2

Когда колеса коснулись асфальта, Тайер испустила небольшой вздох облегчения.

— Слава богу, все закончилось.

Тайер не очень хорошо переносит тесные пространства. Провести шесть часов в летающей банке из-под сардин, втиснувшись в кресло 42А с моей головой на ее плече и, видимо, моей слюной на ее рубашке, было для нее нелегко. Она — храбрец.

Она не выглядит хуже после этой поездки. Девушка собирает свои длинные серебристые волосы в высокий хвост, браслеты на ее тонком запястье звенят, когда она это делает. Ее миндалевидные глаза удивительного голубого оттенка, которые кажутся намного свежее моих, я уверена.

Когда она закручивает хвост, я не могу не смотреть. Годы занятий спортом и просто природный атлетизм придали ее движениям грацию, которую я хотела бы иметь. Она излучает силу, уверенность и изящество во всем, что делает. Она сморщила свой маленький носик и высунула язык в мою сторону, когда заметила, что я смотрю на нее.

— Кто нас заберет?

Я смотрю вниз на информацию, которую я сохранила в заметках.

— Я, конечно, скажу это неправильно, но ее зовут Сикстайн Телье.

— Как номер? (прим. пере.: sixteen — цифра шестнадцать, созвучна с именем героини). — Спрашивает она, когда мы выходим из самолета и направляемся к пограничному контролю. — Интересно, как она стала нашим гидом и сопровождающей?

— Скорее, как резиденция папы римского в Сикстинской Капелле. Может, ей было скучно, вот она и вызвалась.

— Богатым людям не бывает скучно. Они просто катаются на страусе или убивают бедняков ради спортивного интереса, если начинают скучать.

Я сделал паузу.

— Отсылка к «Игре в кальмара»?

— Ага.

Как только мы прошли пограничный патруль, мы направились к выдаче багажа.

— Я собираюсь быстро позвонить маме и сообщить ей, что мы приземлились. — Говорю я Тайер, когда мы стоим перед вращающейся дверью.

— Передавай ей привет от меня. Я собираюсь позвонить Картеру.

Я ничего не говорю в ответ, но мне это и не нужно. Она знает, что я думаю.

Картер — парень Тайер уже два года. Два месяца назад, в «момент сильного опьянения», Картер «совершил ошибку» и переспал с девушкой, но «это ничего не значило». В довершение ко всему, девушка была соперницей Тайера по футбольной команде. Моя подруга видела его на трибунах, когда он болел за нее на их играх.

Мудак.

По тому, как Картер описывал ей это — снимая с себя всю ответственность, — можно было подумать, что он споткнулся и его член случайно вошел в эту девушку.

Я проклинала его, когда она его ненавидела, обнимала ее, когда она плакала, и поддерживала, когда она приняла его обратно. По моему мнению, он не заслуживал и обрезка ногтя на ее ноге, не говоря уже о втором шансе.

Но она хотела стабильности, которую он обеспечивал, и я это понимала. Ее домашняя жизнь была хаотичной, и ей нужен был кто-то, кроме лучшей подруги, чтобы утешить ее в моменты, когда становилось слишком тяжело.

Он был идеальным поддерживающим парнем с тех пор, как они снова стали вместе, но я не спускаю с него глаз и наточила ножи на случай, если он снова облажается.

В глубине души я знаю, что это воссоединение будет недолгим. Картер просто слишком незрелый для Тайер. Ее мечты и амбиции могли бы в одиночку управлять небольшой страной, и у нее есть трудовая этика, чтобы подкрепить это. Она собирается изменить мир, и в один прекрасный день он окажется в ее зеркале заднего вида. Разрыв между ними, вызванный его изменой, только усилится с ее переездом в Швейцарию.

Я нажимаю вызов на мамином номере.

— Привет, мам, — говорю я, когда она берет трубку.

— Привет, дорогая. Так приятно слышать твой голос. Я уже скучаю по тебе!

Я пытаюсь игнорировать чувство вины, которое гложет мой желудок. Моя мама — мое доверенное лицо, моя самая большая поддержка, мой лучший друг. Она и я — и Тайер — против всего мира с момента моего рождения.

Она встретила моего отца в баре, дальнобойщика на остановке в Чикаго, и они провели ночь вместе. Когда она узнала, что беременна, он просто сел в свой грузовик и уехал, и больше о нем ничего не было слышно.

Моя мама работает на трех работах и иногда по шестнадцать часов в день, чтобы свести концы с концами. Она убирает дома и офисы, а также работает в том же ресторане, где я обслуживала столики. Несмотря на то, что мы испытывали финансовые трудности, она всегда давала нам избыток любви и оптимизма.

Расставание с ней было одним из самых трудных решений, которые мне когда-либо приходилось принимать. Энтузиазм, который я испытала, получив стипендию, резко спал, когда я поняла, что это означает оставить ее дома. В конце концов, моя мама и слышать об этом не хотела — я уезжала, и на этом все заканчивалось.

Как я уже сказала, она мой самый большой сторонник.

— Я тоже скучаю по тебе. Мы только что приземлились и ждем наш багаж.

— Как прошел твой первый международный полет? Ты влюбилась в своего горячего европейского соседа? — Спрашивает она, вздергивая брови.

