придурка, даже для меня.

— Ты такой придурок. Мое тело болит. Я думала, что я в форме, но, конечно, ты разрушил и эту концепцию.

— Мне свойственно все портить, — согласился я, вспоминая ночи, когда я не спал, размышляя, была ли моя вина в том, что случилось с Эльзой. — Но обычно не без причины.

— Да? А какая у тебя причина заставлять меня таскать сто пятьдесят фунтов льда вверх и вниз по гигантской лестнице несколько раз в день?

— Наказание.

Ответ дался легко.

— За что?

За то, что заставила меня хотеть тебя.

Вместо того чтобы сказать это, я открыл мороженое, зачерпнул немного в ложку и накормил ее. Ее губы обхватили холодный металл, и я потянул его, мои движения были медленными и тягучими. Металл, скользящий по ее губам, вызвал в памяти образ того, как она проводит языком по моему принцу Альберту. Мой член запульсировал, и нижнее белье на ее теле ничем этому не способствовало. Эта женщина могла носить джинсово-голубой брезент и выглядеть чертовски сексуально.

— М-м-м... — Она застонала и закрыла глаза. — Определенно лучше, чем терапия.

Я зачерпнул немного в рот, когда она открыла свой, чтобы откусить еще кусочек.

Ее рот приоткрылся.

— Серьезно?

— Я не могу перестать быть тем, кто я есть.

— Кто ты есть, так это засранец. Это мое мороженое. Я его купила.

— Помнишь, что я обещал сделать в прошлый раз, когда ты назвала меня засранцем?

— Да, пожалуйста. — Она откинулась на простыни, ее обтянутое нижним бельем тело выгнулось дугой в мою сторону. — Я слышу ужасно много разговоров и очень мало траха. — Она бросила мои слова как профессионал, в ее глазах сверкнуло что-то похожее на возбуждение, но потом они опустились, когда она зевнула.

Господи, я надеялся, что она не будет так пить в присутствии других людей.

— Ты - высокофункциональная пьяница. Ты знаешь об этом? — Я отбросил пустую коробку из-под мороженого в сторону, когда она снова зевнула. — Тебе нужно поспать, иначе ты почувствуешь это, когда проснешься.

— Ты уходишь?

Я встал и поправил одежду, а заодно и свою эрекцию.

— Да.

— Уже поздно.

Я посмотрел на часы. Почти пять утра, но мне не нужно было никуда идти до встречи с Джио в четыре.

— Ты просишь меня остаться?

— Я просто говорю, что ты привез меня домой, уже поздно, и я не думаю, что тебе безопасно вести машину, когда ты устал.

Я наблюдал за тем, как она с трудом натягивает на себя одеяло.

— Значит, ты просишь меня остаться...

Она отказалась от простыней, прежде чем я наклонился вперед и накинул их на ее тело.

— Да, я прошу тебя остаться. Доволен?

Не очень. Кроме Эльзы, я никогда не проводил ночь с женщинами, с которыми спал, так что провести ночь без секса было бы еще хуже. Это все усложняло. А я не люблю сложные вещи.

Но было поздно, и я устал, поэтому снял туфли, скинул пиджак, расстегнул рубашку, стащил ее с торса и спустил брюки с ног.

Она приоткрыла глаза, разглядывая мои татуировки, и обратила внимание на ту, что с именем Эверетта под моей грудной клеткой.

— Что ты делаешь?

— Ложусь с тобой в постель. Ты думаешь, я буду спать на этом диване?

— Он раскладывается в кровать.

— Если матрас на твоей кровати такой дерьмовый, то матрас на диване будет еще хуже.

— Виновата моя дерьмовая зарплата.

— Твоя "дерьмовая зарплата" вдвое больше, чем у любого другого бармена в городе. Не говоря уже о чаевых, которые ты получаешь как самый привлекательный бармен в штате.

— Ты считаешь меня привлекательной?

— Я трахал твой рот, просовывал пальцы в твою задницу и прижимал своего принца Альберта к твоей точке G. Что скажешь? — Я скользнул под простыни, протянул руку и притянул ее ближе, так что ее тело полностью прижалось к моему.

— Что? Я... — Она испустила тревожный вздох, но я зарылся лицом в ее шею и закрыл глаза, потому что к черту все.

Если я и делал это, то делал так, как хотел.

Я прижался губами к нежной коже на ее шее.

— Заткнись и спи.

В кои-то веки она послушалась меня и расслабилась, прижавшись к моей груди без всякого протеста. Я сказал себе, что это ничего не значит. Я мог сказать Ари, что я не лжец, но я упустил одну вещь.

Я хорошо умел лгать самому себе.