Я не вижу, что с ним происходит, поскольку Хоук хватает меня как раз в тот момент, когда моя рука метнулась к шее, ощущая на ней скользкую влажную кровь. Она не моя, но я также чувствую рельеф шрама под моей ладонью. Шрам, который я скрывала пятнадцать лет, и который до сих пор снится мне в кошмарах, когда я снова и снова переживаю смерть в своей голове.

-Я рядом, - успокаивает Хоук. -Я рядом, дикая кошечка.

Но я слишком ошеломлена, слишком потеряна в воспоминаниях о том, как у меня появился этот шрам, и не могу говорить.

Вот пятнадцатилетний Энцо борется, пытаясь добраться до меня, вот кровь во рту от того, что я укусила Николаса за ухо, когда он пытался дотронуться до меня, а потом холодный, острый край бутылки на моем горле, разрезающий кожу.

Я вздрогнула от яркого воспоминания. Я умерла. Возможно, не только в тот вечер.

Доктор сказал, что мне повезло, что я осталась жива, но каждый день я чувствовала себя... оцепеневшей - вот лучший способ описать это.

Руки крепко обнимают меня, успокаивая, воспоминания начинают отступать, когда сильная, но нежная рука мягко тянет за запястье, пытаясь убрать мою ладонь от шеи.

Энцо смотрит на эту руку, бледность на его коже, вероятно, не отличалась от моей. Я задалась вопросом, понял ли он, что произошло, или переживал тоже самое, что и я...

-Я в порядке, - прохрипела я, не желая показывать ему, открывать эту рану. -Не моя кровь.

Но он не останавливается.

-Энцо! - я пытаюсь бороться с ним и проигрываю. Он отдергивает мою руку, прижимая ее к боку, и, если это возможно, то еще больше бледнеет, глядя на зазубренный шрам, пересекающий мое горло.

-Блэйк? - руки Хоук сжимаются крепче.

Глаза Энцо встречаются с моими, и на мгновение они принадлежат тому пятнадцатилетнему мальчику, который бросил меня.

Его рот открывается и закрывается, формируя слово без единого звука.

Но потом он снова смотрит на шрам, и я слышу его.

Одно-единственное слово, произнесенное шепотом и почти потерянное в хаосе:

-Лира...