18





Он был так близко к моему рту, что я чувствовала его дыхание на своем языке.

Я чувствовала холодный мятный запах его жвачки, когда он говорил почти вплотную к моим губам.

Проходят долгие минуты, пока я успокаиваю бешеное сердцебиение, пока Нера везет нас домой. Удивительно, но она ни словом не обмолвилась о том, чему была свидетелем, вместо этого увлеченно рассказывая о своей тренировке.

Слава Богу, что она ворвалась именно тогда, когда ворвалась.

Мне стыдно признать, что я не смогла бы остановить это. Что это я сама выгибала бедра навстречу ему и упиралась в его колено, прижатое к моему центру.

Я так же отчаянно желала его, как и он меня.

Другая часть меня не стыдится.

Она возбуждена до чертиков.

Одно прикосновение ― и я уже извивалась на его руках, нечленораздельно мычала и подчинялась его приказам. Я не могу представить, каково это ― полностью отдаться ему.

Я чувствую, как в животе становится жарко, когда вспоминаю, как он так легко овладевал мной, заставляя меня руками делать то, что он хотел.

Его доминирующие прикосновения возбуждают меня и заставляют умолять о большем.

― Ты в полном дерьме, детка. ― Говорит Нера, наконец признавая то, что она видела, когда сворачивает на парковку.

Я не притворяюсь, что не понимаю, о чем она говорит.

― Потому что я чуть не изменила Картеру?

― Нет, потому что тебе нравится Рис. ― Говорит она совершенно серьезно.

― Он мне не нравится. Признаюсь, я немного увлеклась, мне... мне просто нужно найти способ физически отстраниться от него.

― У тебя на него определенно большой стояк, это точно. А почему бы и нет? То, чему я только что была свидетелем, было сексуальнее, чем половина порнофильмов, которые я видела. ― Она говорит, и я смеюсь над этим. ― Но он тебе тоже нравится. Я видела тебя рядом с ним достаточно раз, чтобы понять, что это не просто сексуальная химия.

― Он не может мне нравиться. ― Я говорю ей: ― У меня есть парень.

Она выключает зажигание и поворачивается на своем сиденье лицом ко мне, некоторое время молча рассматривая меня, прежде чем заговорить.

― Ну, может, нужно избавиться от парня.



Наступил день игры, и я официально схожу с ума.

Вчера я легла спать в хорошем настроении. Последние несколько дней я прикладывала к лодыжке лед и приподнимала ее в соответствии с инструкцией, и чувствовала себя здоровой. Я мысленно настроилась на игру, испытывая одновременно волнение и предвкушение того, что наконец-то сыграю еще один матч.

Все указывало на то, что сегодня будет хороший день.

Но проснувшись, я почувствовал себя... не в своей тарелке.

В животе появилось ноющее чувство, от которого я никак не могла избавиться. Я знала, что это тревога, но никак не могла превратить ее в мотивацию.

Кроме того, я порвала одну из своих любимых повязок, когда надевала ее, и, как человек суеверный, это дурное предзнаменование меня насторожило.

Теперь я сижу на полу в спальне перед зеркалом и отчаянно пытаюсь самостоятельно заплести французскую косу. У меня так дрожат руки, что я не могу заплести ее достаточно туго.

Беллами с Роугом, Нерой и Сикс пошли на стадион пораньше, чтобы занять хорошие места.

Я одна и пытаюсь заплести косу, и, хотя это, наверное, кажется глупым и несущественным, этого достаточно, чтобы встревожить меня и вывести из равновесия.

Я понимаю, что моя уверенность в себе не так уж тверда, как я пытаюсь ее представить. Несмотря на то, что я конкурирую и всегда выкладываюсь по полной, в глубине души я боюсь, что этого недостаточно.

Не в Швейцарии.

Я боюсь, что первый матч сезона покажет не только то, как я выгляжу в сравнении с более опытными соперниками, но и то, что я могу ожидать от своей игры до конца сезона.

Я определяю себя в значительной степени по тому, насколько хорошо я играю в футбол, поэтому мысль о том, что я в лучшем случае середняк, трудно проглотить.

Я хочу выйти на поле и провести потрясающую игру, но все сомнения и неуверенность кричат в моей голове, заглушая все позитивные мысли.

Это еще более обидно, потому что последние несколько недель я потратила на укрепление своей уверенности в себе, и мне неприятно, что даже после всей этой работы я могу заставить себя чувствовать себя так.

Я падаю духом.

Я многократно провожу руками по лицу, отчаянно пытаясь вытеснить эти мысли из своего мозга.

― Что ты делаешь?

Я издаю испуганный крик и опускаю руки. Рис стоит в дверях моей комнаты и бесстрастно смотрит на меня.

Мое сердце гулко ударяется о грудную клетку, когда я вижу его.

― Что ты здесь делаешь? И как ты сюда попал? ― спрашиваю я.

Он зажимает связку ключей между большим и указательным пальцами.

― Меня прислала Беллами. Она подумала, что я могу тебе понадобиться. ― Он заходит в комнату и направляется ко мне. ― Я сказал ей, что, очевидно, ты никогда не признаешься в этом. ― Он говорит, его губы изгибаются вверх.

Я слегка улыбаюсь, и напряжение с моих плеч спадает. Но он, видимо, что-то замечает в моей улыбке, потому что садится на пол рядом со мной.

― Что случилось, любимая?

