— Что случилось?

— Ничего. — Я снова попыталась вырваться, но он поймал меня в ловушку.

— София, — предупредил он.

— Дакота, — передразнила я.

— Поговори со мной, детка. Я просто задал вопрос. Почему ты пытаешься сбежать?

— Это был просто вопрос?

— Что ты имеешь ввиду?

— Деньги, — фыркнула я. — Все всегда сводится к деньгам.

Дакота расслабил руки, но только для того, чтобы он мог повернуть нас, прижимая меня к дивану.

— Ты думаешь, мне нужны твои деньги?

— Зачем еще ты спрашиваешь о деньгах моей семьи?

Он нахмурился.

— До меня тебя когда-нибудь трахал настоящий мужчина?

— О чем ты говоришь?

— Настоящий мужчина. Ты когда-нибудь трахалась с настоящим мужчиной?

— Я не понимаю.

— Тогда ответ будет «нет», ты этого не делала. К концу этой недели я буду внутри тебя достаточно, чтобы ты начала чувствовать разницу.

Я моргнула, глядя на него, совершенно сбитая с толку.

— Что?

— Настоящий мужчина не будет трахать тебя из-за твоих деньг. Он трахает тебя, потому что ты великолепна. Потому что ты кончаешь как ракета. Потому что у тебя есть глаза, которые показывают ему все, что ты чувствуешь. Он трахает тебя, потому что никогда не чувствовал себя лучше.

— О.

— Да, о. Мне насрать на твои деньги. — С этими словами он отпустил меня и встал, сжав кулаки по бокам. — Мне было просто любопытно. Но когда-нибудь я просто спрошу твоего брата.

Черт возьми. Он был другим. Я бы не совершила ошибку, снова недооценив Дакоту.

Прежде чем он успел уйти, я протянула руку и взяла его за запястье. Затем я посмотрела на него, надеясь, что то, что он сказал, было правдой — что он мог прочитать извинение в моих глазах.

Он вздохнул, покачал головой и разжал кулаки. Затем он снова лег на диван, вернув нас обоих на то место, где мы были раньше.

Я снова прижалась к нему, просунула руку под его рубашку и положила ладонь ему на сердце.

— Мой прапрадедушка купил небольшую пекарню в городе на рубеже веков. Когда этот бизнес принес прибыль, он купил другую И еще одну. Пока он не накопил свое богатство.

Он начал с малого - с пекарни, а потом с цветочного магазина. После нескольких ресторанов он занялся строительством объектов недвижимости. Это вылилось в инвестиции в сталелитейные заводы и судоходные компании. Теперь «Кендрик Энтерпрайзиз» располагала миллиардами долларов и предприятиями всех форм и размеров.

— Мне это нравится. — Дакота просунул руку обратно под подол моей рубашки, рисуя круги. — Один парень создал это наследие для своей семьи. Начал с малого. Заработал все это сам.

— Мне это тоже нравится. — Я всегда гордилась тем, что моя семья накопила такое богатство, потому что многие Кендрики были целеустремленными и умными. Возможно, мне этого не хватало, но это не означало, что я не гордилась своим именем и достижениями своей семьи.

Каждое поколение удваивало состояние предыдущего лидера компании. Мой отец почти утроил успех папы. И Обри была готова обойти всех мужчин Кендриков.

Я гордилась своей сестрой, сказать что—то вроде «спасибо» было недостаточно.

Но хотя я пропустила слова благодарности просто потому, что больше заботилась о себе, чем о других, я боялась сказать Обри, что восхищаюсь ее успехом. Потому что, хоть я могла часами говорить ей комплименты, ей нечего было сказать в ответ.

Я не сделала ничего, чем могла бы гордиться Обри.

До сих пор я жила на деньги своей семьи, а с тех пор, как мне исполнилось тридцать, на свой многомиллионный трастовый фонд. Это было то, что получили все прямые потомки моего прапрадеда.

Мне нравилось представлять, что мой прапрадедушка был очень похож на Дакоту. Амбициозный. Трудолюбивый. Авантюрный.

Может быть, он научил бы меня большему, чем просто тому, каково это - быть с настоящим мужчиной. Может быть, он научил бы меня кое-чему и об этих качествах тоже. Может быть, он научил бы меня перестать прятаться за своими деньгами и сделать что-то со своей жизнью.

Может быть, в какой-то мере он уже это сделал.

— Спасибо, — сказала я ему в грудь.

— За что?

— Я не знаю. Но я хотел это сказать.