— Нет, мам. У мужчины рядом со мной было то, что он называл «изжогой путешественника», и он постоянно рыгал, пока я не заснула. Я так же, как и ты, потрясена, узнав, что фильмы «Холлмарк» врут, мам.

— Ну, может быть, ты встретишь кого-нибудь в Швейцарии, — говорит она с надеждой.

На втором месте после счастья, моя мама не хочет ничего, кроме того, чтобы я кого-то встретила. Она видела, как изменилась Тайер с тех пор, как была с Картером (до измены, конечно), и она хочет того же для меня.

Не то чтобы мне было неинтересно, просто я еще не встретила никого, кто бы меня заинтересовал. Небольшая часть меня надеется, что я встречу кого-нибудь в АКК, но тревожная часть меня знает, что я там только из-за академической стипендии. От меня будут ожидать постоянного поддержания уровня успеваемости и личного превосходства, и это должно стать моей основной задачей.

Но я не хочу разочаровывать или волновать ее.

— Посмотрим. — Говорю я безразлично.

— Я просто не хочу, чтобы ты была настолько поглощена учебой, что упустила жизнь, милая.

— Я знаю, мам. — И чтобы успокоить ее. — Может быть, я встречу француза, который отвезет меня в Париж.

— Если ты это сделаешь, тебе придется позвонить мне с вершины Эйфелевой башни!

Пообещав маме, что я воспользуюсь снижением возраста для выпивки, я кладу трубку и возвращаюсь к Тайер, у ног которой стоят оба наших чемодана. Она выглядит раздраженной.

— Что случилось?

— Ничего. — Я поднимаю на нее бровь. — Ничего важного. Мы с Картером поссорились, вот и все. — Она обхватывает себя руками и смотрит в сторону.

— Мне жаль. — Я делаю паузу. — Поможет ли тебе, если я скажу, что законный возраст для употребления алкоголя здесь 18 лет?

Она смеется.

— Боже, да, поможет.

Мы берем наши чемоданы и направляемся к выходу, который ведет нас к секции прилета. Когда двери открываются, я вглядываюсь в толпу людей, ища кого-нибудь с табличкой АКК.

В бесцветном море людей мой взгляд останавливается на рыжих волосах. Они выделяются, как солнце, выглядывающее из-за туч после грозы. Я опускаю взгляд и рассматриваю знак, который она держит в руках, с надписью Уолш/Уорд.

Я указываю Тайер на нее.

— Вот она.

Когда мы приближаемся к той, кто, как мы предполагаем, является Сикстайн, я впервые вижу ее во всей красе. Яркая улыбка — первое, что я замечаю. Как и ее волосы, она выделяет ее в толпе. Море веснушек покрывает ее щеки и нос, несколько веснушек разбросаны вокруг рта. Ее глаза сверкают на круглом лице, когда она наблюдает за нашим приближением.

— Привет! — Говорит она, и я улавливаю слабый намек на акцент. — Вы, должно быть, Беллами и Тайер. Я Сикстайн, приятно познакомиться.

— Мне тоже приятно с тобой познакомиться.

Она наклоняется, и я вопросительно смотрю на нее.

— О, простите, я виновата. — Говорит она и шлепает себя по лбу ладонью. — Я собиралась поцеловать тебя в щеки, но не думаю, что там, откуда ты родом, так делают.

Тайер смеется.

— Нет, но мы обнимаемся.

— Мне это подходит, — говорит она, наклоняясь и обнимая нас обоих. — Пойдемте, возьмем машину и отправимся в путь. — Она берет сумку Тайер и начинает идти, возбужденно говоря на ходу. — Я очень рада, что вы здесь. Не знаю, говорил ли вам кто-нибудь, но мы будем жить вчетвером в одних апартаментах.

— Вчетвером?

— Нера — четвертая. Она моя лучшая подруга и, как говорят, настоящая крутая штучка. Она японка, выросла в Гонконге, говорит на четырех языках и профессионально занимается фехтованием. Она надеется попасть в национальную команду в следующем году. А еще у нее острый, как бритва, ум. Нет ничего, чего бы она не смогла сделать.

— Похоже, мы поладим, — говорит Тайер, подмигивая в мою сторону.

— Похоже, ты наконец-то встретишь кого-то более конкурентоспособного, чем ты сама. Кто бы мог подумать, что это возможно?

— Эй, только не надо так выдавать мой титул. Пока не доказано обратное, я остаюсь «Самым конкурентоспособным человеком на свете».

— Только время покажет, — сухо говорю я.

К этому моменту мы добрались до парковки, и Сикстайн подогнала переноску к внедорожнику Porsche.

— Это твоя машина?

— Нет, это машина Неры. Мой Mercedes проходит техосмотр.

— Конечно, — говорю я, как будто каждый день встречаю 18-летних, которые водят машины за сто тысяч долларов.

Когда Сикстайн выезжает с парковки, она поворачивается к нам.

— В брошюре написано, что АКК находится в Обоне, но на самом деле он расположен немного дальше в сельской местности. Дорога займет у нас около часа.

— Не стесняйтесь вздремнуть, вы, ребята, должно быть, устали после перелета.

Ее акцент становится все более заметным по мере того, как она продолжает говорить. Я не могу точно определить его — преимущества того, что я никогда не покидала страну, — но я думаю, что это может быть французский.

— Спасибо, Сикстайн, — говорю я, прежде чем добавить. — Тебя назвали в честь Капеллы папы римского?