Вместо того чтобы сказать ему, что ничего не случилось, я решила в этот раз быть честной.

Или хотя бы частичную честность.

― Тебе это покажется глупым, но я не могу заплести волосы, и у меня от этого скоро будет нервный срыв.

Его глаза переходят с моего лица на волосы и обратно.

― Это часть твоего ритуала перед играми?

Я почти незаметно киваю, и он делает то же движение в мою сторону, более решительно.

― Хорошо, принеси мне резинку для волос и посмотрим, что я смогу сделать. ― Говорит он.

Прежде чем я успеваю обдумать его слова, он встает и наклоняется, чтобы подхватить меня, и тянет назад, пока я не оказываюсь сидящей перед кроватью. Он поднимает одну ногу надо мной и садится на кровать так, что я оказываюсь между его ног.

Все это заняло меньше двух секунд.

Я поворачиваюсь к нему в замешательстве.

― Ты хочешь заплести мне косу?

― Покажи мне инструкцию или что-то в этом роде, чтобы я мог попробовать повторить.

― Ты серьезно? ― переспрашиваю я, все еще сомневаясь.

― Слушай, я не обещаю легендарного результата или даже успеха на данном этапе, но я постараюсь.

Я густо сглатываю, тронутая его стараниями.

― Хорошо, спасибо.

― К тому же, не похоже, что ты позволишь моим рукам делать с тобой что-то еще. Если это единственный способ прикоснуться к тебе, я согласен. А теперь дай мне резинку для волос. ― Приказывает он.

У меня на запястье намотана парочка: пушистая розовая и черная. Я снимаю их обе и передаю ему через плечо.

Схватив телефон, я включаю для него обучающее видео, и несколько минут мы просто сидим молча, пока он трудится. Я слышу за спиной разочарованные стоны и бормотание «что черт возьми это значит?» и не могу удержаться от хихиканья.

Он поднимает голову и смотрит на меня в зеркало.

― Что-то смешное?

Я изо всех сил подавляю хихиканье.

― Извини, просто у тебя такое сосредоточенное выражение лица. Мне кажется, я никогда не видела тебя таким сосредоточенным, даже на тренировке.

Он смеется.

― Я несколько раз заплетал волосы своей маме, так что я надеялся, что мышечная память сработает, но нет. Ничего. Ноль. Я полагаюсь только на инстинкт и, честно говоря, не представляю, как вы, девочки, это делаете. У меня в руках миллион прядей волос, и я понятия не имею, куда их девать. Мне кажется, что обезвредить бомбу было бы проще. ― Он хмурит брови, возвращаясь к моим волосам.

― Все в порядке, правда. Я могу...

― Нет.

― Нет?

― Мы никуда не пойдем, пока я не разберусь с этим. ― Он отпускает мои волосы и снова запускает видео. ― И пока ты не скажешь мне, что тебя действительно беспокоит.

― Что ты имеешь в виду? ― спрашиваю я, прикидываясь дурочкой.

― Я вижу, что тебя что-то расстраивает, и это связано не только с волосами. ― Говорит он, гладко закручивая пряди вместе. Он смотрит в зеркало, его глаза пронзают меня насквозь. ― Скажи мне, что это?

Я отворачиваюсь, разрывая контакт. Я не уверена, что хочу рассказывать ему о своих страхах и тревогах, не тогда, когда кажется, что эти эмоции ему чужды.

― Ты готова.

Я снова смотрю на него в зеркало, и мое сердце замирает в горле от его слов.

― Если это то, что тебя волнует, то ты готова. Ты приложила все усилия, и сегодня ты наконец-то сможешь продемонстрировать это.

Он говорит это так спокойно, как будто совершенно не сомневается в том, на что я способен и как я сегодня проявлю себя.

Это настолько противоречит моему внутреннему монологу, что я даже не знаю, как ему ответить.

― А что, если ты ошибаешься? ― спрашиваю я, и легкая дрожь в голосе выдает мою уязвимость, которую я хотела скрыть.

Он откидывает мою голову назад, чтобы она опустилась на его колени, и я поднимаю на него глаза.

― Ты веришь, что ты так же хороша, как они?

Его взгляд скользит по моей шее вниз, туда, где мое горло дергается, когда я сглатываю. Он снова тянет меня за волосы, когда я не отвечаю.

― Я боюсь ― правда, тревожусь, ― что этого все равно будет недостаточно. Что даже с дополнительным обучением я все равно не справлюсь. Что, может быть, они дали стипендию и звание капитана не тому человеку. ― Говорю я ему, наконец-то признавшись в своих худших опасениях.

Он рассматривает меня с минуту, его глаза с интересом следят за движением моих губ.

― Чтобы вести за собой команду, нужна уверенность. Нужно верить, что ты готов, и верить, что ты лучший, иначе ты саботируешь себя еще до того, как выйдешь на поле. С тем же успехом можно вообще не играть. ― Он говорит, проводя пальцами по моим волосам, отчего по коже бегут мурашки. ― Я знаю, на что ты способна, я видел это. Я бы не стал обманывать тебя и давать тебе ложную надежду, если бы считал, что ты не так хороша, если не лучше, чем та команда, с которой тебе предстоит встретиться сегодня. Но сейчас ты должна в это поверить. Скажи мне, что ты готова.

― Я готова. ― Говорю я ему, стараясь придать своему голосу уверенности.